Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
– Соболезную.
– Уже прошло не мало лет с тех пор, можно уже и не соболезновать. У меня ушло не мало времени, чтобы смириться с этим, но я смирился. Ешь давай, а то остынет.
В неловком молчании Китти принялась за обед, все было также вкусно, как и в те годы, когда она завтракала тихим утром в своём доме. На душе растеклась лёгкость и уверенность тех дней и в мыслях возродились те интерьеры и слабый хрип телевизора, по которому шла какая-то программа утреннего эфира. Все было как тогда, но чувство, что скоро это кончиться, не покидало ни на секунду.
– Маунд, – вновь заговорила Китти. – Я хотела поговорить про вчерашнее…
– А тебе, что-то не понравилось?
– Мне-то всё понравилось.
– Ну вот и не ломай голову. Если все остались довольны, то и нечего переживать.
– Просто это было с моей стороны вульгарно и неправильно.
– Китти, глупая ты моя девчонка, мы живём во времена, когда на фронтах в день гибнут тысячи, рушатся города и границы. А ты о каком-то вечере сожалеешь. Неужели тебе больше не о чём сожалеть?
– Ты прав. Спасибо за завтрак, очень вкусно.
До вечера они были вместе, говорили, смеялись, гуляли по лесу, Китти собирала шишки и кидалась ими в Маунда, тот отвечал тем же. Сидели на лавочке у берега, плавали на лодке к островку, где развели костёр и пили вино. Они оба были счастливы, могли почувствовать себя в эти мгновения простыми людьми, без званий и погон, далёкими от всех обстоятельств и, не связанных какими бы-то ни было обязательствами. Ведь Китти знала, что никогда не станет для Маунда чем-то большим, нежели фронтовой любовницей и в этот момент она поняла, что этот статус её вполне устраивает и желать чего то большего ей не хотелось. Она просто была счастлива в этот миг, а о будущем и думать не хотелось, ведь не было в нём никакой уверенности. Оно могло и не наступить.
Маунд сел напротив костра и долго вглядывался в пляшущие языки пламени, которые с жадностью и треском поедали сыроватые ветки. Китти сидела рядом, закутавшись в тёплую куртку из колючего меха, и смотрела на особняк, отдалённый от них сотней метров гладкой воды. Никогда она ещё не видела природу столь красивой и дружелюбной. Каждая травинка, камень и дерево были к ним дружелюбны, и ни откуда не исходило опасности, ничего не напоминало те страшные дни, когда за каждой глыбой камня или куста могли прятаться враги с гранатой в руке, ничего не напоминало о том бессмысленном ужасе. Всё было идеально, так хотелось остаться здесь навсегда, прожить свою жизнь в этой пучине тишины под защитой колючих сосновых веток, есть по утрам яичницу с беконом и пить вино, на открытом балконе. Не сжиматься при громких звуках, не ожидать внезапной смерти: от пули, осколка или бомбы, а просто сидеть здесь и греть руки об танцующие огоньки пламени, дышать лесным воздухом и спать до обеда.
– Пора собираться, – так ожидаемо и неожиданно сказал Маунд. – Нам пора в часть.
– Я бы осталась здесь навечно.
– Со мной?
– С тобой бы я осталась на две вечности.
– Но у нас с тобой нет и одной.
Они сели в лодку, Маунд грёб вёслами, вода плескалась под каждым взмахом и расходилась кругами. Китти смотрела на него и думала.
«Нет, никогда он не будет человеком, тем человеком с которым бы можно было жить, которого можно было бы любить. Любить его можно, но не мне, я не та, ради которой переворачивают горы, не та, для которой пишут стихи и романы, мне никогда не сочинят песен. Но как же всё-таки с ним хорошо, как спокойно и приятно. Я бы осталась с тобой навечно, но к чему тебе я? Что я могу дать мужчине, кроме пустой болтовни и своего тела? Тело есть у каждого, а болтовня это не гордость, ведь может он хотел тишины, а я ему все уши промозолила своими бестолковыми рассказами. Нет, Китти, ты пустая дура, и пора начинать это понимать».
Лодка причалила к берегу, был чай, горячий и ароматный, сухой разговор напоследок, обещаний никто не давал, все знали свои роли и чётко их исполняли. Уже завтра Маунд будет снова непоколебимым генералом Муринии и будет вести свою армию к победе, а страну к процветанию, а она? А она будет вновь рядовым сотрудником штабного аппарата и затеряется в отчётах, писанине и будет украдкой слышать про себя грязные сплетни, надеяться на ещё одну встречу и на мир, чтобы он взял и наступил, без боёв, смертей и лишений, просто настал, как наступает утро.
Глава 17
Прошло три месяца с тех пор, как последний солдат корпуса Пфлюка покинул руины Брелима. Зима миновала и над изрытой землёй, вновь заиграла весна. Эта весна не принесла радости и облегчение медивским странам, потерпевшим самое сокрушительное поражение в своей истории. Весь Гетерский союз пал под пяту маутовской армии, страны такой теперь не стало. На её растерзанной земле появилось марионеточное государство Гетерия, которое едва занимало половину прежнего союза, весь восток отошёл к Муринии, а юг Вергии. Дарлия объявила о независимости и вступила в союз с Маутом, наспех создав свою армию, которая с гордостью вступила в войну на стороне котивов. По всей Гетерии, словно грибы после дождя, выросли лагеря для пленных и ЦВСНН, медивов, что проявляли хоть малейшее неповиновение, безжалостно пытали и казнили, целая волна прокатилась по оккупированным землям, тысячи были расстреляны, сотни тысяч попали в лагеря. Хегер, не питая к захваченным и долю сострадания, нашёл в них бесплатную, рабскую силу для восстановления руин городов и фабрик. На этих работах ежедневно гибли люди, но это нисколько не смущало муринскую власть, которая чувствовала себя без пяти минут победителями.
Почти сразу после падения Брелима, нашлись среди гетерцев коллаборационисты, которые без зазрения совести встали на путь сотрудничества с захватчиком. Кем-то двигала цель хоть как-то спасти свой народ, брошенный союзниками. Но многие просто спасали свои жизни, превратившись в ручных зверьков, которые за сохранение жизни и власти были готовы
