Здесь был СССР - Кирилл Николаевич Берендеев
– Так сколько же копить? Всю жизнь?
– Хорошим работникам дают беспроцентные кредиты. Если женится, ребенок родится, сколько-то отщелкнут. Там схема, найдешь потом в Рунете.
* * *
На углу Невского и Садовой прилепился к высокому забору, за которым реставрировали Гостиный двор, навес с велосипедами. Андрей скинул на терминал с кредитки залог и плату за два часа, щелкнули замки, освобождая два велосипеда, изящный дамский и «семейный» – с сиденьем для ребенка. Егорка был в восторге, Катя радовалась едва ли не громче Егорки. Прокатиться на велосипеде по Невскому! Съесть мороженое на Дворцовой площади! Выехать на мост и остановиться посреди Невы, поражаясь ее роскошной ширине!
Чем ближе к вечеру, тем больше гуляющих было на улицах. С восьми Невский становился пешеходным и тут же оживал: появлялись вагончики передвижных кафетериев, деревянные помосты для уличных артистов, ярмарки народных умельцев. Андрей и Катя диву давались – звучала в основном русская речь. Люди, переходившие от одной забавы к другой, выглядели веселыми и довольными, а там, где продавалось разливное пиво (Андрей выпил кружку и одобрил), дежурили дружинники. По Фонтанке и Мойке неторопливо шли кораблики, на некоторых играли небольшие оркестры, музыка была простой и мелодичной, под нее танцевали на набережных дети и пожилые пары. Продавщицы цветов ехали на своих смешных повозках, декорированных под старинные, сплетенные из лозы, и цены на букеты оказались тоже смешными – этот бизнес дотировало государство.
– Как много молодежи, – удивилась Катя.
– Так и задумано, – отвечал Андрей.
– И все так хорошо одеты! Я тут просто замарашка.
– И тебя приоденем.
Город был похож на птенца Феникса: совсем недавно жил в состоянии обреченности, погружаясь в пучину беспросветной старости и хандры, и вдруг – вспышка, изумление, новая жизнь, искрящийся воздух, то счастливое детство, которого он никогда не знал. Родился в крови, воздвигся на костях, был скован гранитом, покорен дисциплине, определен на службу, приучен быть витриной благополучия державы. И он расправил новорожденные крылышки, заиграл, запрыгал, собираясь в полет и шалея от радостных предчувствий.
* * *
В общежитие Ерофеевы приехали поздно, однако это не помешало им познакомиться с соседями по этажу. Там на втором этаже жили еще четыре молодые семьи, тоже в ожидании новых квартир, и Ерофеевых тут же позвали ужинать, и женщины завели разговор о детях, а мужчины – о работе.
– Я и мечтать не мог, что доживу, – сказал Саша, эколог и руководитель проектов по спасению птиц. – Вот мне тридцать пять, так тридцать четыре года прожил я в настоящей халабуде. Вот, Маруся не даст соврать. Там и детей растили. Вы думали, Питер – это Зимний, Биржа и всякие дворцы? На окраинах вы не бывали! А я жил в деревянном доме на Петроградской стороне, дом этот еще при царе Горохе строили, его уже весь перекособочило. Сегодня я в тех краях по делам был, нарочно сделал крюк – так уже, слава те господи, квартал огородили и весь этот шанхай на следующей неделе начнут сносить. И давно пора. Мы оттуда выехали чуть не год назад – ну так мы выехали первые…
– И прямо сюда? – спросила Катя.
– Сюда. Так после халабуды мы тут просто ожили, – ответила ей Сашина жена Маруся. – Даже жаль с нашими комнатками расставаться – мы через месяц съезжаем. Уже смотрели новую квартиру! Там сейчас отделка идет, мы выбрали сантехнику, выбрали встроенную технику, кухонька у меня будет – игрушечка! А что вы на выходные делаете? Можно в Пушкин, парки посмотреть. Вот где красота!
* * *
В Пушкин поехали на скоростном монорельсе, на новенькой «Ласточке», тремя семьями – Марчуки, Ерофеевы, Кузьмины. Думали неторопливо посетить Екатерининский дворец, Камеронову галерею, но дети увидели Екатерининский парк, лодочки на прудах, всадников в аллеях и обезумели, понеслись вперед, не слушая окриков, оставалось только идти следом, поражаясь необъятности и красоте этого райского сада.
Тут подал голос Сашин коммуникатор.
