Опричник - Геннадий Борчанинов
Я достал из-за пояса один из подаренным мастером Рыбиным пистолетов.
— Бах, — сказал я. — И уже на одного супостата меньше. А была бы картечница, так и всех бы срезало. С такого расстояния и вовсе навылет пробьёт.
— Баловство это всё, — проворчал Леонтий.
— Кому как, — сказал я.
— Да и разве честно это? Так ведь любой… Да хоть ярыга этот, Харитон, хоть кого… Хоть меня, хоть тебя, а ведь в нём силы-то, соплёй перешибёшь, — продолжил он. — А на белом оружии сразу ясно, кто воин славный, а кто так…
— Жизнь вообще штука нечестная, — вздохнул я, вспоминая войну дронов и дальнобойной артиллерии, которым вообще без разницы, кого зацепить осколком.
— Вот раз-другой из пистолета отобьёшься, станут все говорить, мол, Никита Злобин нечестно дерётся, на белом оружии сойтись боится, — сказал он.
— Ну кто болтать станет, я тому язык-то укорочу, — хмыкнул я. — Давай, нападай.
На этот раз я был готов, и начало атаки увидел ещё до того, как Леонтий вскинул саблю. Несколько стремительных ударов я пропустил мимо себя, отводя его клинок, а потом вновь начал работать кистью, расписывая воздух саблей.
— Вот шельма… — выдохнул дядька, вынужденный снова отходить назад.
Мы махали сабельками ещё около получаса, пока не начало темнеть. Харитон пока так и не явился, к моему неудовольствию, и нам пришлось идти в избу без него. Дядька подкинул ещё дров, но в избе по-прежнему пахло сыростью и холодом, по ощущению тут было градусов пять выше ноля.
— Куда ярыга-то подевался, — буркнул дядька, возвращаясь от колодца с ведром воды.
— Может, пристукнул его кто? Стемнело уже, — сказал я.
Не то, чтоб я беспокоился за судьбу Харитона, но я отправил его с абсолютно понятным и ясным заданием. Принести нам еды на ужин. Причём отправил с деньгами, кровно заработанными.
— Пойду-ка я проверю, где этот ярыга шляется, — сказал я, вновь запахивая епанчу и натягивая рукавицы.
— Давай, сам только не пропади, — хмыкнул дядька, перемешивая угли кочергой.
Я пошёл пешком, прочь из слободы, прислушиваясь к размеренному хрусту снега под сапогами. Седлать коня для того, чтобы отыскать пропавшего ярыжку, мне не хотелось, больно много чести.
Заходящее солнце ещё давало достаточно света, чтобы не заблудиться в потёмках, и я пошёл в сторону Москвы, разглядывая каждого прохожего. Харитона нигде видно не было. Все торопились по домам, несколько раз мимо меня на рысях промчались всадники. Я вдруг подумал, что стоило всё же поехать верхом. Или отправить дядьку.
Однако когда я уже почти отчаялся, вдалеке увидел хромающего мне навстречу ярыгу. Вот только до меня он не дошёл, рухнул в придорожный сугроб. И так там и остался.
— Твою же мать… — прорычал я.
Мне ничего не оставалось, кроме как пойти навстречу. Доставать Харитона из сугроба, пока он не уснул там и не замёрз насмерть. От него разило дешёвой бражкой. Из заказанных продуктов он сжимал только надкусанный каравай хлеба.
— Вставай, скотина, — прошипел я, толкая его ногой в бок.
Ярыга промычал что-то невнятное, и я понял, что отпускать его с деньгами было большой ошибкой. Он все деньги спустил на бражку, и на ногах теперь не держался.
— Подъём, мать твою за ногу, — проворчал я, хватая его за воротник.
От резкого движения Харитон не сдержал рвотного позыва и едва не забрызгал мне шаровары. Я успел вовремя отскочить. А потом зарядил ему добрую отеческую оплеуху, такую, что он ткнулся лицом в снег.
— Ай… Боярин… — простонал он.
— Тебе что приказано было? А? Мерзавец, — я зарядил ему ещё одну, чтобы окончательно привести его в чувство.
— Так это… Ай! Ай, мля! — выпалил он, когда я схватил его за ухо и начал поднимать, заодно выкручивая.
Вид у него был помятый и жалкий. Готов поспорить, ни копейки денег у него не осталось. Всё пропил или потерял.
Мне удалось поставить его на ноги, хотя, честно говоря, хотелось наоборот, хорошенько проучить. Такие слуги мне не нужны и даром. Угораздило же нарваться на алкоголика.
— Пошли, чёрт тебя дери, — приказал я, придерживая Харитона за шиворот.
— Не серчай, боярин… — простонал ярыга.
— Ага, щас же, — буркнул я.
Солнце окончательно село, путь нам освещала неполная убывающая луна. В такое время все уже сидят по домам.
Отличное начало опричной службы, конечно. В кавычках. Лучше и быть не может. Вместо того, чтобы ловить государевых врагов и доставлять их в застенки Кремля, я подбираю по сугробам всяких алкашей.
До слободы добрались, к моему удивлению, без всяких приключений, хотя гулять в тёмное время суток по окраинам Москвы — дело такое, рисковое. Я сбросил Харитона в сугроб уже у самых дверей в нашу избу, и он пополз на четвереньках. Да уж, с такими вот людьми приходится работать.
Дядька за время моего отсутствия успел и хату протопить до приемлемой температуры и даже сварил какой-то нехитрый ужин из того, что оставалось в наших сумках.
— Нашёл? — спросил Леонтий.
— Нашёл, — мрачно произнёс я. — Пьяный, в сугробе спит. На улице, вон.
— Так замёрзнет же! — воскликнул он.
— Ничего, урок будет ему, — сказал я.
— Так насмерть! — удивился Леонтий моему равнодушию.
Он сам накинул полушубок и вышел на двор, я же начал располагаться в почти забытой своей берлоге. Опричная служба… Я с нетерпением ждал завтрашней поездки к царю, предвкушая будущие свершения и даже немного нервничая.
Леонтий затащил пьяное тело к нам, хотя мог бы бросить в его же хибарке, уложил на лавку. Ярыга почти не приходил в сознание, пуская пузыри из соплей и слюней.
— Добрее надо быть, Никита Степанович, — укоризненно сказал мне дядька. — Живая душа ведь.
— Я его до слободы дотащил, хватит с меня добрых дел, — проворчал я.
Мы с дядькой наскоро поужинали, да улеглись спать по лавкам, помня про завтрашнюю поездку в Кремль. Такое пропускать нельзя. Ну а утром, оставив похмельного Харитона страдать, выехали обратно в Москву.
На приём к царю я вновь надел подаренную броню, и царь, к которому меня проводили, не преминул над этим посмеяться.
— Броньку-то теперь вообще не снимаешь? — усмехнулся он.
— Мне, государь, броня привычнее ферязи али шубы боярской, —
