1914 - Василий Павлович Щепетнёв
— Так, как изменился Sunbeam, не меняется никто. У него открылся Дар, и ты сам это видишь. Только боишься признать.
— Чего мне боятся? Одного — поспешить. Такие дела второпях не делают, знаешь ли. Возможно, мы свидетели совпадения. Да, Алексей безусловно умнее своих сверстников, но этому есть объяснение: там, где его сверстники бегают и прыгают, он много читает, а, главное, много думает. Он рисует? Анпапа тоже рисовал, и преотлично рисовал, и моя сестрица Ольга в него, она считается приличным художником — не мной считается, а подлинными знатоками. Он сочиняет истории? Дядя Константин тоже сочинитель, и тоже очень недурной сочинитель, опять по мнению ценителей. В роду Романовых много, много талантов…
— Ники, в талантах Романовых я не сомневаюсь. Но Alexis точно определил место пропавшей полярной экспедиции, об этом мне рассказал этот…
— Капитан Колчак.
— Да, он. Это никаким талантом объяснить нельзя.
— Да, но…
— Никаких «но» быть не должно! Особенно теперь, когда Alexis предсказал ужасную гибель эрцгерцога. Талант? Нет, Дар, Дар свыше! И это дар во спасение!
— Спасение? Мне больно это говорить, но болезнь Алексея никуда не ушла. Он, конечно, бережется, и болезнь проявляется реже, но…
— Не Алексея спасение! Он спас отважных путешественников во льдах?
— Спас, — признал Государь.
— Он мог бы спасти и эрцгерцога Франца, если бы мы поверили Alexis’у и сообщили в Вену. Этот Дар дан ему во спасение других. Нас, России, может быть, даже всего Мира! Если мы только будем верить!
Глава 4
20 июня 1914 года, пятница
В гостях у бабушки
— Куда бы мы ни плавали, налево ли, направо ли, от берега до берега каждый рейс давно знаком, — напевал я немузыкально, облачаясь в форму. Свою форму. Мне помогал Михайло Васильич, камердинер, человек степенный и сугубо положительный, некогда служивший у Великого Князя Владимира Александровича. Взяли его взамен дядьки Андрея, на пробу, и он старался. Брал не резвостью, что в его годы было бы и затруднительно, но основательностью. Вот и сейчас он подавал мне по строго заведенному порядку сначала наколенники, потом налокотники, потом помогал шнуровать берцы — и проверял, ладно ли пригнано, не жмёт ли, не натирает.
Не жало и не натирало.
Нарядный и свеженький, как щелкунчик под ёлочкой, я прошёл в столовую. Явился минута в минуту, вырабатывая пунктуальность, вежливость императоров. На всякий случай вырабатывая, вдруг и стану.
Здесь, на «Полярной Звезде», мы завтракали в Малой Столовой.
Mama к завтраку не вышла, у неё разболелась голова. Думаю, ей просто не хочется вставать так рано.
Завтрак обыкновенный: салат из свежей крапивы пополам с капустой, и стакан морковного сока. Завтрак цесаревича, как обозначают его в меню. Прежде сестрички шутили, что у меня вырастут заячьи уши, но давно перестали, поскольку по средам и пятницами получали такой же. По их собственному настоянию. Во-первых, постные дни, во-вторых, очень полезно против прыщей. Это я им сказал. Попробовали. И в самом деле помогает! Великая сила — внушение.
Papa же ел гречневую кашу с белыми грибами. Очень достойно, да. Они, Mama и Papa, религиозны, но без фанатизма. Мне так думается. Вернее, религиозность у них волнообразная, то больше, то меньше. В моих покоях — у цесаревича не комнаты, а покои! — было икон три дюжины. Я настоял, чтобы оставили одну, Алексея — божьего человека.
А остальные? А остальные передать в мою церковь. Там они нужнее, там сотни и сотни людей, нуждающихся в наставлении и утешении. Каждый ищет своего заступника. А я уже нашёл.
Моя церковь — это захудалая церквушка в захудалом приходе. В декабре случайно пришлось мне побывать в одном селе, то отдельная история. Зашёл я и в церковь. Зашёл, посмотрел, как живут люди духовного звания, и решил, что нужно бы помочь. И взял над церковью шефство. Не всё ж над полками шефствовать.
Условий два. Помощь должна быть безымянной. Чтобы не знал — никто. Нет, не из скромности, хотя из скромности тоже. Просто если узнают — завалят просьбами, а мои ресурсы ограничены. И всякий отказ, или молчание будут озлоблять — а мне этого ни разу не нужно. А другое — школы, больницы и церкви должны содержаться гражданами. А я, как второй гражданин Империи (первый, разумеется, Papa) — вношу свою лепту. В школы, в больницы, ну, и в церкви тоже. Деньги не казённые, а заработанные лично мной. В смысле — бароном А. ОТМА. Пятнадцать процентов от личных доходов на общественные нужды. Я вовсе не собираюсь делать из церкви торт. Крышу подлатать, уже хорошо. Денежное вспомоществование служителям, чтобы не гнили в полной нищете, ведь напрасно думают, будто священники в золоте купаются. Некрасов знал, когда писал свою поэму. Я как раз перечитываю.
Но безымянной помощь — это для получаемого. Аппарата у меня своего нет, и я, естественно, обратился к Mama: она покровительствует множеству благотворительных обществ, пусть какое-нибудь и посодействует.
Посодействовало. Но Mama с той поры смотрит на меня как-то странно.
Закончили завтрак, и принялись за дела. Каждый за своё. У Papa дела государственные, а у нас обыкновенные, детские.
«Полярная Звезда» — яхта немного меньше «Штандарта», но гораздо роскошнее. Если дерево — то красное. Если ковры — то ируканские. И остальное в том же духе. У нас есть и третья яхта, «Александрия», моя любимая. С большими колесами по бокам. Специальная конструкция для плавания по мелководью. Но небольшая — относительно «Штандарта» и «Полярной Звезды». Нет царственной величавости. Перед англичанами неудобно, перед миссис Битти.
«Полярную Звезду» строил дедушка, Александр Александрович, стараясь угодить бабушке, Марии Фёдоровне. А бабушка что? Бабушка желала превзойти сестру Александру, королеву Великобритании. Соперничество у них было. И «Полярная Звезда» удалась на славу. Вернее, на Марию.
И яхта эта, «Полярная Звезда», осталась за бабушкой. Нет, не в личной собственности, конечно, она в составе Балтийского Флота, но это гораздо лучше, чем в личной собственности: расходы оплачивает казна. А расходы немаленькие. Огромные расходы, сказать честно.
«Штандарт» же всё идёт из Ялты в Кронштадт. Мы-то поездом, напрямик, а «Штандарт» вокруг Европы. Потому мы и на «Полярной Звезде». В гостях у бабушки, так сказать. Только самой бабушки тут нет, они с Mama друг друга не жалуют. Двум императрицам тесно в России, а уж на одной яхте — так и вовсе орёр-орёр.
Мне-то ничего,
