Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер
— И мне!
— Про меня не забудь!
Евдокия еле влезла с пояснениями:
— Закажи чашечки-мельнички из дерева, камня и из глины. Посмотришь, какая удобнее будет да лучше продаваться станет.
— Дунь, ну ты голова! — восхитился Алексейка.
— То мой подарок всем вам. Назовите крохотные домашние мельнички псковскими.
— Так в Москве же делать будут?
— Вот сразу и обозначьте, что это псковский товар, как лён. Псковский же лён считается лучшим несмотря на то, что повсюду продаётся!
— Благодарствуем, боярышня, уважила мудрым словом.
— Ой, да чего уж… у меня этого добра в избытке, — похвалилась как принято, Дуня, — но не для каждого, — спешно оговорилась, увидев загоревшиеся глаза псковичей. — Ах, чуть не забыла! — повернулась она к Митре. —Загляни на нашу с княжичем бумажную мануфактуру. У управляющего есть список, по какой цене продавать разный товар. Он торговаться не уполномочен. Ему всё заранее расписали: если что-либо берут по десять штук, то одна цена, по сотне или по тысяче — то другая. Ему никаких подарков дарить не надо.
Дуня долго ещё говорила, что можно купить в Москве, расспрашивала о жизни в Пскове, о планах Алексейки.
— Зимой с батей в Москву товар повезу, — похвастал он.
— Тогда у нас остановитесь, — подытожила она и попрощалась.
Не успела вернуться домой, а её уже служка владыки ждал. Возок прислал. Дуня расстроилась, что у неё не осталось подарков, но времени не было, чтобы что-то придумать.
Доставили её на владычий двор, проводили в гостевую палату. Феофила долго ждать не пришлось. Он вошёл, быстро огляделся, увидел её, протянул руку. Поддаваясь его настрою и быстрым движениям, Дуня тоже поторопилась.
— Новая веха начинается в истории Великого Новгорода, — начал владыка, — надеюсь, что к добру.
— К добру, владыка, не сомневайтесь! — оживлённо поддержала она.
— Так чувствуешь? — удивлённо спросил он, не ожидавший такой реакции.
— Я чувствую, что мы все избежали большой беды и непоправимого урона, — очень серьёзно произнесла она, и уже без всякого пафоса добавила: — А дальше всё в наших руках!
Он пытливо посмотрел на неё, но не потребовал пояснений.
— В московском княжестве церковь не володеет землями, а мы… — неожиданно продолжил он и оборвал сам себя, давая возможность закончить гостье, и она не подвела:
— В княжестве есть монастыри, которым управление землями было в тягость и не по душе. Сбросив с себя этот хомут, они расцвели.
— Про бабку свою говоришь, — кивнул Феофил. — Хороший опыт. Ведомо мне.
— Она пошла путём освоения ремёсел, другие занялись подбором крестьянских семей, которым можно отдать землю внаём за часть урожая. Ленивых не привечают, а умным и трудолюбивым помогают по мере сил, и результат там тоже хороший.
— Слышал, слышал.
— Но есть и отрицательный опыт.
— Отрицательный? Ишь ты, — улыбнулся Феофил.
Боярышня улыбнулась и пожала плечами, показывая, что говорит, как умеет и как есть.
— Вот, значит, как ты рассуждаешь! На что же нам открывать лекарни, школы, если опыт передачи земель князю… отрицательный?
— Так не везде же! Доказано, что ремесло приносит больше дохода, чем земля при одинаковых вложениях сил.
— Ты имеешь в виду зерно, а у нас земля — это добыча пушнины!
— Сие ценно, — вынужденно согласилась Дуня, — но даже в этом требуется пересмотр. Моё мнение таково: для нас слишком растратно продавать шкурки иноземцам.
— Надо же? — усмехнулся Феофил. — И в чём же наши растраты?
— Мы истребляем зверя на наших землях, не думая, что оставим потомкам. Ещё при наших дедах вблизи городов водилось больше разных животных, но они так хорошо поохотились, что нам осталось только в книжицах читать о прошлом изобилье.
Владыка был согласен с этой юной боярышней, но он давно уже не был идеалистом, поэтому напомнил ей:
— Но пушнина приносит доход, который нам нужен.
— Так я и говорю, что кое-что можно поправить в нашу пользу. Мы слишком дёшево продаем наше богатство и при этом помогаем иноземцам развиваться, создавая в их городах рабочие места. Нам самим надо шить из шкурок шубы на продажу.
— А если не захотят брать у нас шубами?
Значит, продавать шапки, муфты, меховые сапоги, одеяла, варежки, сумки, помпоны... — по мере перечисления Дуней предметов обихода у владыки повышалось настроение.
— Этот вопрос надо изучить, — перевела боярышня дыхание. — Я не знаю, что иноземцы шьют из наших шкурок, но мы должны это перенять. И хочу заметить, что чем меньше пушнины будет на рынке, тем выше поднимется её цена. А коли не хочется уменьшать объём продаж, то можно подумать о разведении пушных зверьков, как кур или гусей.
— Ишь ты, придумала… как кур! Не всё так просто, — вздохнул старец. — Но твои замыслы мне понятны, и я вижу, что ты желаешь добра.
— Верно, владыка. Прости за самоуверенность. Я понимаю, что перемены для многих тяжелы. Князь знает это и ни на кого не давит, считая, что время всё расставит по местам.
Оба помолчали.
— Ты умная девица… Скажи, сама ли придумала сказки или где слышала?
— Многое слышала, запомнила, и по-своему обдумав, выдала людям.
— Наслышан я о твоей тяге словесно и рукописно одушевлять животных. Странно это, не увлекайся.
— Понимаю, что баловство, но детям через образ хитрой лисички, трусоватого зайчика или хлопотливой белки легче понимать взрослый мир. Я только из-за этого.
— И всё же, не увлекайся. Настоящие зайки не трусоваты, да и похитрее лисички есть звери, так что неправильные твои образы!
Дуня хотела было оправдаться, но владыко продолжил:
— Ладно, иди сюда, благословлю и
