Прорвемся, опера! - Никита Киров
Придержим и, может, успеем что-нибудь выяснить за эти дни, ведь у нас уже есть преимущество. Да и отцу это стоит знать, ведь дело в разработке и у РУОП, потому как в нём найден след организованной группы. Скажу ещё Якуту, ведь он сразу начал подозревать, что с Рудаковым что-то нечисто.
У отца весело, и он, несмотря на поздний вечер, все ещё на работе. Опера хохотали, как раз один из них рассказывал остальным историю о Шухове в морге. Уже расползлось по всему зданию, а скоро будет знать весь город.
— И, короче, говорит: мелом его обведи, когда он обратно в холодильник ляжет, — говорил Дмитрий Кудрявцев, низкорослый мужик, размахивая при этом руками.
Прозвище у него было Кудрявый, и не только из-за фамилии, его так в шутку прозвали из-за вечно обритой налысо головы. Из кобуры скрытого ношения у Кудрявого выглядывала рукоятка пистолета, но не привычная, от ПМ, а чёрная, более широкая и толстая от — ПММ, модернизированного пистолета Макарова на 12 патронов.
У отца за отделением числился неплохой арсенал, есть автоматы и револьверы, и даже редкий в наших краях пистолет-пулемёт «Кедр». Дядя Витя вообще таскал с собой револьвер РСА, распространённый в РУОП, но вообще-то редкий — я только у них его и видел. А отец обычно ходил с лёгким ПСМ.
— О, Пашка, — первым меня заметил дядя Витя. — Как житуха? — он протянул руку.
— Руки-то после сортира помыл? — Кудрявцев прервал рассказ. — А-то знаю я тебя, никогда не моешь! Я телефон после тебя протираю вечно! — и он кивнул на серо-зеленый дисковый аппарат, притулившийся на столе.
— Да мыл, мыл, — отмахнулся тот.
А вот отец был занят. Он меня заметил, но только сделал знак, чтобы я подождал и покурил, и показал на стул у окна. Там же стоял электрочайник с кипятильником внутри, рядом с ним кружки, из одной свисала ниточка ярлычка от чайного пакетика. Кто-то из здешних оперов постоянно пил чай «Пиквик» с фруктовым вкусом, остальные же эту смесь ядрёной химии и пыли с индийских дорог не любили, заваривали крепкий чёрный чай в отдельном заварнике.
Отец сидел за тем же столом, где и работал раньше. Ещё даже в советское время, когда он был простым инспектором уголовного розыска (в конце семидесятых так назывались оперативники), в этом кабинете он и сидел, помню, как ходил к нему в детстве. Когда он возглавил новое городское отделение по борьбе с организованной преступностью, именно этот кабинет он себе и выбил для работы. Ну а что, намоленное количеством раскрытых преступлений место.
Напротив него сидел смуглый мужик в костюме, причём дорогом, из блестящей синей ткани хорошего качества, как полагается новым русским. Галстук золотого цвета, зажим тоже сверкает золотом, рубашка вообще красная. Цвета сочетались не очень, но зато дорого-богато, как говорится. Да и «Мотороллу» свою он держал, как полагается, на виду. Тогда эти мобилы были ещё малодоступны населению, у меня вообще первая появилась лишь в начале нулевых. А в 90-е ещё и разрешение на них надо было получать в Госсвязьнадзоре. Помню даже, как под конец десятилетия у ППС-ников были показатели в отчётности, сколько раз проверяли наличие этой карточки и сколько нашли нарушений.
Но бандитом или новым русским, как можно подумать, этот мужик не был.
— Лёха, ну слушай, — говорил он спокойным и нормальным голосом, но всё равно с таким ментовским напором. — Ну чё я тебе рассказываю, сам же знаешь? Начальство здесь дрюкает, а там лафа. Здесь палки надо срубать постоянно, а там спрашивают только за эффективность. Платят вовремя, и премии ещё постоянно. Лучше, чем здесь.
— Тебе виднее, — отец пожал плечами.
Я делал вид, что поглощён историей о Шухове, но разговор отца с этим бывшим ментом я слышал отлично.
— Вот сколько я здесь отработал, Лёха? — негодовал отцовский гость. — Двадцать пять лет стажа! Все ступеньки прошёл, до майора дослужился, а толку? Язву заработал, нервы испортил, с женой разошелся, не выдержала она конкуренции со службой. А ещё бывало ходил и оглядывался, что стрельнуть в спину могли в любой момент. А в банке спокойнее, работаешь, бумажки перебираешь. Всё легально, всё законно! И зарплату не задерживают. Давай к нам…
— Вот слушаю тебя, Борька, вот ты будто оправдываешься, — произнёс с некоторым укором отец. — Ушёл и ушёл к частникам, тебе никто и слова против не сказал. Нравится — ну, хорошо же, рад, деньги детям зарабатываешь. А я здесь останусь. Сам знаешь, как оно у нас — ещё в молодости не ты милицию выбираешь, чтобы работать туда пойти, а она выбирает тебя, на всю жизнь.
Кажется, этот Боря раньше работал где-то здесь, но я его почти не помнил.
— Но вспоминать о былом хорошо, — продолжил отец. — А давай лучше о текущем. Я тебя чего вызвал-то, смотри. К руководству твоему вопросики есть, чего это они с Кроссом водятся…
— С Кроссом и твоё начальство водится. И администрация города с ним завязана. Он же спонсор.
— Я, Борька, местным больше не подчиняюсь, у меня своё руководство в области. А вот твои, короче, с Кроссом в сауны ходят, а он им девок присылает и подарки дорогие. Потому что они ему бабки отмывают и в схемах участвуют. И вот скажи мне, Борька…
— Короче, Лёха, я без своего адвоката и слова тебе не скажу, — тут же окрысился этот Боря.
— Мы и не под протокол болтали, — сказал отец спокойным голосом и пожал плечами. — Так, как раньше, когда работали вместе. Но если хочешь официальную беседу, следак пришлёт повестку, пойдёшь к нему в прокуратуру. Просто, вот ты говоришь — спокойно там, а вот когда начнётся, начальство твоё на Канары уедет, а все остальные, кого они тут кинут — на нары. И тебя тоже закроют, и на выслугу не посмотрят. А вот мы тебя за былые заслуги не забыли бы, прикрыть бы смогли. Ты подумай ещё, Борька.
Тот, не прощаясь, поднялся, ушёл и
