Андрей Мартьянов - Проект Германия
— Совещание… Даже не так. Не совещание, а неофициальная непротоколируемая встреча пройдет в крайне ограниченном составе, — предупредил Берия. — Запомните накрепко, товарищ Шмулевич: вы здесь никогда не были. Запомнили? Вот и договорились… Что же мы стоим? Идемте чай пить, только заварился.
Вот так просто «чай пить». И где?! При всей своей флегматичности Шмулевич с колоссальным трудом удержался от тяжкого вздоха, обычно выражавшего у него запредельно сильные эмоции. Теперь-то стало окончательно ясно, с кем предстоит «важная беседа».
Прошли через секретарскую, немаленький кабинет с рабочим столом лысого, как коленка, товарища, или старательно делавшего вид, что неимоверно занят с бумагами, или на самом деле погруженного в работу с головой. В ответ на тихие приветствия он лишь кивнул, не поднимая глаз и что-то невнятно промычал. Берия мельком уточнил, что это товарищ Поскребышев, а во-он тот комиссар госбезопасности третьего ранга — товарищ Власик.
«Ничего себе „нет охраны“», — подумал Шмулевич, бегло оценив вроде бы дремлющего в кресле Власика. Последний лениво глянул на новоприбывших и снова прикрыл веки, но секундного, мимолетного столкновения взглядами хватило, чтобы уяснить — истинный цербер. Такие глаза встречаются лишь у одной породы людей: кто способен убить, не рассуждая и не философствуя, стоит почувствовать опасность. На подобных Власику личностей Шмулевич вдоволь насмотрелся за свою революционную молодость. Да и потом, работая в органах, встречал не одного и не двоих. Не ошибешься и не спутаешь.
— Вы, товарищ Пономаренко, свободны, — сказал Берия первому секретарю. Тот понимающе кивнул и вышел обратно в приемную. Выходит, «неофициальная встреча» и впрямь только для узкого круга.
…Сталин неспешно прохаживался по ковровой дорожке вдоль длинного стола для заседаний политбюро. Чуть склонив голову воззрился на гостя. Мягко подошел к комиссару.
— Знаете ли, товарищ Шмулевич, — не здороваясь произнес Верховный, — такого подарка к двадцатипятилетию Октября народ и партия никак не ожидали. Хороший подарок… Партия коммунистов и советские граждане вам этого не забудут. Проходите, садитесь, товарищи.
Личный кабинет Сталина был обширен, но строг — деревянные панели по стенам, в отдалении рабочий стол под сукном. Темно-зеленые шторы плотно задернуты, окна же обязаны выходить на кремлевский Арсенал. Монументальные шкафы, круглый столик с тремя телефонными аппаратами — черным, красным и белым. Фотография в рамке: портрет Ленина, читающего газету «Правда». На длинном столе и впрямь сервирован чай в подстаканниках.
Расселись. Молчали. Верховный еще раз прошелся по кабинету туда-сюда, наконец, расположился напротив Шмулевича. Вытащил из кармана черную с золотистым и салатово-зеленым коробочку фабрики «Ява», сдвинул брови, оглянулся на свой рабочий стол, где оставалась знаменитая трубка. Махнул рукой, будто отгоняя комара, и закурил папиросу.
— Подождем минутку-другую, — сказал товарищ Сталин. — Сейчас подойдут замнаркома обороны и товарищ Молотов. Пейте чай. Курите, конечно, если хочется… Не стесняйтесь, товарищ Шмулевич.
— Я не курю, спасибо, — механически ответил комиссар.
Похоже, единственный, кто здесь не привык стесняться (кроме хозяина, конечно же!), так это нарком НКВД. Берия невозмутимо придвинул поднос, передал один стакан Шмулевичу. Второй, вот просто так, буднично, передал Сталину. Взял щипчиками колотый рафинад из хрустальной сахарницы, поболтал ложечкой. Сказал бодро:
— Относительно подарка вы, товарищ Сталин, попали в самую точку. Надлежащие службы успели поверхностно ознакомиться с документацией…
Верховный что-то проворчал по-грузински. Берия осекся: следовало дождаться остальных, а уж затем приступать.
Сначала в кабинете появился пожилой военный с маршальскими звездами на петлицах. Лицо усталое, болезненно-бледное, но в нем сразу чувствовалась порода, нечто старорежимно-благородное, в нынешние времена почти потерянное. Внешность узнаваемая — товарищ Шапошников. Сразу за ним вошел Молотов: уверенно-деловитый, привыкший больше слушать, чем говорить.
— Борис Михайлович, — Сталин вновь поднялся, обошел вокруг стола. — Что скажете о картах и директивах противника, отправленных вам сегодня утром?
