Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
Куст встряхнулся и рыкнул в ответ. Фропом извинился перед ним, а пасун кое-как выпутался и удрал, почесываясь на бегу.
Фропом с удовольствием попереживал бы в одиночестве, но надо было следить за стадом пасунов, не позволять им забредать в кислотники и заросли живоедки, прикрывать от разъедающей слюны пищептиц и не подпускать к неустойчивым камнепотамам.
Все вокруг такое хищное. Неужели и любовь тоже такая? Фропом встряхнул своей увядающей листвой.
Несомненно, она должна что-то чувствовать. Они были друзьями долго – времена года сменились несколько раз, они прекрасно ладили друг с другом, их интересовали одни и те же вещи, одни и те же идеи приходили им в голову… Если они были в этом так похожи, как мог он испытывать к ней такую отчаянную, неукротимую страсть, а она к нему – нет? Неужели потаенные корни их душ были столь различны, когда все прочее казалось столь схожим?
Она должна быть к нему неравнодушна. Глупо думать, что она ничего не чувствует. Она просто не хочет казаться слишком развязной. Ее сдержанность – не более чем осторожность, понятная и даже похвальная. Она не хочет связывать себя с ним преждевременно… Да, дело именно в этом. Она невинна, как нераскрывшийся бутон, робка, как луноцвет, скромна, как сердце в глубине листвы…
…и чиста, как звезда в небе, подумал Фропом. Так же чиста, так же далека. Он вглядывался в новую яркую звезду в небе, пытаясь убедить себя, что она может ответить ему взаимностью.
Звезда сдвинулась.
Фропом смотрел на нее.
Звезда слегка подмигивала и медленно двигалась по небу, становясь все ярче. Фропом загадал желание: «Стань счастливой приметой, знаком, что она любит меня!» Может быть, это звезда на счастье. Раньше он не был суеверным, но любовь странно действует на растительные сердца.
Если бы он только мог быть уверен в ней, подумал он, глядя на медленно падающую звезду. Он не был нетерпелив, он с удовольствием подождал бы, зная, что она думает о нем. Его терзала неопределенность, надежды сменялись опасениями и наоборот, и это было так мучительно…
Он поглядел на пасунов с почти отеческой привязанностью. Те бродили вокруг него в поисках клочка несъеденной травы, чтобы утолить голод, или куста-сортирника, чтоб справить в него нужду.
Бедные, наивные существа! И однако, в чем-то счастливые – их жизнь проходила в еде и сне, в их низколобых маленьких головках не было места для любовной тоски, а в их мохнатых грудных клетках – для развитой капиллярной системы.
Ах, как бы он хотел иметь простое, мускульное сердце!
Он вновь взглянул на небо. Вечерние звезды казались холодными и спокойными, точно глаза, глядящие на него сверху. Все, кроме падающей звезды, на которую он загадал желание.
Он задумался, мудро ли загадывать желание на вещи столь недолговечные, как падающая звезда… пусть даже она падает медленно, как эта.
О эти беспокойные чувства, прямо как в ростковом возрасте! Саженцевая доверчивость и нервозность! Черенковое смущение и неуверенность!
Звезда все падала. Она становилась все ярче и ярче в вечернем небе, медленно опускаясь и меняя цвет: вначале солнечно-белая, потом лунно-желтая, потом небесно-оранжевая, потом закатно-красная. Теперь Фропом слышал исходящий от нее звук, глухой рев, словно сильный ветер тревожил вспыльчивые верхушки деревьев. Падающая красная звезда была уже не просто светящейся точкой: она обрела форму и была похожа на большой стручок с семенами.
Фропом подумал вдруг, что это и вправду может быть знаком. В конце концов, что бы это ни было, оно прилетело со звезд, а звезды – не что иное, как семена Предков, заброшенные так далеко, что они покинули Землю и укоренились в небесных сферах холодного огня, всевидящие и всезнающие. Возможно, старые сказки не врали и боги явились, дабы сообщить ему нечто важное. Его пробрала возбужденная дрожь, ветки слегка затряслись, а листва покрылась капельками влаги.
Стручок подлетел ближе. Он нырнул, потом, казалось, завис в темно-оранжевом небе. Цвет его становился все более темным, и Фропом понял, что стручок раскален: он мог почувствовать жар с расстояния в полдюжины своих вытянутых плетей.
Вблизи стручок оказался эллипсоидом, размером чуть меньше Фропома. Под его нижней частью разогнулись сверкающие корни, стручок проскользил по воздуху и, будто после недолгого размышления, приземлился на лугу, не дальше пары плетей от Фропома.
