Опричник - Геннадий Борчанинов
А для этого его надо доставить живым. И, желательно, целым и невредимым, но этого я никому не обещал.
Пока мы ехали, я размышлял над тем, кого всё-таки позвать в ряды опричников, и так и не мог найти ответа.
— Скажи-ка, дядька… Кого мне на государеву службу позвать? — совсем отчаявшись, спросил я.
— Как это кого? — удивился Леонтий. — Отца зови. Федьку зови. Родню всю зови.
Воистину, самое простое и очевидное решение. Абсолютно в рамках здешнего менталитета, понятное всем. Кумовство? Возможно, но другие варианты казались мне ещё хуже. Вот только с призывом родственников возникала ещё одна проблемка, и немалая.
— А станут ли они у меня под рукой ходить? Я же младше, — сказал я.
Леонтий почесал в затылке, серьёзно задумавшись.
— Так не тебе же служба, — сказал он. — Царю.
— Так я на ней старшим, — сказал я.
— Всё одно позвать надобно. Не то обидятся, — сказал дядька.
— На обиженных воду возят, — буркнул я.
Но правоту Леонтия я всё же признавал. Да и местные просто меня не поймут, если я откажусь брать родичей на службу, всё-таки родоплеменные отношения тут ещё очень и очень сильны.
— Весточку им отправлю, позову, сами пусть решают, соглашаться или нет, — сказал я.
— Вот это правильно, — оценил дядька.
Путь до Соловков неблизкий, ещё и приходилось делать изрядный крюк через Ярославль и Вологду до Холмогор, а оттуда уже до острова. Оставалось только надеяться, что два всадника легко догонят длинный обоз опального батюшки. Государь в своей милости разрешил Сильвестру забрать целую подводу самого разного барахла, да и сам протопоп вряд ли спешил добраться к Соловецкому монастырю. Скорее наоборот, перспектива провести остаток жизни фактически в арестантах СЛОНа его пугала и он не спешил.
И мы на каждом яме и постоялом дворе спрашивали, не проезжал ли здесь отец Сильвестр, и неизменно получали один и тот же ответ, мол, да, проезжал. Так что ошибиться и потеряться мы с Леонтием не могли. Тем более, что Сильвестр в день проезжал аккурат двадцать вёрст, засветло останавливался на яме, ночевал там, завтракал, долго молился, и только потом выезжал дальше.
Само собой, он ехал не один. С ним была небольшая свита из его самых приближённых слуг, пара монахов-пламенников, охраняющих его и от опасностей пути, и от попыток к бегству, а так же подьячий Разбойного приказа и его люди, которым приказано было доставить Сильвестра в монастырь.
Догонять, однако, пришлось не один день. Мы проехали Переяславль, Ростов, Ярославль, за которым начинались бескрайние леса, тянущиеся до самой Вологды, места глухие и дикие. Больше всего я опасался, что они съедут с тракта и пойдут по рекам. Но нет, подъезжая к первому же яму после Ярославля, мы увидели там настоящее столпотворение, какое бывает при путешествии важной персоны. Куча саней, лошадей, людей, спешка, злые окрики, лающие приказы. Сильвестр останавливался на ночлег.
Мы с дядькой въехали на подворье верхом, сразу же оказываясь в центре внимания. Я демонстративно положил руку на саблю, отыскивая взглядом Сильвестра. В воздухе сразу же запахло грозой, на нас стали коситься недобро. Кто-то взялся за оглоблю, кто-то тоже положил руку на рукоять сабли, двое пламенников с тяжёлыми посохами начали заходить нам за спины.
— Дело государево! — крикнул я, извлекая из-за пазухи свиток с царской печатью. — Велено мне Сильвестра назад в Москву доставить!
— Постриг он принял, — пробасил один из церковных чиновников. — Инок Спиридон теперь он.
— Да хоть Адольф Гитлер, — проворчал я, утомлённый долгой погоней. — Ведите его сюда.
— Нешто прям сразу обратно? В ночь ехать? — спросил другой.
До темноты оставалось ещё часа четыре, не меньше. Как раз хватит, чтобы добраться до Ярославля засветло, пусть даже с обузой в виде Сильвестра.
Я вглядывался в напряжённые лица монахов и мирян, пытаясь отыскать среди них Сильвестра, которого я в лицо не знал. Знал только, что он уже достаточно пожилой человек, и больше ничего.
— Зачем он царю? — крикнул один из церковников. — Неужто простил?
Ага, разбежался.
— Государевы приказы обсуждать будешь? — рявкнул я. — Велено доставить, и всё!
Желающих спорить со мной не нашлось, один из монахов торопливо прошёл внутрь яма, остальные продолжили заниматься своими делами. Распрягать лошадей, выгружать припасы, хотя я уже не видел в этом необходимости для них.
На пороге показался Сильвестр, вернее, инок Спиридон, одетый совсем не по-монашески, в шапку и шубу, а не в клобук и подрясник.
— Государь меня видеть хочет? — спросил он.
Это оказался довольно пожилой, но всё ещё крепкий мужчина, с седой кудрявой бородой и проницательным взглядом.
— Собирайся, уезжаем, — приказал я, игнорируя его вопрос.
— Коли Иоанн видеть меня желает, пусть приезжает сам, — горделиво произнёс Сильвестр. — Раз он меня решил в иноки постричь, я его волю исполню. А коли обратно в мир призывает, по нужде, али ещё зачем, то пусть лично зовёт.
Мне захотелось согнать с его лица это горделивое надменное выражение, накинуть аркан, поволочь за лошадью до самой Москвы. Я даже не ожидал подобной наглости. Опешил на мгновение.
— Если ты не поедешь добровольно, мне придётся потащить тебя силком, — сквозь зубы процедил я. — А мне не хочется марать руки об такое говно, как ты.
Теперь опешили все остальные. Некоторые церковники даже рот раскрыли от удивления.
— Да как… Как ты смеешь⁈ Это же… Это же сам Сильвестр! — выпалил какой-то молодой розовощёкий дьячок, больше похожий на девочку.
— Сталлоне? — хмыкнул я. — Если нет, то мне плевать. Седлайте ему коня.
— Инок Спиридон, — поправил Сильвестр.
Прямое оскорбление он проигнорировал.
— Зачем он царю? — ещё раз спросил один из пламенников, подходя к моей кобыле так близко, что мог бы взять её за уздцы при желании.
Я дёрнул поводья, заставляя лошадь попятиться назад. Доводить до открытого конфликта не стоило, но упрямство церковников выводило меня из себя.
— А почему ты спрашиваешь? Вместо того, чтоб выполнять приказ? — нагнувшись к пламеннику поближе, спросил я.
—
