Филип Дик - Человек из Высокого Замка
Завидев Юлиану, Чарли направился к ее столику, желая лично обслужить ее.
— Барышня желает чаю? — на японский манер протянул он, осклабившись.
— Кофе, — сказала Юлиана, игнорируя выкрутасы шеф-повара.
— Ach, so[7], — поклонился Чарли.
— А также горячий сэндвич и жаркое под соусом.
— А супа из ласточкиных гнезд не изволите? Или быть может, — мозг горного козла, поджаренный на оливковом масле?
Оба водителя грузовиков обернулись и, улыбаясь, прислушивались к диалогу. Как видно, они сумели оценить красоту Юлианы. Впрочем, они обратили бы на нее внимание и без шуточек Чарли. Месяцы активных тренировок придали мышцам необычайную упругость. Она знала их воздействие на осанку и фигуру. «Все зависит от плечевых мышц, — думала она, встречаясь с ними взглядом. — У танцовщиков то же самое. И рост тут ни при чем».
«Пришлите ваших жен в клуб, и мы их натренируем. Вы не пожалеете!»
— Держитесь от нее подальше, — предостерег шоферов повар и подмигнул им. — Не то окажетесь на полу.
— Вы откуда? — обратилась она к шоферу помоложе.
— Из Миссури, — ответили они разом.
— Из Соединенных Штатов? — спросила она.
— Это я из Штатов, — сказал старший. — Из Филадельфии. У меня там трое детей. Старшему уже одиннадцать.
— Послушайте, а хорошую работу найти там не просто?
— Легко, если у вас соответствующий цвет кожи, — ответил младший из водителей, с черными вьющимися волосами и унылым смуглым лицом, которое, казалось, не покидало огорченное выражение.
— Он у нас макаронник, — пояснил старший.
— Ну и что? Ведь Италия тоже выиграла войну. — Юлиана улыбнулась молодому шоферу, но тот не ответил на ее улыбку. Глаза его ожесточенно блеснули, и он быстро отвернулся.
«Досадно, — подумала она, но вслух ничего не сказала. — Изменить цвет твоей кожи — мне не под силу». Вспомнился Фрэнк. Интересно, жив ли он? Тот всегда мог ляпнуть неподходящее и некстати высунуться. «Ну нет, — подумала она, — по-своему он любит японцев. Наверное, отождествляет себя с ними, ведь они такие же уродливые». Она постоянно твердила ему, какой он урод: кожа с крупными порами, большой нос. Она же обладала необыкновенно гладкой кожей. «Как он там, не пропал без меня? «Финк» — какая-то мелкая птица, а они долго не живут».
— Поедете сегодня дальше? — задала она вопрос итальянцу.
— Завтра.
— Если вам так плохо в Соединенных Штатах, почему бы не уехать оттуда насовсем? — спросила она. — Я уже давно здесь и не жалуюсь. А раньше жила на Побережье, в Сан-Франциско, где с цветом кожи тоже считаются.
Склонившийся над стойкой итальянец бросил на нее быстрый взгляд.
— Дорогая моя, — проговорил он, — с меня вполне достаточно проводить день и ночь в таких вот городишках, как этот. Жить здесь? Боже мой! Да если б я только мог найти другую работу, и не шататься по дорогам, питаясь в таких дырах, как эта… — Заметив, что владелец заведения покраснел, шофер замолчал и принялся за свой кофе.
— Джо, да ты, я вижу, сноб, — обратился к нему старший.
— Вы могли бы поселиться в Денвере, — посоветовала Юлиана. — Там лучше. «Знаю я вас, американцев с Востока, — подумала она. — Во всем любите размах. Строите грандиозные планы. Скалистые горы — для васзахолустье. Ничегошеньки-то здесь с довоенных времен не изменилось. Пенсионеры, фермеры — глупые, ленивые и бедные люди… все, кто половчей, удрали на Восток, в Нью-Йорк, — легально или через открытую границу. Потому что там большие заработки, крупные предприятия и хорошие деньги, — продолжала размышлять она. — Там прогресс: германские инвестиции свое дело сделали… за короткий срок поставили на ноги Соединенные Штаты».
— Знаешь что? — жестким, гневным тоном отозвался шеф-повар. — Я евреев не очень-то люблю. Но в сорок девятом мне довелось повидать еврейских беженцев, и я тебе скажу, что ты можешь сделать со своими Соединенными Штатами. Если там много строят и ворочают большими деньгами, то только потому, что обворовали евреев, когда изгоняли их из Нью-Йорка. Эти чертовы нацистские постулаты! Еще мальчишкой я жил в Бостоне и евреев вовсе не обожаю, но никогда не думал, что в Соединенных Штатах будут действовать расистские законы, даже если мы проиграем войну. Удивляюсь, что вы еще до сих пор не в армии и не готовитесь напасть на какую-нибудь крошечную южно-американскую республику, чтобы проложить немцам дорогу и оттеснить подальше японцев…
Водители вскочили с угрожающим видом. Старший обхватил за горлышко бутылку с кетчупом. Шеф-повар попятился и, отыскав на ощупь большую вилку, выставил ее перед собой.
