Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)

«Интересно, а где их бабы? Как они жили вообще без баб‑то? Гомосеки, что ли?» — его сильно заинтересовала эта мысль и он показал на пленного, которого он допрашивал самым первым, подозвав его к себе.

— Садись рядом. Ну‑ка расскажи мне, как вы тут с бабами обходились. Я же вижу, как вы на наших девок пялитесь. Среди убитых нет женщин. Как вы жили без женщин?

— Хммм… Ну, кто как… — уклончиво проговорил пленный, опустив глаза.

— Так, хорош темнить. Гомики, что ли? Я слышал, в Афгане духи держали при себе напарников, трахались другу с другом. И вы что ли?.. — Николай брезгливо поджал губы. При всей его терпимости ко всем проявлением человеческой сущности, он недолюбливал гомиков. Ему было наплевать, что они делают друг с другом, пока они не лезли в его жизнь и не мельтешили перед глаами.

— Я лично не гомик, — ответил со вздохом солдат. — Но были и такие. Майор точно был гомиком, были у него фавориты, или как их там назвать. В общем, это дело поощрялось. Наставничеством называлось. Наставник тебя может иметь, как хочет.

— Типа, дедовщина, или… гомовщина? — хмыкнул Николай.

— Ну да. Типа того. Видно, он эту идею из армии вынес. Те, кто не хотел наставничества, были на плохих должностях, как мы с Валеркой — должны были готовить, убирать, выполнять всю чёрную работу.

— Ну а вы‑то как с этим делом справлялись? С Валеркой‑то? Ну не хотели вы гомосячить, и что?

— Ну что. Дуньку кулакову гоняли или к фермерам шастали — там есть бабы, вот только нам нечасто перепадало. Я уж и не помню, когда последний раз… Конечно, у нас глаза на ваших девчонок разгорелись, сами понимаете.

— Вы глаза‑то поберегите! Девки у нас такие чувствительные — могут и вырвать. Вместе с руками и хренами.

— Да я понял уже, — хмыкнул парень и засмеялся. — Вы не думайте чего плохого — мы верно будем служить и работать, нам тут не особо хорошо было, да только деться некуда — куда мы пойдём? Жить как‑то надо. Фермеры нас не берут — своих ртов хватает, да и куда денешься из бригады — поймают, как дезертира отдерут во все дыры, потом грохнут. Было уже такое. Даже вспоминать не хочется…

— А фермеров много в округе?

— Всего семь хозяйств. Майор обложил их налогом, половину продуктов забирал. Но им деваться тоже некуда с своей земли, опять же — жена, дети, а тут такая сила. Он одного фермера разорил и всех в его доме перестрелял, чтобы остальные были податливее — это ещё до меня было, мне рассказывали.

— А ты откуда пришёл к ним? Откуда взялся тут?

— Я в городе жил. Был еще пацаном, когда Волна пришла. Меня унесло, я на доске какой‑то плавал долго, потом оказался в лесах, чуть не помер. Попрошайничал у фермеров, потом Майор подобрал. Тут вот и тусуюсь уже несколько лет.

— Я гляжу, ты образованный парень — речь правильная, мысли излагать умеешь… Учился где?

— На медицинском три года отучился на хирурга, недоучился. Но кое‑что умею. Я время от времени лечил своих, если несложное что‑то было. Сложное всё равно не вылечить — тяжёлые раны сразу гноятся на жаре и влажности. А лекарств у нас не было.

— Гноятся, если сразу не промывать и не дезинфицировать. Что, ваш гомосек этого не знал, что ли? Не мог найти дезинфектанты? Вояка, тоже мне… — Николай презрительно сморщился и сплюнул. — Ладно, иди тоже отдыхай. Вас покормили? Ага, вижу, что покормили. Завтра поведёшь нас по фермерам — знакомиться будем. Если можешь — помоги ребятам перевязать раненых. Там видно будет, если вы дельные мужики — приживётесь. И семья будет, и дом свой, и жизнь нормальная. Всё в ваших руках. Старайтесь.

Николай жестом показал парню уходить, прикрыл глаза и слегка прикемарил, утомлённый тяжёлой физической нагрузкой и нервным напряжением. За заботами незаметно подкралась ночь. Николаю сделали лежанку в углу, подальше от трупов. Он пошёл к душу, где ещё оставалось много воды, разделся и с наслаждением вымылся. Вода в бак явно поступала дождевая, благо её хватало с избытком — с навесов по системе стока она поступала прямо в горловину бака. Вода стекала с натруженного тела тёплыми струями, нагретая за день солнцем. Он прополоскал в воде пропотевшую рубаху, бельё и, завернувшись в одеяло, пошёл на своё место, растянулся на подстилке и закрыл глаза. Через некоторое время он почувствовал, как к нему прижалось упругое тело — Катька пришла и сразу активно занялась эксплуатацией его организма, в чём он не противился. Через полчаса обоюдоприятных физических упражнений они уснули. Катька засопела, уткнувшись ему в подмышку острым носом, а его мозолистая, жилистая рука лежала на её твёрдой, почти мальчишеской груди.

Утро прошло в бурной беготне. Одна команда занялась копанием могил, раненые занимались более лёгким трудом, а Николай, взяв с собой охрану и проводника Юру, как выяснилось, отправился смотреть на фермеров. Через час езды на лошадях они оказались у большого дома. Раньше тут, похоже, жил вполне зажиточный человек — во дворе валялись остатки большого джипа, сплющенного об огромную ветлу, росшую у запруды. Фермер, мрачный мужик лет за пятьдесят, встретил гостей настороженно и недобро. Чего можно в наше время ожидать от вооружённых людей — только грабёж и беспредел. Молча он выслушал новость о том, что Майора теперь нет. Ему было явно всё равно, кто его грабит, только вот от Майора он знал, чего ожидать, а что захочет от него новая власть было под вопросом. Николай заверил его, что беспредела не будет. Налоги, конечно, будут, но в разумных пределах, как со всех граждан — десять процентов. И если что — можно обращаться к казакам за помощью. Теперь это территория контролируется Казачьим войском, анархии пришёл конец. Фермер выслушал всё это молча, без комментариев, явно было видно, что он думает: «Там посмотрим, кто и что контролирует».

Гости немного ещё поговорили о хозяйственных делах, с трудом выяснив у односложно отвечавшего фермера, что основной вид хозяйствования — посадка картошки, как и до Потопа. Растёт она тут великолепно, ей же и откармливают скот — свиней. Всё хозяйство у них натуральное, есть коровы, куры, в общем, всё как обычно. Хозяйственные вещи они или натаскали сразу после Потопа, или выменяли у жителей других мест.

Фермер тоже был не местный. Всех сюда принесло Волной. К нему прибилось несколько женщин, подростков, на дворе бегали маленькие дети. Дом уцелел, как и многие из таких строений, благодаря массивной постройке и укрытию в ложбине: залить его залило, но сбить стены стихии не удалось. Крышу же починили уже позже. Всё это напомнило Николаю о множестве таких же историй, слышанных им ранее.

В этот день они успели объехать четыре фермерских хозяйства. Везде их принимали настороженно, с опаской — кому приятно отдавать своё кровное каким‑то бандитам? Все, кто носил оружие, были для фермеров бандитами. Николай, как мог, рассказал, что ждёт их в будущем, какая власть и какие отношения, но опять не увидел понимания — слишком были побиты жизнью эти люди, чтобы верить в прекрасные рассказки неизвестных. Он и не настаивал на братской любви — хорошо было и то, что на казаков с вилами наперевес не бросались, чего можно было ожидать после правления Майора.