Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
Проезжая по дворцовой площади, он обратил внимание на большой экран, по которому шёл получасовой выпуск новостей, возле которого по обыкновению собирались толпы людей, ждущих вестей с фронта. По телевизору ведущая, красивая блондинка, в строгом костюме, с вырезом, открывающим ложбинку грудей, ухоженная с пухлыми губами, читала текст, что шёл пред её глазами. Пихте не слышал слов, он и так знал, о чем она будет говорить, все тексты и выпуски нынче проходили строжайшую цензуру, и в таких обстоятельствах это было необходимо.
Пухлые губы спокойно доносили, до людских ушей, что на восточном фронте без перемен, враг остановлен, солдаты бодры и полны сил гнать маутовских выродков обратно в Муринию. Идёт передислокация, готовится наступление, в стратегических целях был сдан небольшой город Марле, не представляющий ценности, и не влияющий на положение дел. Потери за последний день были незначительными, враг же понёс ощутимые потери. Каждое слово было преподнесено спокойно и слово это проверили десятки цензоров. Дабы не сказать лишнего. Лишь Залес и немногие в столице, из высших эшелонов власти знали, Марле потерян в результате кровопролитных боёв. Фавийцы отважно бились за каждый дом этого немаленького города, в котором оставались тысячи жителей, но проиграли, оставив за несколько дней только убитыми более пятисот человек, сотни попали в плен. Этого знать Парирцам было ненужно и каждый солдат Фавии, дал клятвенное слово не доносить в письмах домой, даже доли происходящего на фронте. Те, кто проговаривались, попадали в тюрьмы, доходило и до казней.
Водитель, молодой ухоженный юноша, ловко управлялся с рулём, грациозно крутя его, будто касаясь тела девицы. Он был безмерно рад оказаться в тылу, вдали от страха и опасностей. Его отец наверняка был богатым предпринимателем или даже членом влиятельной семьи и наверняка отдал ни одну тысячу золотых, для спокойной службы сына. Парень больше походил на модель из столичных журналов мод, кожа гладкая и ухоженная, ногти подстрижены и обработаны, волосы аккуратно уложены, а сам он благоухал словно цветок в саду, чего нельзя было сказать о его сверстниках в окопах: грязных, голодных и усталых. Вечером он наверняка снимет с себя гладко выглаженный китель, сложит его на полочку, переоденется в модные шмотки и пойдёт в столичный клуб, танцевать с красивыми девчонками из богатых семей. Война, голод и дефицит никак не касалась молодёжи, чьи родители обладали солидными счетами в банках и могли похвастаться принадлежностью к высшему сословию. Мир был не для всех одинаковым, кто-то был от рождения на голову выше остальных.
Кортеж въехал в триумфальную арку, исполинских размеров сооружение у дворца. Её возвели сотню лет назад, по указанию деда Пихте, в честь великой победы Фавии в южной войне, по которой она получила несколько плодородных провинций, с которых теперь собирались обильные урожаи хлеба. Сама по себе арка не была чем-то непревзойдённым, высокое в пять этажей сооружение, из камня с золотистыми и бронзовыми орнаментами, напоминающими о героях войны и об императоре Ягорде. Залесы любили шик и гигантизм, это было у них в крови.
Беззвучно притормозив, автомобили встали у лестницы дворца императорской семьи, сооружения куда больше и красивее, чем арка. Это великолепное строение перестраивалось при каждом императоре и с каждым новым монархом становилось всё выше, краше и богаче. Этот дворец символизировал многовековое правление династии Залесов, был их сердцем и душой.
На лестнице Пихте встретил своего младшего брата, царя Ашабаша Грито Залиса. Они были очень похожи и внешне и сложением, оба рослые и тучные, как две бородатых горы. Грито смолил сигарету, смотря на очередную зенитную батарею, в императорском саду и думал свои думки, не обращая внимание на брата, пока тот не хлопнул его по плечу, они крепко обнялись.
– Давно я тебя не видел, младший, – еле уловимо шевеля губами под густой бородой, сказал Пихте.
– И я рад тебя видеть, старший, не виделись с тобой уже наверное год. Ты не изменился, такой же толстый и остался, – обнажив в улыбке белые зубы, сказал Грито в ответ.
– И это мне говорит тот, кто младше меня на целых десять лет. Я в твои годы ещё мог на охоте кабана загнать и удавить его руками.
– Оставь эти сказки для внуков, я помню тебя десять лет назад. Ты на охоте только пил и по банкам стрелял, кабанов в твоих угодьях к тому же и не водиться. Вот у меня в Ашабаше их вдоволь и я, кстати, ездил пару недель назад пострелять их.
– Если я захочу, то мне привезут любого кабана, уже зажаренного в апельсинах, так что ну твою охоту. Я лучше на рыбалку съездил бы, там тихо и спокойно, и не надо как пёс бегать по оврагам, да и здоровье у меня не то уже.
– Это да, я вот до сих пор не в состоянии выпить залпом пол литра «Дубовой» не закусывая, а ты можешь и пивом запить.
– Зависть, это неподходящее чувство для монарха, – гордо сказал Пихте и вынул из кармана очередную сигару.
– А мы разве не должны идти в тронный зал? – показав на золотые часы, что висели на руке, спросил Грито.
– А что уже все на месте? – не торопясь, прикуривая сигару, ответил он.
– Заседание было назначено на полдень. Уже час пятнадцать. Ты опоздал.
– Это они пришли слишком рано, а монарх никогда не опаздывает, запомни. Пусть погрызутся друг с другом немного, выпустят пар из своих котлов, а потом уж я приду, день сегодня уж больно чудесный, не мешало бы и подышать свежим воздухом. Для ясности ума.
– Все ждут доклада вашего нового советника Гваздаля, «Железного генерала». Ты не посвятил меня в его доклад, что-то серьёзное он скажет?
– Всё впереди брат, не нужно торопить слова и действия. Для всего есть определённые моменты и когда они настанут, то всё узнаешь.
– Брат, как мы это допустили?
– Что именно?
– Маут, этот ублюдок был взращён нами, мы спасли его в самом начале, не дав разгромить катаканцам его и его маленькую страну. Ведь тогда он был на волосок от виселицы, его бы сломили и болтался бы он в петле, не перекрой мы поставки оружия и метала в Катакан.
– Мы не могли позволить объединиться котивам в большое государство, нам нужны были мелкие грызущиеся, словно псины страны, которые не представляли бы нам угрозы.
– Но мы прозевали тот шанс, не увидели в этом заурядном революционере опасности, посчитали его ручной псиной, что будет лаять на поводке. А он заработал в Ульяне себе первый политический капитал