Фропом был целиком захвачен зрелищем. Он не осмеливался двигаться. Это может быть очень важно. Это может быть знаком.
Все вокруг стихло: звуки самого Фропома, ворчание кустов, шепот травы; даже пасуны казались озадаченными.
Стручок вздрогнул. Часть его оболочки провалилась внутрь, в гладкой поверхности открылось отверстие.
И нечто вылезло из него наружу.
Оно было маленьким и серебристым, а передвигалось на чем-то, что могло быть парой задних ног – или чересчур развившихся корней. Оно подошло к одному из пасунов и принялось издавать звуки, обращаясь к нему. Пасун был так удивлен, что упал на землю и лежал, помаргивая, глядя на странное серебристое существо. Молодняк в страхе бросился к своим матерям. Остальные пасуны смотрели друг на друга или на Фропома, который все еще не знал, что делать.
Серебристое семечко перешло к другому пасуну и издало несколько звуков. Пораженный, тот испустил ветры. Семечко обошло пасуна сзади и громко заговорило с его задницей.
Фропом хлопнул парой плетей, чтобы привлечь внимание серебристого существа, а потом распростер их ладони-листву на земле перед собой, в знак просьбы.
Существо отпрыгнуло, отщипнуло кусочек от своей середины с помощью толстой верхней конечности и направило его на плети Фропома. Что-то вспыхнуло, Фропом почувствовал боль, его лиственные ладони скручивались и дымились. Инстинктивно он хлестнул плетью и сбил существо на землю; отщипнутый кусочек отлетел в сторону и попал в бок одному из детенышей.
Вначале Фропом был потрясен, потом пришла злость. Он удерживал отбивающееся существо одной из нетронутых плетей, изучая свои повреждения. Листья, пожалуй, опадут и будут отрастать еще несколько дней. Он поднес серебристое семечко поближе к пучку своих глаз, встряхнул его, потом перевернул, ткнул верхней частью в паленую листву и опять встряхнул.
Он снова поднес семечко ближе к глазам, чтобы изучить его.
Странно, что эта штука вывалилась из семенного стручка, подумал он, крутя ее в веточках-пальцах. Семечко было похоже на пасуна, только потоньше, серебристого цвета и с гладким зеркальным шаром вместо головы. Фропом не мог понять, как оно умудрялось держаться на земле вертикально. Совсем же неустойчивое, из-за слишком большой верхней части. Возможно, ему и не надо было долго бродить; эти заостренные ногоподобные отростки – наверняка корни. Существо извивалось, пытаясь выбраться.
Он отделил кусочек серебристой коры, попробовал его гнездоловушкой и выплюнул обратно. Не животное и не растение, больше похоже на минерал. Очень странно.
На конце толстой верхней конечности, там, где Фропом оторвал кусочек оболочки, зашевелились розовые усики, вроде молодых отростков корней. Фропом заинтересованно поглядел на них.
Затем взял за один из розовых усиков и потянул.
Негромко чпокнув, тот оторвался. Серебристый шарик на верхушке существа издал приглушенный звук.
Она любит меня…
Фропом потянул за другой усик. Чпок. Вытекла струйка сока закатного цвета.
Она не любит меня…
Чпок-чпок-чпок. Он покончил с этим набором усиков.
Любит…
Фропом возбужденно сорвал оболочку с конца второго верхнего отростка. Снова усики… Не любит.
Детеныш пасуна подобрался поближе и потянул за одну из нижних веток. Во рту он держал зажигательную штуковину, которую серебристое существо швырнуло ему в бок. Фропом не обратил на него внимания.
Любит…
Пасуну надоело дергать за ветку, он плюхнулся на лужок, бросил зажигатель на траву и с любопытством ткнул в него лапой.
Серебристое семечко все сильнее извивалось в ветви Фропома, жидкий красный сок брызгал во все стороны.
Фропом покончил с усиками на второй верхней конечности.
Чпок. Не любит.
О нет!
Пасун лизнул зажигатель, постучал по нему лапой. Другой детеныш увидел, как он играет с яркой игрушкой, и начал подбираться поближе.
Словно по наитию Фропом сорвал оболочку с одного из прямых корней в основании существа. Ага!
Любит…
Детенышу пасуна надоела блестящая безделушка, и он уже хотел было оставить ее, но вдруг увидел, как второй приближается к нему с изучающим видом. Первый зарычал и попытался взять зажигатель пастью.
Чпок… Не любит!
Ах! Смерть! Неужели моя пыльца никогда не опылит ее прекрасные яичники? О злобная, уравновешенная, столь симметричная вселенная!
В ярости Фропом сорвал серебристую оболочку со всей нижней половины истекающего соком, слабо сопротивляющегося семечка.
