Прорвемся, опера! - Никита Киров
— И они это, — Кудрявый рассказывал кому-то другую историю. — Сварили яйца, а там — сам знаешь, что если его прижать к свежей печати, оттиск остаётся на яйце, и можно на другой лист всё это поставить.
— Ну, в курсе, само собой.
— Там всё равно палево, конечно, видно же, что форма такая овальная. Но на скорую руку пригодится, если кого-нибудь кинуть срочно надо, кто сильно присматриваться не будет. И вот, когда мы уже прослышали про это, заходим мы к этому типу в конторку, а он как давай эти яйца жрать, чуть ли не целиком проглатывал! Ох, он потом всю камеру запердел, месяц зайти нельзя было!
— Что думаешь, Пашка? — отец приглашающим жестом показал за стол. — По работе, или так, поболтать пришёл перед сном?
— Да тут поспишь. Отсылают ещё на реабилитацию, после того дела с заводом, — вздохнул я.
— Так отдохни, у меня мужики, бывает, ездят туда. Говорят, хорошо, почти как курорт. На физио походишь, хотя зачем тебе физио, если ты здоров как бык.
— Там и девки жопастые, — тут же переключился на наш разговор Кудрявый. — Тебе там и ванны солевые, и массажик. И питание, одно слово — ну курорт! Я тогда отдохнул на год вперёд.
— Да тут одно дело неприятное, — я показал кивком на дверь, и отец поднялся, захватив сигареты.
— Ну, пошли подымим.
В коридоре, где нас никто не слышал, я рассказал отцу о том, что рядом с домом Ганса обнаружены следы крузака бывшего следователя Рудакова. А заодно и рассказал о той встрече в шашлычной, которую я подслушал.
— Справка о совпадении уже готова? — тихо спросил отец. — По следам?
— Ещё нет, Кирилл обещал завтра… но я его попрошу, чтобы повременил. У него работы много, пусть её пока «забудет» на пару дней.
— Угу, — отец почесал лоб и задумался. — Хм-м-м… У нас в городской прокуратуре три следака: Ирка Полежаева, Димка Румянцев и Олег Верхушин. Дело по серии ведёт Димка, и он сразу всё выдаст Рудакову, так или иначе. Лучше бы Верхушин вёл, он с Рудаковым на ножах всегда был, тот на Верхушку стучал постоянно. Слушай, — он посмотрел на меня. — Мы тут кое-что проверим, а ты пока передай криминалисту, о чём договорились.
— Лады.
— Кому говорил?
— Только тебе.
— Якуту скажи, — предложил отец. — Только тихо, чтобы не ушло никуда. Он мужик умный, может, чего ещё предложит.
— Василий Иваныч ещё рассказал про своего информатора, и дело его с анкетой у меня лежит. Может, ещё кого вспомнит из его контактов.
— Добро, пригодится.
— А сам он тогда ездил к дочери в область.
— Я потом вспомнил, — отец кивнул, закуривая вторую сигарету, при этом громко кашлянул, — что у него как раз годовщина. Сын-то у него хороший парень был, помню его. Ну ладно, я тут пробью кое-что. И сам молчком, не боись, не утечёт.
План действий у нас пока только складывался, да и у меня в голове уже крутились мысли на этот счёт. Пока наша единственная зацепка — Рудаков, надо проработать всё с ним.
Я вернулся в кабинет, хотел захватить куртку и идти кормить Сан Саныча. Устинова уже не было, Сафина тоже. Толик при свете настольной лампы писал справку в ОПД, иногда потирая глаза, а Якут пристально следил за тем, что тот пишет.
У батареи сидел прикованный к ней пьяный небритый мужик, который громко храпел, запрокинув голову. Перегаром от него несло — будь здоров, лучше рядом не стоять, так и сам опьянеешь. Подбородок торчал вверх, на старом турецком свитере с «ковровым» узором, заправленном в штаны, видны капли крови. На руках тоже видны кровавые следы. Кого-то он прикончил, это точно, и без допроса понятно.
— Ездили куда-то? — спросил я.
— Труп криминальный, — Якут кивнул. — Ты пока Шухова спасал, — он чуть хмыкнул, — там бытовуха произошла, неприятная только. Толя, — укоризненно произнёс он, глянув ему через плечо, — ну кто так пишет? — Якут прочитал вслух: — В ванной обнаружены фрагменты останков тела, вероятно, труп. Вероятно, Толя? Какое тебе «вероятно», если это расчленёнка? Спишь уже? Там у Васьки кофе был, завари нам всем, как раз для таких случаев держим.
Пока Толя заливал кипятком кофе, я передал Якуту разговор с отцом про Рудакова.
— Подумаем, — медленно произнёс Филиппов. — Утром соберёмся, мысли раскидаем. Только тебя же завтра угонят в область на реабилитацию? Ещё тестирование же, а оно же хитрое, чтобы подловить нашего брата.
— Тут, я думаю, разберусь. И с тем, и с тем.
— Пашка, ты не слышал, кстати? — Якут откашлялся и приложил руку к щеке. — Прокурор забрал дело по квартирной серии у Румянцева и отдал Верхушину. Тот принял его к своему производству. Румянцев приболел, типа.
— Хорошо же, — сказал я. — Он и сам к нам всегда приходит, не гордый.
А ещё Верхушин не любит Рудакова, как говорил отец. Нам это на руку.
— Вот и я про что, с Олегом приятно работать.
Тут я не спорил.
Но сначала надо разобраться с реабилитацией, чтобы она делу не мешала, и я знаю, кто здесь может помочь. Отошёл к своему столу, полистал записную книжку и набрал номер. Не отвечали долго.
— Слушаю, — наконец раздался грубый заспанный голос. — Это кто?
— Гришу Туркина позовите, — сказал я.
— Ты откуда этот номер взял? — голос возмутился.
— Он сам дал. Передай, Васильев беспокоит.
— Ща. Пять минут подожди.
Трубку положили, я услышал гулкие шаги. Номер местный, но чей он, я не знал, но в справочнике его не значилось. Турок тогда дал мне его сам, когда я его спасал в тот раз у казино.
— Пиши, Толик, грамотно, как надо, — Якут, стоя с чашкой исходившего паром кофе, начал диктовать: — Подозреваемый Виноградов, осознавая противоправность и преступный характер совершаемых им действий, действуя во исполнение своего умысла, схватил потерпевшего Ковалевского обеими руками за шею, перекрывая доступ кислорода в лёгкие, вызывая тем самым угрожающее жизни состояние потерпевшего.
— Ого, — удивился Толик, продолжая записывать. — Я такое и не выговорил был. Ты будто
