Лукоморье - Равиль Нагимович Бикбаев
— А тот мальчик, — впервые заинтересованно спросила Наталья Николаевна, — ваш кровный брат, вы знаете его дальнейшую судьбу?
— Он стал врачом, — улыбнулся Даль, — главным врачом психоневрологического диспансера, мы дружим, буквально на днях, когда я лежал там на лечении, я по его просьбе, снимал швы и останавливал кровотечение у Пушкина, которого вы ранее оперировали.
— Владимир Иванович, — страдальчески протянула Наталья Николаевна, — ну зачем вы пьете? У вас на почве развивающегося алкоголизма начались явные проблемы с психикой. Ну какой это Пушкин? Это же просто ненормальный,
— Поэты все ненормальные, рифмоплеты, вот те нормальны,
Наташа не желая продолжать этот разговор встала.
— Я еще зайду, — пообещала она Далю, — лечитесь,
— Наталья Николаевна, — сухо сказал Даль, — один раз вы не уберегли мужа. Судьба вам дала второй шанс.
Наталья Николаевна была выдержанным и уравновешенным человеком с хорошо сбалансированной психикой. Но она очень боялась шизофрении. И болезнь проявилась, в ней как будто восстала Наталья Николаевна из девятнадцатого века. Та Наталья Николаевна дед которой был транжирой промотавшим состояние семьи, бабушка сумасшедшей, отец тихим скорбным умом алкоголиком, а мать родившая шестерых детей и в постоянной тревоге за их судьбу, стала неврастеничкой.
И она сорвалась:
— Ах судьба, дала мне второй шанс? — выкрикнула она, и с окатившей ее ледяной волной желчной злобы продолжила:
— Ах какое счастье! А не желаете ли вы спросить у этой судьбы, а мне он нужен? Зачем мне такое счастье, быть женой этого поэта? Родить четверых детей в условиях девятнадцатого века, вечно терпеть его бешеную ревность, оправдываться, и дальше терпеть унизительное безденежье, видеть как семья валится в смрадную яму долгов. Да я весь дом на себе тянула! — закричала она, — Когда это «солнце русской поэзии» творило, я всех заставляла на цыпочках ходить. А стоило выехать в свет так меня только ленивый с улыбкой не колол иглой рассказывая какой еще сучке этот гений посвятил свои стишки. А в конце нашего супружества, после дуэли, оставил меня одну с четырьмя малыми детьми без средств и кучей долгов, если бы не милость Императора, нам бы есть было нечего.
Боже мой, ну что я несу, ужаснулась Наталья Николаевна, я же не замужем, детей и долгов у меня нет, но остановиться уже не могла:
— Солнце русской поэзии, — с горечью повторила она, — это для других, а для меня? Вы уж простите мне непоэтическую вольность и пошлый натурализм, но если для почитателей этого гения его творчество, это прекрасный плод, вкусом и ароматом которого они наслаждались, то на мою долю достались продукты переработки этого плода. Сказать вам как называется вещество, которое после употребления переработал человеческий организм?
Даль с грустным пониманием пожилого человека смотрел на эту кричавшую молодую женщину с искривившимся покрасневшим лицом. Бедный Пушкин подумал он, как она наверно доставала его своими скандалами. Один в один как моя первая жена, та тоже всегда орала, что я вечно на работе, денег дома нет, а на семью мне наплевать, да и бешено ревновала к медсестрам. Даль чуть усмехнулся, ревность жены была вполне оправданной, хотя за ноги она его не держала. Он и к этой Гончаровой подкатывал в своё время, но та очень тактично, умудрившись не ранить самолюбие самца, его отшила. Впрочем, его тогда быстро в тоже суточное дежурство утешила безотказная медсестра Аннушка, которую он шутя по-пушкински звал вавилонской блудницей.
— Ах вам смешно? — заметив его ухмылку, еще более взъярилась Наталья Николаевна, — А вы знаете я прекрасно понимаю Людмилу которая не выдержав унижений задушила Рубцова.[10] Если бы Саша поднял на меня руку, я бы тоже его придушила.
Госпожа Смерть в темном изящном костюме вошла в палату и с интересом посмотрела на Наталью Николаевну.
Даль рассмеялся, искренне, заразительно.
— Ну и что такого смешного я сказала? — возмутилась Наталья Николаевна,
— Да я подумал, а хорошо, что Александр Сергеевич, не дожил до вашего климакса.
Как ледяная капля воды, осаживает пену кипящего кофе, так и слова Даля неожиданно успокоили Наталью Николаевну.
— Ну вот и радуйтесь за своего кумира, — равнодушно сказала она, — а если я еще раз соберусь замуж, то это будет симпатичный, спокойный, ответственный и обеспеченный человек.
— Например за Петю Ланского, — заметил Владимир Иванович, — он давно по вам сохнет.
— Например и за Ланского, — спокойно и уверенно подтвердила Наталья Николаевна, — но не сейчас. Мне надо подумать.
Оба замолчали, продолжать этот разговор было бессмысленно.
Она хотела простого семейного тихого счастья, она не хотела в историю, она хотела жить и радоваться жизни. Но в свете, практически бесприданницу Наталью Гончарову с ее отягощенной наследственностью, никто не сватал. Да ипро маменьку прямо говорили, что она незаконнорожденная. Один только бесшабашный Пушкин прельщенный ее юной красой, сделал ей предложение. С точки зрения маменьки не лучшая партия. Не отказывая маменька стала тянуть время в надежде найти лучшую партию для дочери. Как жениху, с точки зрения московских светских дам, наиболее точную характеристику Пушкину дала Анна Алексеевна Оленина: «Он был вертопрах, не имел никакого положения в обществе и, наконец, не был богат»[11]. Но других солидных женихов у Наташи так и не появилось. Маменька дала согласие на брак. И Наташа пошла навстречу судьбе с любовью, с надеждой и с гордо понятой головой.
Маленький, сгорбленный, смуглый, истощенный, больной человек ждал Наташу в палате и смотрел в забранное решеткой окно.
Наташе стало грустно, в сердце чуть кольнуло, Наталья Николаевна Пушкина видела одинокого мужа, который звал ее и которого она должна спасти.
— Я раньше не верила, что психиатрические заболевания заразны, — отвернувшись от Даля и глядя в окно больничной палаты сказала Наталья Николаевна, — теперь верю.
С необъяснимым фатализмом русской женщины попросила:
— Позвоните своему кровному брату и сообщите, что я приеду проведать больного. Пусть я и дура, но кого Бог соединил, того человек да не разлучит.
— Его имя: Александр Иванович Тургенев,
— Я запомню, — кивнула Наталья Николаевна и вышла из палаты.
Госпожа Смерть вышла за ней. На Владимира Ивановича Даля, она даже не посмотрела, он был ей не интересен.
— В начале своей работы я столкнулся с «Гамлетом» Шекспира, — с гордостью коллекционера, демонстрирующего свои экспонаты, рассказывал Александр Иванович
