Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Но однажды вечером, когда я приехал к магазину и внимательно всмотрелся в священный образ, меня осенила совершенно спокойная, непоколебимая уверенность, что не следует суетиться, – икона обязательно окажется в моих руках. Бестолковым поездкам был положен конец, и я с удвоенным рвением устремился к завершению работы над созданием скрипки, чтобытаки явиться в магазин с деньгами. Приблизительно месяц я не наведывался на Красноармейскую, до того самого дня, когда нанял такси, взял чистую простынку и в чудесном расположении духа переступил порог антикварной лавки, даже в мыслях не допуская, что могут произойти какие-либо неожиданности. По предъявлению оплаченного чека, мне с приятной любезностью завернули икону в беленькую простынку и поздравили со счастливым приобретением.
Радость мою невозможно описать никакими словами. Я снимал очень скромную однокомнатную квартиру. Дочка Ульяна спала на диване, мы с женой располагались на полу, довольствовались матрацем. Икону ставили на ночь возле себя, так же на полу, запаливали лампаду и упивались её неземной красотой. Мы прожили в Киеве с этой иконой не менее трёх лет, она сделалась неотъемлемой частью нашего существования, фактически полноценным членом семьи, а быть может – её главою. Судьба, как это иногда бывает, заложила очередной вираж, и я, по необходимости, возвратился обратно в Луганск.
За время отсутствия, а это более пяти лет, прямо около моего нового уже места жительства поставили Казанскую церковь, на месте небольшого сквера, где до войны стоял храм Божий, который приглянулся большевикам на предмет «шарахнуть динамитом». Мера цинизма при этом достигла революционного апогея – советские чертяки покуражились вволю. Прямо на месте бывшего алтаря поставили скульптуру горниста, алебастрового краснопузого мальца при пионерском галстуке и дудке в гордо оттопыренной руке. Скажу по-совести: и мальчика мне жаль, позже с ним расправятся так же беспощадно, как в своё время разобрались с храмом.
Знаменательно, что к вновь открывшейся церкви Казанской Божией Матери приписалось луганское донское казачество. Таким образом, икона явление Пресвятой Богородицы в Августовских лесах оказалась в двух шагах от своего исконного храма, где ей должно находиться по чину и положению.
В Казанской церкви правил службу знакомый священник, отец Николай, человек в высшей степени достойный, и я поделился с ним радостью обладания имеющейся у меня святыней. Батюшка изъявил желание взглянуть на Богородицу. Я дал согласие, и он явился с парой казаков на свидание с донской Заступницей. Войдя в дом, гости обомлели: почтенного возраста казаки, при портупеях и лампасах, грохнулись на колени и возликовали, как малые дети, батюшка в восторге уронил слезу.
После этого визита моя жизнь утратила покой. Казаки принялись «доставать» со всех сторон, любыми путями вознамерились заполучить святыню – просили, увещевали, сулили деньги, грозили судом Божьим и так далее. Я, разумеется, и сам понимал, что подобное духовное сокровище не может и не должно принадлежать одному человеку, но расстаться с Покровом было выше моих сил. Невозможно описать, какое это счастье, какая радость и утешение – видеть перед собой каждую минуту священный образ высочайшего духовного достоинства.
Между тем обстоятельства складывались таким образом, что мне предстояло уезжать обратно в Киев. Увозить явление Богородицы из-под стен казачьего храма представлялось делом сомнительным, что-то внутренне подсказывало о недопустимости подобного шага, и я принял сложное для себя решение – расстаться с Покровом.
За день до отъезда пришёл к отцу Николаю и сообщил о своём намерении передать образ в храм. Батюшка ответил, что с великой радостью примет подношение, вот только хорошо бы устроить крёстный ход, вынести икону из моего дома с певчими, со всем церковным церемониалом. Я же был непреклонен: икону следует брать сейчас же и без всякой помпы. Священник прихватил с собой бархатную скатёрку, и мы отправились за Богородицей. Было делом одной секунды снять со стены образ, завернуть в скатёрку, и я даже глазом не успел моргнуть, как батюшка был таков.
Когда я затворил за отцом Николаем дверь и вошёл в свою комнату, где в святом углу, среди домашних икон, зияло огромное пустое место, передо мною померк свет Божий. Потеря оказалась настолько кричащей и невосполнимой, что в эту минуту я возненавидел себя, отца Николая, казаков, богомольных старух – одним словом, всех, кто имел отношение к Казанской церкви. Чего только не передумал я в отчаянии! Когда домой пришла жена и обнаружила утрату, она молча посмотрела на меня, как смотрят на мерзавцев, подлецов или идиотов. Ночь я, конечно, не спал, маялся, как в Судный день.
Утром, перед дальней дорогой, мы с женой поплелись в церковь, чтобы напоследок взглянуть на бывшую нашу икону. Шли, надо полагать, равно как на Голгофу. Что вам сказать, когда я увидел Покров Пресвятой Богородицы, то не поверил своим глазам. Воистину произошло чудотворное преображение. Богородица лучилась неописуемо живым светом, торжествовала всем своим божественным естеством. Казалось, переночевав в церкви, осуществилась самая заветная её мечта.
Господи, сказал я себе, ну кем же надо быть, чтобы не видеть и не понимать, что это наверняка один из самых благостных дней в моей жизни. И как же можно было жалеть и сокрушаться, что моя любимая икона перестала наконец скитаться по свету и оказалась в единственно благоприятном для себя окружении.
Позже, по зрелом размышлении, я в который раз для себя убедился, что подлинное произведение искусства неудержимо в изъявлении собственной воли. Ведь во всей этой истории я оказался всего лишь инструментом, с помощью которого Богородица преодолела путь от антикварного магазина к донскому казачеству. И молю Господа, что у меня достало ума, а быть может, еще чего, чтобы не стать поперёк воли священного образа и не попасть под его негодующее око.
Впрочем, был в моей жизни случай, когда пришлось на собственной шкуре по полной программе отведать грозную силу настоящего раритета.
Однажды в Киеве ко мне обратился, через общих знакомых, солидный мужчина с предложением купить у него старинную ценную скрипку. Мы созвонились, и я, проявив уважение к возрасту, поехал за инструментом лично. Хозяин принял меня весьма любезно, продемонстрировал действительно интересную скрипку и пригласил отведать хорошего чая.
Надо отметить, что квартира, в которой меня принимали, была тесно заставлена какими-то несуразными вещами, не имеющими друг к другу никакого отношения. Складывалось впечатление, что
