Под знаком феникса - Герман Иванович Романов
Никритин щедро плеснул водки, но не в стакан, а в рюмку, которую взял с кухонной тумбы — руку только протянул. Поставил пепельницу, выдвинул ящик и извлек начатую пачку «Таллинна» — эти сигареты он любил больше других, но с распадом страны они исчезли, как и рижская «элита». А тут целая пачка табака, вкус которого он забыл за долгие тридцать с лишним лет. Вытряхнул сигарету и закурил. Удивился после нескольких затяжек — не закашлялся, как вроде бы должно было произойти с парнем, что впервые в жизни несколько раз затянулся сигаретой.
— Эх-ма…
Рюмка с водкой пошла так же легко, как и сигарета, организм принял алкоголь совершенно спокойно. И тут же пришло решение, настолько простое, что он головой покачал, и еле слышно произнес:
— Нужно вспомнить все… Фу, прямо как из фильма фраза. Но это так — все детали нужны — как меня «подставили» и завербовали, как под Эстонию «затачивали» — ведь на владение языком сразу внимание обратили. Нужно вспомнить, как в песне бородатого либерала, певца перестройки — «ты помнишь, как все начиналось»…
Ерничая, и безобразно фальшивя, негромко напел Никритин. И моментально замолчал, прикусив губу.
— Пересмотреть надо все дела минувшие, в них и есть ответ на многие вопросы, которые дня сегодняшнего касаются…
Глава 8
— Дуче жив! Вива ла Бенито Муссолини!
От громкого выкрика прямо в ухо Павел подавился табачным дымом и чуть не выронил сигарету, что было бы крайне неразумно с точки зрения экономии. Болгарские сигареты по 35 копеек пачка, продавались повсеместно и были по карману постоянно нищенствующей студенческой братии. Тем более будущим педагогам, чья стипендия в «полтинник», на червонец больше, чем во всех остальных ВУЗах, вызывала у «товарищей по высшему образованию» нескрываемую зависть.
— «Рафа», ты язык свой хоть немного придержи. Ладно, когда ты с «попом» по общаге пьяные шарахаетесь и орете, но тут бабье — они донести куда следует могут, и приедут за тобой те, кому это нужно. И выдернут как морковку из грядки, и даже землю не стряхнут.
— Ни хрена, не времена тридцать седьмого, — Логинов как всегда был навеселе, от него разило пивным ароматом. — Вон, профессура наша и не такое сболтнуть может, когда «навеселе».
— Они хоть пьяные бывают, но разумные, и про дуче не говорят, — отрезал Павел. Действительно, так и было — пили многие, зачастую демонстративно — среди историков это считалось своего рода фрондерством, ностальгией по тем хрущевским годам, когда был развенчан и осужден «культ личности», а Сталинград в Волгоград переименовали. Пили поклонники музы Клио и в университете, и в педагогическом институте, так как в последнем добрая половина профессорско-преподавательского состава из ИГУ была. Их втихомолку порой «колчаковцами» именовали, ибо по указу этого временщика с адмиральскими погонами на плечах, университет был создан, а «пед» на три года позднее, для подготовки «красных учителей». Но сейчас дружно выпивали и те и другие — то ли жизнь семейная не устраивала, но скорее своего рода протест против существующих реалий и догматизма, буквально навязанных секретарями по идеологии. Историки ведь, если они в дело погружены, несоответствие в линии партии быстро находят. Но правило железное тут — раз нашел истину, то молчи, длинный язык живо обрежут, или вырвут, тут по всякому бывает.
Такое крылатое выражение ходит — если подумал, то не никогда говори; если сказал, то не пиши. А раз написал — то не публикуй. Но если опубликовал — сразу же откажись, не медли!
А чтобы фрондерство корни не пустило, в дополнение ко всем кафедрам есть особая в каждом ВУЗе, где только проверенные кадры вести курс истории КПСС могут, товарищи на привилегированном положении находятся. Даже в годы войны паек по литере «Б» получали, в то время как другим профессорам карточку служащего только давали. А том сейчас знали многие, кто вход в архив КПСС имел, но молчали, как в рот воды набрали — разглашение такой информации о подобном «единстве» партийной номенклатуры с народом могло быть крайне чревато «наездом» со стороны «конторы», что скрывается за обозначением трех букв — КГБ.
А оно надо?!
Хотя, нужно отдать должное, некоторые историки о «партийных перегибах» втихомолку могли своим студентам сказать, но не всем, опять же, а тем, кто язык за зубами держать будет.
Все равно находится иуда, стуканет куда надо. И ходит потом профессор целый год, после проведенной с ним профилактический беседы, как в воду опущенный. Скупым на слова становится, как криминальный элемент любит выражаться — «базар фильтрует». И от требовательного стука в дверь аудитории вздрагивает и с лица спадает, бледнеет заметно. Видимо, находятся у чекистов доводы для всех, понятные и действенные…
— Ты куда есть пойдешь в перерыв?
— Да в блинную, не в «бухенвальд» же идти, — пожал плечами Павел — есть комплексные обеды за 50 и 80 копеек ему не хотелось, пищу делали разъевшиеся во все стороны поварихи скверную, даже студенты старались не ходить в институтскую столовую, потому и приклеился такой ярлык.
— Понял, «переходящий вымпел» тебе как всегда очередь занял, — глумливо улыбнулся «Раферти», получивший эту кличку от главного героя одного известного кинофильма о гнусностях деятельности американских профсоюзов. — Лариска-крыска с тебя глаз не сводит, женись — с ее папашей многого в жизни достигнешь!
— Да пошел ты со своими советами! Знаешь куда или направить?!
— Ладно-ладно, не кипятись, я пошел, — «Рафа» отвалил к лестнице, и поднялся из подвала, где была раздевалка, а под лестницей курилка, наверх. Настроение у Никритина стало паршивым — все видели, как дочка всесильного 2-го секретаря Иркутского обкома всячески демонстрирует ему свою покладистость, а это уже страшило не на шутку. Однажды она так и сказала, что отравится, если он ее не полюбит, такую, какая есть. А тут только вздохнуть можно — страшненькая и толстоватая девчонка, охотно «дарящая» свою «женскую ласку» приглянувшимся ей «вечно голодающим» студентам, в его душе вызывала отвращение. А тут после скабрезных слов «Рафы» стало хреново, но есть сильно хотелось, ей он сказал, что обязательно придет в «Блинную», до которой всего сотня метров пути, только перейти нужно на другую сторону улицы. А раз дал слово — нужно выполнять!
Павел поднялся по лестнице наверх, прошел по коридору и вышел на факультетское крыльцо, широкое и с парапетами.