— В Денвере уже возводят специальные взлетно-посадочные полосы для приема ракет «Люфтганзы», — сообщила Юлиана.
Никто из троих не шевельнулся и не отозвался. Остальные посетители сидели молча.
Наконец, ответил шеф-повар:
— Сегодня одна пролетала над нами на закате.
— Та летела не в Денвер, — сказала Юлиана, — а дальше, на Побережье.
Немного успокоившиеся водители присели на свои места.
— Я ведь забываю, что они все тут заражены «желтухой», — буркнул старший.
— Японцы не уничтожали евреев, — сказал шеф-повар. — Японцы не строили печей.
— А жаль, — проворчал старший водитель, продолжая прерванную трапезу.
«С „желтухой“ он прав, — подумала Юлиана. — Да, пожалуй, он прав. Тут многие симпатизируют японцам».
— Где вы собираетесь заночевать? — обратилась она к молодому шоферу, которого звали Джо.
— Еще не знаю, — ответил тот. — Я только и успел встать из-за руля да зайти сюда. Не нравится мне тут. Может, заночую в машине.
— Здешний мотель «Пчелка» совсем неплох, — вмешался шеф-повар.
— Ладно, — сказал молодой водитель. — Может, я и отправлюсь туда. Если, конечно, их не остановит, что я итальянец. — Он говорил с явным акцентом, несмотря на все попытки скрыть его.
«В нем столько желчи потому, что он идеалист, — подумала, глядя на него, Юлиана. — Он слишком много хочет от жизни. Все еще стремится куда-то, вечно обеспокоенный и недовольный. Я сама такая же: не смогла усидеть на Западном Побережье, да и здесь долго не выдержу. А наши предки, разве они не такие же? Только и всего, что здесь теперь не Дикий Запад. Наш Дикий Запад сегодня — на других планетах».
«Мы могли бы вместе записаться на один из этих ракетных кораблей, перевозящих колонистов. Однако его немцы не пустят из-за цвета кожи, а меня — потому, что я темноволосая. А все эти выцветшие тощие нордические педики из баварских замков-казарм. А этот тип, Джо, какой-то не такой; уже само выражение его лица неподходящее что ли, ему бы такую холодную и вместе с тем восторженно-оптимистическую мину, будто он, ни во что не веруя, все же подвержен слепой вере: Да, все они такие. Не идеалисты, как Джо и я, переполненные верой циники. Это все их общий мозговой дефект, наподобие лоботомии, — уродство, коим немецкие психиатры силятся заменить терапию.
Их проблема — секс. Что-то у них там извратилось еще в тридцатые, и чем дальше, тем хуже. Еще Гитлер начал этим заниматься со своей… кем там она ему приходилась? Сестрой? Теткой? Племянницей? Его семья и без того дегенеративная, — родители Гитлера состояли в двоюродном родстве. Все они погрязли в кровосмешении., начиная с первородного греха-желания собственной матери. Потому-то у этих элитарных отпрысков СС такие показные ангельские улыбки — этакое светлое детское целомудрие: они берегут свою невинность для мамочки. Или — друг для дружки».
«И кто же эта их мамочка? — задумалась она. — Фюрер?.. Умирающий герр Борман?.. А может, этот больной?..
Адольф, говорят, в каком-то санатории доживает последние дни в старческом маразме. Мозговой сифилис, подхваченный еще во времена его люмпенствования в Вене… длинный черный плащ, грязное белье, ночлежки…
Поистине неумолимая кара Божия — прямо как в старых фильмах. Страшный человек сражен собственной грязью, — не закономерная ли это кара человеческого зла?
Но самое страшное в том, что нынешняя германская империя является детищем этого мозга. Прежде всего, — партия, затем народ и, наконец, — полмира. А ведь нацисты сами определили диагноз, отождествили болезнь; тот свихнувшийся лекарь, доктор Морели, пичкавший его какими-то таблетками доктора Кестнера, был венерологом. Это известно всему миру, однако бред фюрера продолжает оставаться святыней. Библией. Его взглядами заражена вся цивилизация, и теперь ослепленные белокурые нацистские педики, как бациллы, разносят болезнь по другим планетам.
Кровосмешение рождает безумие, слепоту и смерть».
Б-р-р… Она стряхнула все эти мысли.
— Чарли! — крикнула она шеф-повару. — Как там мой заказ? — Юлиана, ощущая себя абсолютно одинокой, поднялась, подошла к стойке и уселась рядом с кассой.