– Марчук слушает, – сказал Саша, отойдя в сторонку. – Да, да, там я и жил, да, Анна Эдуардовна, соседка, знаю, помню, занятная бабулька, да, нет, вроде в своем уме, хорошо, я могу с ней поговорить… Анна Эдуардовна, это Саша, помните Сашу? Саша из шестой квартиры. Анна Эдуардовна, вы не бойтесь. Вы ничего не потеряете. Вам помогут собрать вещи, вас отвезут в хорошую квартиру. Сейчас у вас, я знаю, ступеньки на лестнице сломаны и крыша течет, а в новой квартире будет чистенько, сухо… Анна Эдуардовна, вот я переехал в малосемейку, мне скоро новую квартиру дадут, я внес за нее треть стоимости, вторую треть покрывает департамент строительства и экологии, последнюю – государство, а вам даже копейки заплатить не придется… Анна Эдуардовна! Это не богадельня! Ну что вы в самом деле! Анна Эдуардовна!..
Помолчав, он добавил негромко:
– Вот же старая дура…
И объяснил Ерофеевым с Кузьмиными:
– Завтра начнут халабуды срывать, сегодня в последний раз их обходили – не остался ли кто и не сидят ли там приблудные, знаете, сейчас в столицу всякие огрызки со всех концов стягиваются, пытаются занять пустое жилье. Ну и вот, приблудных турнули, а эта Анна Эдуардовна отказывается уходить, хоть пинками вышибай. А старушке за девяносто. Забавная старушка, я все удивлялся, как она в такие годы рассудок сохранила. И сама себя обихаживала, только иногда внуки с женами приезжали, помогали уборку сделать, стены покрасить… Вот, сидит, забаррикадировалась! И как ее теперь оттуда выковыривать?!
Витя Кузьмин развел руками, Наташа Кузьмина вздохнула.
– Вот всегда так со стариками, – пожаловалась она. – У нас тоже вот дед – когда ему надо, так глухой на оба уха…
– Но что-то же ее там держит? – спросила Катя.
– Ну что? Родилась она в этой халабуде – вот что! И всю жизнь прожила. Только в блокаду ее с другими детишками вывезли по Дороге жизни. Война кончилась, она вернулась. Ей уже и внуки звонили, и правнуков подключили, и семейный доктор приезжал… Кстати, Андрюха, не забудь встать на учет к семейному! Это обязательно, а то страховку не оформишь.
– Неужели и мы до этого доживем? Будем сидеть в домах, которые под снос, и нас оттуда будут выковыривать?.. – Катя даже поежилась. – Не приведи бог…
– Ну мы-то другие, – успокоила Маруся. – Мы ведь легко жилье меняем. Мы с Сашей сейчас получаем три комнаты, а когда третьего запланируем, получим ссуду и четырехкомнатную квартиру возьмем, и переедем без проблем. И вы тоже.
– Вы бы с третьим поторопились, – заметила Наташа. – Тебе сколько, тридцать четыре?
Женщины, отойдя, завели свои женские разговоры, мужчины некоторое время молчали.
– Не может быть, чтобы тут не было пива, – сказал Кузьмин. – Саш, не переживай. Придумают, как бабку оттуда вытащить. С ней же, наверно, уже опытные переговорщики разбирались – и не справились, что ты-то мог поделать?
– А давайте возьмем таратайку, – предложил Андрей, – покатаем наших красавиц. Вот, видите, стоит?
– Да это целая карета! Пошли, узнаем, сколько стоит!
Потом было катание в карете, затем – катание на лодках, обед в ресторане под открытым небом, с видом на ухоженный и опрятный пруд, на беломраморные фигуры древних нимф и богинь, фоном для которых служил бело-лазоревый Екатерининский дворец. Дети убегались до такой степени, что кое-как поев, улеглись на газоне, и тут же рядом присел гид – юноша в костюме елизаветинского времени, стал им рассказывать исторические байки.
– Это волонтер, – объяснила Маруся Кате. – Очки зарабатывает. Их привезли из Белоруссии, они учатся на транспортников, а в выходные волонтерят. У них там сложная система – от очков зависит распределение и еще что-то.
– Им тоже жилье дают?
– Жилье им потом даст транспортный департамент. А общежитие у них тут же, в Пушкине, где у «Ласточек» депо, вот они в парках и волонтерят. Ты, кстати, тоже можешь чего-то поделать, пока на работу не вышла, это учитывается.
Обратно возвращались уже не «Ласточкой», а вызвали такси, чтобы не мучить пересадками захмелевших от кислорода и уснувших на родительских руках детишек.
* * *
На следующий день, а это был понедельник, Саша взял Андрея с собой в департамент. Андрею