— Подлинные, — четко ответил маршал. Встал, когда к нему обратился Верховный.
— Садитесь, не тратьте себя, — машинально сказал Сталин. Шапошников послушался. — Далее?
— Дезинформации не усматривается, документы полностью соответствуют текущей обстановке на фронте. Проводим самый внимательный анализ.
— Спасибо. Товарищ Берия, по вашей линии?
— То же самое, — не стал вдаваться в подробности нарком. — Как и у товарища Шапошникова, работа по углубленному изучению продолжается.
— А вот сейчас, — Верховный сделал паузу, будто подбирая слова, — сейчас все мы очень внимательно выслушаем товарища Шмулевича. Рассказывайте. Во всех подробностях. Никакого смущения, от дел вы ни меня, ни товарищей из политбюро и наркомата обороны не отвлекаете. Нынешнее дело первое по значимости. Понадобится — будем сидеть здесь хоть до завтрашнего утра.
Шмулевич уложился в полтора часа: если сам Верховный требует «во всех подробностях», значит, так надо. А началось всё, когда на острова посреди Свенцянских болот примчался взмыленный Степка-вестовой с удивительным известием: в четырех с небольшим километрах упал самолет…
Комиссара почти не перебивали, пускай он и был непривычно многословен, стараясь припомнить любые, пусть самые малозначащие на первый взгляд детали. Как потребовал у капитана Бутаева затушить цигарку, поскольку сильно воняло разлившимся горючим, могло ненароком вспыхнуть. Как первым делом осмотрели отвалившийся хвост, найдя в подтаивающем осеннем снегу первый труп — полковника Вермахта с размозженным черепом. Как Бутаев выбивал дверь в передний салон.
Пятна подсыхающей крови на внутренней обшивке салона. Вдребезги разбитая кабина. Степка, отвинтивший Железный крест у…
У кого?
— Давайте еще раз, — попросил товарищ Берия. — Этот… Этот непонятный гражданский. Умерший в вашем лазарете. Что конкретно при нем нашли? Детально?
— Ручка с золотым пером, не именная, я бы заметил, — ответил Шмулевич. — Два серебристых брелока, на одном изображение какого-то здания и надпись по-немецки «Нюрнберг — город партийных съездов», думаю, обычные сувениры. Что-то вроде пастилы в фольге, наш доктор предположил, что лекарство — пахло эвкалиптом. Личное письмо, оно приложено к другим бумагам, положили в коричневый портфель крокодиловой кожи с латунной накладкой и граверной надписью «Ob. R. Schmundt». Портфель доставлен в Москву вместе с прочими трофеями.
— «Ob.» — традиционное сокращение от «oberst», «полковник», — меланхолично вставил Шапошников. — Да и фамилия Шмундт хорошо знакома по десяткам разведсводок: старший адъютант Гитлера. «R» — Рудольф. Всё сходится.
Лаврентий Павлович внимательно посмотрел на Шмулевича поверх пенсне, без дозволения Верховного встал и быстрым шагом вышел в секретарскую. Звонить кому-то?
— Та-ак… — протянул товарищ Молотов. — Любопытно.
— Очень верно замечено, — практически без акцента отозвался Сталин. — Предположим… Только предположим, товарищи, пока нет окончательных доказательств, что мы сейчас говорим об одном определенном лице по имени Адольф Гитлер. И что он действительно исчез на дне белорусского болота. Косвенных подтверждений предостаточно, но будем осмотрительны в выводах… Что дальше?
— Я не верю в провокацию такого масштаба, — немедля отозвался Молотов. — Он, безусловно, большой прохвост и мистификатор, но не верю и точка! Разбить правительственный самолет именно в районе действия партизан, подбросить подлинную документацию, пожертвовать людьми? Добавим сюда громкие события в Берлине. Нет, это слишком. Проверить и перепроверить неоднократно, убедиться, получить подтверждения из других источников — это необходимо, но…
— Я не об этом, товарищ Молотов, — слегка поморщился Верховный. — Вопрос ребром: что дальше? Борис Михайлович?
— Политические оценки давать остерегусь, на это есть политбюро, — ровным голосом ответил Шапошников. — С точки зрения строго военной, у нас на руках оказалось больше козырей, чем можно вообразить. Оперативное планирование противника, прежде всего. Думается, в Германии сейчас идет тяжелейшая схватка за власть между различными группировками, а это непременно отразится на управлении войсками и фронтом. Нельзя терять момент.
— Согласен. — Сталин подошел к своему столу, взял трубку, повертел в руках. Положил обратно. — Они уже прямо назвали имя нового канцлера. Шпеер.
