Андрей Круз - На пороге Тьмы

– Нормально взлетел, чистенько, – прокомментировала Настя. – Выходи на северную железную дорогу – и пока над ней пойдем.

– Как скажешь.

К полетам в последние дни уже привык. Ощущение восторга хоть никуда не делось, но все же притупилось немного, что, пожалуй, и к лучшему, а то раньше настоящая эйфория была, даже дурел малость. А дуреть в нашем деле как бы не очень полезно.

Облака в последние недождливые дни поднялись повыше, так что мы тоже позволили себе забраться на пятьсот метров, да и то до серого «потолка» оставалось не меньше, чем еще столько же. В общем, благодать для новичка.

Для таких полетов мне в запасах города выбили под визу Милославского и через Горсвет выдали теплый летный комбинезон и черную кротовую маску, которую я надевал под очки, чтобы лицо не отморозить: уже и на земле прохладно было, а уж в полете все куда хуже – и холодно, и ветер зверский, плексигласовый ветрозащитный козырек помогал постольку-поскольку, а на виражах и поворотах ветер врывался в кабину мощным холодным потоком, – все же скорость-то у «кукурузника» за сотню, а это не так уж мало.

Вооружились мы в этот полет тоже серьезно. Я трофейный СКС прихватил, который все же пристрелял в поле возле Фермы, аж с тройным боекомплектом, а Настя была с неизменным ППШ. Ладно, глядишь, и отобьемся от кого злобного, случись на вынужденную сесть. У нас даже гранаты были – по шесть на каждого.

Несмотря на отсутствие дождя, земля под нами выглядела все так же мрачно, как и в первый наш полет к очагу Тьмы. Не населено людьми это направление, вот сразу на него облако уныния и спускается, тут словно вечная тоска поселилась и всю окрестность под себя подмяла.

Вскоре под нами промелькнул «передвижной пост разборки пути», затем рельсы закончились и ориентиром стала насыпь. Потом показался «последний оплот человечества» – удаленный от города опорный пункт разведбата. Следом впереди возникли развалины какого-то сгоревшего цеха, и от него я свернул правее, насыпь раздвоилась. Красношахтинск не зря так назвали: пока здесь были люди, оттуда немало угля возили железной дорогой до Углегорска и сальцевского речного порта.

– Минут тридцать нам в этом направлении, – послышался голос Насти в наушниках. – Дальше ориентир помнишь?

– Речка за станцией.

– Точно. Там налево – и как раз до самого города дойдем, до самого центра. Смотри, волки!

Действительно, вдоль лесной опушки, вытянувшись гуськом, бежала стая животных, похожих на крупных серых собак, – не меньше дюжины, пожалуй. Бежали не слишком спешно, скорее ленивой рысцой, так что наверняка ни на кого не охотились, а так, «передислоцировались». Еще через несколько километров граница леса отпрыгнула от железнодорожной насыпи, и мы увидели здоровенного лося, мерным шагом бредущего через образовавшуюся поляну. Чему тут удивляться: людей в этих краях уже нет практически, даже охотники стараются так далеко не забираться, разве что редкие мародеры, которым до зверья дела нет, – поэтому тут для животных рай наступил.

Затем горизонт начал заметно темнеть – мы приближались к границе. А когда тень начала превращаться во Тьму, проступая сквозь туманную дымку, потемнело и вокруг нас, наступили уже знакомые сумерки. Сразу стало как-то муторно на душе, по телу, по спине вдоль позвоночника пополз навязчивый холодный страх, хотя пока вроде бы и беспричинный. Стало зябко, причем еще и по-мерзкому зябко: я даже непроизвольно плечами передернул от отвращения.

Ветер нес отдельные клочья серого тумана, которые плыли над самой поверхностью земли наподобие каких-то неправильных облаков. Рассматривая их, я отвлекся и не сразу заметил станцию, к которой приближались, – спасибо Насте, что предупредила.

На станции пути не разбирали: похоже, сюда люди уже не совались. Рельсы разбегались многочисленными путями, тянулись ряды складов, горы когда-то добытого угля так и ожидали погрузки. Было пусто, скорее даже пустынно, вновь появилось уже знакомое ощущение «покинутости места людьми» – по-другому его никак не удавалось определить словами.

Впереди, проступая из серого тумана, показались конические терриконы шахт, какие-то железные конструкции, отнюдь не выглядящие старыми и ржавыми, хотя покинуты были давным-давно, – еще одно подтверждение теории Милославского об аномальности течения времени на границе с Тьмой. В другом бы месте это все давно ржавчина покрыла, а то и пожрала, – а тут рельсы снизу словно полированные, как будто по ним последний поезд прокатился десять минут назад.

Сразу за станцией показалась река – неширокая, вихлястая, мутная и серая, но заметная, и над ней я заложил пологий вираж налево.

– Ближе к городу я управление приму, – сказала Настя. – А ты высматривай там что тебе нужно.

По-хорошему не высматривать бы надо, а фотографировать, но вот беда – фотография, доступная нам в этом мире, позволяла в таком свете снимать разве что со вспышкой, так что, воспользуйся я фотоаппаратом, на пленке останется маловнятное темное месиво. Потому разведка сугубо визуальная у нас – смотри и запоминай, потом карандашиком на карту нанесешь.

Хорошо, что нашлась более или менее подробная карта самого города, спасибо Ивану. Ее перекопировали в нескольких экземплярах – тушью, естественно, от руки и по кальке, – и сейчас одна такая калька была у меня с собой, с пометками, сделанными заранее: где что искать и что высматривать.

Городок показался через пять минут – серый, пыльный, брошенный. Самолет скинул обороты, замедлившись и слегка клюнув носом, но им уже управляла Настя, так что бояться было нечего, скорость она загасила специально для меня.

Так, где что искать… Красношахтинск вдоль речушки вытянулся, и центр его как бы к ней прижат оказался, тут по карте еще пристань должна быть, точнее, даже не пристань, а дебаркадер, переделанный из старой земляной шаланды. Ну да, вот он… а вот от него грязная и засыпанная сухими листьями лестница вверх: этот берег довольно крутой и высокий. Аномальное время, может, и не дает разрушаться тому, что здесь находится, но от наносимой ветрами и дождями грязи никак не защищает, так что пейзаж под нами выглядел довольно замусоренным.

А у дебаркадера, кстати, на воде пароходик покачивается – маленький такой, метров пятнадцать в длину. Словно только что пришвартовался, только вот грязных листьев с деревьев на палубу ветром нанесло почему-то.

Так, вот и площадь… Небольшая, круглая, замощенная брусчаткой, что для городка чуть ли не роскошь: большинство видимых улиц вообще никаким покрытием похвастаться не могли. Даже стандартный белый памятник вождю, поднятой рукой указывающему путь в светлое будущее, стоит на площади посреди грязного круга, когда-то бывшего газоном.