Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
— Я как последний босяк в Сотне репу чистил, — чуть не орал я на первое лицо государства, — а документ о моем признании просто где-то лежит?
— Не где-то лежит, а в надежном месте лежит, — сварливо ответил князь-епископ. — Такие документы, знаешь ли, где попало не валяются. Припрятали до лучших времен.
— Скажи, епископ, — почти спокойно спросил я, — а ты не боишься, что я тебе прямо сейчас шею сверну? Моя мать, вообще-то, умерла из-за тебя.
— Она тебе не мать, — вяло отмахнулся Яромир, но изрядно напрягся.
— Мать, — весомо ответил я. — Я жизнь Станислава прожил как свою, и каждый его страх прочувствовал. Это я сортир драил, за свиньями убирал и в ледяной воде рыбу неводом ловил. Это меня нобили до полусмерти били…
— Цель оправдывает средства! — зло оскалился Яромир, и тут я увидел его настоящего. Хитрого и стойкого бойца, который мог притвориться ласковым дедушкой при необходимости. И при необходимости же мог бросить людей в огонь как поленья. Это он лавировал между хищными нобилями, пока его брат лежит, недвижимый как колода, а племянник играет в карты по копеечке вист и ходит на богомолья.
— Твоя мать — никто, Станислав, — жестко продолжил он. — На редкость красивая была баба, не спорю, но она всего лишь простолюдинка, которая заморочила голову отпрыску великого дома. Она колдовскими женскими чарами приворожила его. С чего бы Остромиру признавать ублюдка? Ты хоть знаешь, сколько их плодят наши князья? Да только в твоей роте их двое помимо тебя! Зачем мне еще один наследник, когда их и так целый табун? Чтобы окончательно все запутать? Твоего отца не слишком любили, знаешь ли…
— За что его убили? — спросил я устало, нехотя признавая правоту сказанного. — Только не говори, что его пырнули в кабацкой драке, как последнего варнака. Я теперь в это ни за что не поверю.
— Он должен был стать моим преемником, — на лице Яромира появилось выражение искреннего горя. — Остромир был умен и храбр, и я любил его как родного сына. Он, единственный из всех своих братьев был способен к тем делам, которыми я занимаюсь сейчас. Да, он любил женщин, любил погулять и выпить, но такова молодость. А погубил его длинный язык. Твой отец, когда пребывал во хмелю, совсем не следил за своими словами. Он явно дал понять нобилям, что развяжет войну с ними, если получит в свои руки могущество Ордена. И он знал про порох. И они знали, что он знает… Они не позволили ему нарушить существующий порядок вещей. Вот потому-то он оказался в могиле, а ты в монастыре святой Радегунды.
— Я так понимаю, — испытующе посмотрел я на него, — что для меня лучшая стратегия — показаться недалеким служакой, помешанным на войне? Неким подобием Мечислава, но без амбиций на трон?
— Несомненно, — князь-епископ смотрел на меня с искренней симпатией, не ожидая, видимо, подобного здравомыслия. — Пусть они считают тебя отличным юным воином, крайне далеким от какой-либо политики. Знаешь, образ Кия отважного тут подходит лучше, чем образ Мечислава. Этакий берсерк. Тогда они подумают, что смогут вертеть тобой как захотят, подсовывая тебе те или иные решения.
— Договорились, — кивнул я. — Слабоумие и отвага — главные качества юного принца. Исполню в лучшем виде. У меня осталось два вопроса. Первый: имеется ли у нас литейное производство, где нет в долях наших нобилей? И второй: как быстро мы сможем привезти селитру из Египта и Индии?
— У цезаря Святополка есть небольшая мануфактура, где льют колокола, — задумался князь-епископ. — А вот насчет того, чтобы привезти селитру… Я даже не знаю. Для начала ее там нужно найти. А я не слышал, чтобы ее находили. Наверное, она там есть, но люди просто проходят мимо, не замечая ее. Ведь она для них совершенно бесполезна.
— Тогда мне понадобится весь навоз, что можно найти, — вздохнул я, — вся земля, на которую годами ссали кони, и один толковый алхимик, который будет держать язык за зубами. И да, еще понадобится приемлемое объяснение всему этому. Я не хочу, чтобы непонятную активность кто-то связал с моим появлением. Не желаю, знаешь ли, погибнуть во цвете лет, захлебнувшись собственной рвотой.
— Тогда уж проще будет подослать к тебе девку, у которой вот-вот провалится нос, — вздохнул в ответ князь-епископ. — С тех пор как британцы открыли Америку, спасу нет от этой заразы. Мы лет пятьдесят назад чуть не лишились из-за нее всей кавалерии. Наша юная знать в своем поведении немногим отличается от мартовских котов. Только март у них не заканчивается никогда, к величайшему моему сожалению… Так что, когда приспичит, Станислав, пользуйся горничными. Их тут хотя бы лекарь осматривает.
Что-то мне нехорошо, — подумал вдруг я. — Тут уже есть сифилис? С какой неожиданной стороны открывается местная жизнь. Как же я умудрился пропустить эту информацию? Или это последствия ударов по Стаховой башке? И вот зачем я оставил потомкам актуальную карту мира? Сейчас бы задирал юбки дворянкам и купчихам, и горя не знал. Мне же всего шестнадцать! Я же в самом расцвете сил! Гру-у-усть…
Глава 10
И все же молодость взяла свое. После бурной ночи я прижал к разворошенной постели пышущую жаром юного тела Огняну и спросил:
— Кто именно тебе приказал спать со мной?
— Я не… Никто… — побелела она и заревела, пытаясь сжаться в комок.
— Да я не сержусь, глупенькая, — улыбнулся я ей. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Я же понимаю все.
— Господин старший эконом велел, — глотая слезы, ответила Огняна. — А кто ему самому велел, не знаю, ваше сиятельство. Но приказать ему может только Великий препозит, сам боярин Волков, Артемий Петрович.
— Понятно… — протянул я, переворачивая девчонку на живот и похлопывая по тугой заднице. До чего же хороша! Хоть магарыч Великому препозиту засылай. Угодил, ничего не скажешь. Не Людмила, конечно, но очень, очень миленькая девчонка.
— Вы такой… — торопливо сказала служанка, укрытая густым облаком волос. — Вы не такой, как они все… Я бы и так… Без приказа…
— Верю,
