Военный инженер Ермака. Книга 5 - Михаил Воронцов
Никифор потупился, еще сильнее сжал шапку в руках:
— А вдруг я неправ? Может, показалось мне… Ермак — человек хороший, мы за него жизни не пожалеем, но он скор на расправу, вдруг велит повесить, не особо разбираясь… А это будет не по-христиански, безвинного человека на смерть послать. И к тому же… — он замялся, — он и меня может наказать за то, что я не сказал сразу. А я и не подумал поначалу, не сообразил. Только потом, когда уже татар отбили, вспомнил все и понял…
Я посмотрел на него. Никифор был прав — Ермак действительно не любил медлить с наказаниями, а после боя, когда мы чуть не потеряли Кашлык и много наших товарищей полегли от татарских сабель, он ходил очень мрачный и злой.
— Хорошо, — сказал я. — Я поговорю с атаманом. Но ты должен будешь подтвердить свои слова, если спросят.
Никифор закивал и быстро ушел, явно обрадованный, что снял с себя эту ношу.
Я направился к избе, где размещался Ермак. Атаман лежал на лавке, закинув руки за голову. То ли решил подремать после бессонных ночей, то ли задумался. Когда я вошел, он встал.
— Что, Максим? По делу или так, поговорить пришел?
— По делу, Тимофеевич. По важному.
Ермак наклонил голову.
— Говори.
— Только сначала слово дай — человека, который мне это сказал, карать не будешь. Он не виноват, что не сразу сообразил.
Ермак нахмурился:
— Что за тайны? Ладно, даю слово — не трону твоего доносчика, или как его назвать. Теперь говори.
Я пересказал все, что поведал мне Никифор. По мере моего рассказа лицо Ермака темнело, брови сходились к переносице.
— Гази-Али, значит, — процедил он сквозь зубы. — А я ему верил. Думал, прижился, обрусел уже. Я его знаю.
— Может, Никифор ошибается? — предположил я. — К колышкам многие подходили во время пожаров. Все тушили, бегали туда-сюда…
Ермак встал, прошелся по избе:
— Может, и ошибается. А может, и нет. Вчера мы чуть Кашлык не потеряли. Если есть предатель — его нужно найти. Но и безвинного губить негоже… — Он остановился, повернулся ко мне: — Теперь-то я приказ отдам колышки охранять. Пусть стоят часовые, охраняют. А с Гази-Али что делать будем?
Я подумал немного:
— Давай избу его обыщем. Если он действительно с татарами заодно, может, что-нибудь найдем. А не найдем, будем дальше думать.
— Дело говоришь, — кивнул Ермак. — Бери пятерых надежных людей. Я пока Гази-Али задержать велю, чтобы не сбежал.
Через четверть часа мы уже стояли у небольшой избушки на краю Кашлыка. Гази-Али держали двое казаков — татарин, не особо молодой, лет сорока, худощавый, бедно одетый, был бледен, но старался выглядеть спокойным. Я его вспомнил. В основном он работал у нашего старосты Тихона Родионовича, хотя тот, старый лис, ответственные работы татарам не давал — как чувствовал!
— За что схватили? Я верно служил! — возмущался он на ломаном русском. — Я всегда хорошо работал! Я пожары тушил! Я раненым помогал!
— Сейчас проверим, как ты служил, — буркнул один из казаков.
Мы вошли в избу. Внутри было скромно — лежанка, стол, сундук в углу. Гази был холост. Я с казаками начал методично все осматривать. Для холостяцкого жилья дом был очень чистым.
— Под лежанкой гляньте, — велел я.
Двое казаков отодвинули лежанку. Ничего.
Думай, Максим, думай, сказал я себе. Что-то должно говорить о связи хозяина с Кучумом. Интуиция буквально кричала об этом.
И тут один из казаков, самый глазастый, начал ковырять ножом щель между половицами. Вдруг одна доска поддалась, открывая небольшой тайник.
— Максим, ты глянь! — ахнув от удивления, крикнул казак и вытащил завернутый в кожу сверток.
Я развернул его. Внутри лежала кожаная тамга — личная печать хана Кучума, которую давали доверенным людям и особенно лазутчикам, чтобы те могли в случае чего доказать, что они свои, а не предатели, перешедшие к Ермаку, и несколько серебряных монет.
— Вот оно что, — медленно произнес я. — Держал на всякий случай. Если бы татары Кашлык взяли, показал бы им эту тамгу — и его бы не тронули, признали за своего.
Гази-Али, увидев печать в моих руках, обмяк. Понял, что отпираться больше бесполезно.
Мы вернулись к Ермаку, я положил тамгу на стол перед атаманом. Тот долго молча разглядывал её, потом поднял тяжелый взгляд.
— Вешать. На воротах, немедленно. Пусть все еще раз посмотрят, что бывает с предателями. А ты, Матвей, выступи перед народом. Скажи, за что, и покажи кучумовскую тамгу. Сделай это вместо меня. Мне что-то очень не хочется опять рассказывать о таком.
Мещеряк кивнул.
— Понял тебя, атаман.
Затем Ермак повернулся ко мне:
— Спасибо, Максим. И тому твоему Никифору спасибо. Если бы не он… может, еще бы сколько наших полегло из-за этой гадюки. Хотя будь он поумнее, все оказалось бы еще лучше. Ну да не винить же его за это. Сам мог погибнуть вместе с другими.
Я кивнул и вышел из избы. Слышались голоса людей. Сейчас Матвей соберет перед острогом народ, расскажет, что произошло, затем вражеского лазутчика повесят на воротах. Суровые будни осажденного города.
Я подошел к частоколу, посмотрел на колышки-метки. Теперь около них будет стоять охрана. Подкопов больше не будет — по крайней мере, не будет успешных подкопов, о которых мы не узнаем вовремя.
* * *
В большом ханском шатре, расшитом золотыми узорами и украшенном мехами соболей, воздух был тяжелым от гнева. Хан Кучум восседал на покрытом коврами возвышении, его темные глаза метали молнии. Перед ним стояли двое — мурза Карачи и русский инженер Алексей.
— Сколько дней! — голос Кучума дрожал от ярости. — Сколько дней мои воины рыли эти проклятые норы! И что? Казаки заперли их в подземных ходах, как крыс в ловушке! Они задохнулись!
Хан ударил кулаком по ковру. Карачи молча склонил голову, признавая вину. Алексей же лишь пожал плечами, что заставило Кучума посмотреть на него в изумлении.
— Так тоже бывает, великий хан, — произнес русский инженер спокойным, почти безразличным тоном, словно обсуждал погоду, а не провал военной операции. — Подкопы — дело рискованное. Казаки оказались умнее, чем мы предполагали.
— Умнее? — Кучум почти зашипел. — Мои воины погибли из-за твоих хитростей, русский!
— Не из-за моих хитростей, а из-за их, — парировал Алексей, лишь на секунду опустив взгляд перед разгневанным правителем. — Они использовали дымовые бомбы… Такое предположить мы не могли. Среди казаков есть кто-то, знакомый с осадным делом не хуже меня.
Мурза Карачи покосился на русского. Любой другой на его месте уже распластался бы ниц перед ханом, моля
