Адмирал Империи 45 (СИ) - Дмитрий Николаевич Коровников
— Ты ничего не понимаешь, — процедил он сквозь стиснутые зубы, тыча пальцем в грудь сына с такой силой, что мог бы проткнуть броню. — Эта корона, скипетр и держава — ключ к власти и неотменные ее атрибуты. Символы, без которых невозможна легитимность.
Никита прищурился, его голос стал тише, но каждое слово звенело, как сталь:
— И что ты с ними будешь делать, сам провозгласишь себя императором? — спросил он, наклонив голову набок, словно изучая интересный экспонат в музее. — Он жив, отец. Пока Иван Константинович дышит, ты — никто. Просто очередной вельможа с золотой игрушкой в руках. Ты можешь сколько угодно потрясать этой короной у себя над головой, от этого царем ты не станешь…
Трубецкой замер, его рука, готовая ударить, повисла в воздухе, словно подвешенная на невидимых нитях. Слова сына вонзились в него, как осколки шрапнели, пробивая броню его самомнения, вскрывая потаенные сомнения, которые он так тщательно скрывал даже от самого себя. Князь отступил на шаг, глядя на Никиту со смесью ярости и странного, почти болезненного восхищения, невольного уважения к прямоте и ясности мышления юноши. Мальчишка был прав, и это бесило его больше всего — признать собственную ошибку было сложнее, чем признать поражение от чужой руки.
Никита Львович медленно повернулся к обзорному экрану, где чернота космоса простиралась бесконечно, изредка озаряемая далекими вспышками умирающих кораблей — словно звезды, гаснущие одна за другой. В его голове роились мысли, одна коварнее другой, сплетаясь в причудливый узор возможностей и новых планов. Иван Константинович — сто процентов кость в горле, да. Но что, если эта кость исчезнет? Что, если мальчишка вдруг… перестанет быть проблемой? Что, если трон освободится?
Он подошел к панели, взял скипетр и медленно повертел его в руках, будто взвешивая не только массу золотого жезла, но и тяжесть своих амбиций, свои шансы в этой большой игре. Металлический стержень, увенчанный гордо расправившим крылья золотым орлом, был холодным и тяжелым, как его собственные амбиции, нереализованные и оттого еще более яростные.
Действительно, в глубине души Трубецкой давно лелеял эту мечту — возложить корону на свою голову, превратиться из простого имперского адмирала в государя и самодержца Всероссийского, владыку звезд и планет. Он часто видел этот образ в своих снах: себя на троне в Большом Императорском Дворце на Новой Москве-3, окруженным сенаторами и министрами, склонившими головы перед его величием, беспрекословно выполняющими каждое его желание. Но живой император, пусть и ребенок, по-прежнему стоял у него на пути как непреодолимое препятствие. Хитрюга Васильков увел его, обманул всех, оставив Трубецкого с пустыми побрякушками, словно ребенка с блестящими безделушками. И теперь этот чертов контр-адмирал где-то там, в бескрайних просторах космоса, точно смеется над ним, наслаждаясь его унижением.
— Васильков когда-нибудь допрыгается и заплатит за все свои делишки, — наконец произнес князь Трубецкой, его голос был низким и хриплым, как звук рвущегося металла под давлением. — Он думает, что перехитрил меня, но я найду его. И мальчишку-императора тоже. Найду, чего бы мне это ни стоило.
— И что потом? — Никита Никитич шагнул ближе, тон его голоса по-прежнему оставался насмешливым, почти издевательским, но в глубине его глаз мелькнуло что-то похожее на любопытство и даже одобрение. — Убьешь нашего императора? А после объявишь себя царем? Сенат не примет тебя, отец, и простые колонисты тоже. Ивана любят… Он символ стабильности в хаосе гражданской войны.
— И меня полюбят. А продажный Сенат примет того, у кого сила, — отрезал Трубецкой, положив скипетр обратно на пульт с почти церемониальной осторожностью. — Для начала мы найдем беглецов. А после подумаем, что с ними делать. У меня будет время обдумать все варианты.
Никита Львович надолго замолчал, погрузившись в свои мысли, но в его глазах загорелся холодный расчет, предвестник будущих решений, которые перевернут судьбы звездных систем. Трубецкой-младший внимательно смотрел на отца, пытаясь по мельчайшим движениям его лица, по напряжению мышц, по блеску в глазах понять, насколько далеко тот готов зайти в своих амбициях. Князь мечтал о троне — это было очевидно даже случайному наблюдателю. Но живой император делал эту мечту невозможной, недостижимой. Значит, мальчишка должен исчезнуть. И Васильков, этот новоявленный герой и защитник престола, тоже.
Трубецкой представил, как его эскадра находит «Одинокий», флагман контр-адмирала, и превращает его в облако обломков, медленно дрейфующих в пустоте. Плазменные залпы разрывают корпус, словно бумагу, вспарывают обшивку, выпуская наружу воздух и жизнь. А сам Васильков, бледный и потерянный, падает на колени перед ним, моля о пощаде, которой не будет. А потом настанет черед мальчика. Один выстрел, один короткий миг — и путь к трону будет свободен. Корона ляжет на его голову, тяжелая, но сладкая ноша власти.
— Господин вице-адмирал, — прервал затянувшееся молчание лейтенант, его голос звучал напряженно, как натянутая струна, — сканеры дальнего обнаружения фиксируют движение. Эскадра Дессе завершила разгром дивизий Хромцовой. Ее корабли рассеяны, «Петр Великий» и основные силы Северного флота начинают перегруппировку и выстраиваются в походные колонны. Они пока не движутся в нашу сторону, но… есть вероятность, что их маршрут пересечется с нашим.
— Дессе… — Трубецкой медленно сжал кулаки, его губы искривились в злобной усмешке, обнажив зубы в почти зверином оскале. — Пусть старик празднует свою победу. Это ненадолго. Свои счеты с ним мы тоже сведем, но попозже.
— А если он двинется за нами? — спросил Никита, в его голосе мелькнула едва заметная тень тревоги, которую он тут же мастерски скрыл за привычной насмешкой и самоуверенностью. — Что тогда, отец? Будем драться или снова побежим, поджав хвост?
— Мы для него не первоочередная цель, — отмахнулся князь, словно отгоняя надоедливое насекомое. — «Северный Лис» слишком сейчас занят погоней за Хромцовой и разборками со своим главным противником Птолемеем. Ему в данную минуту явно не до нас. Но если он все же сунется… — Трубецкой повернулся к тактической карте, где его эскадра уже группировалась для прыжка в подпространство, корабли выстраивались в четкий боевой порядок. — Очень скоро мы будем готовы к любому развитию событий…
Никита хмыкнул, скрестив руки на груди, его поза выражала скептицизм:
— Ты так уверен в нашей фамильной эскадре, которую командующий Дессе размажет по космосу и даже не заметит, как давят насекомое, — сказал он, его голос сочился сарказмом, каждое слово било точно в цель.
Трубецкой резко развернулся, его рука взметнулась, словно он хотел ударить сына, но остановилась в воздухе, замерев в нескольких сантиметрах
