Вадим Давыдов - Киммерийская крепость
— Вы не беспокойтесь, Ирина Павловна. С учебным комитетом у нас полное взаимопонимание и сотрудничество. Да вы увидите.
Ирина, ещё очень живо припоминающая учкомовские битвы в собственной школе и рабфаковцев в университете, опять удивилась. Но это было ещё не всё. После разговора с заведующим завхоз устроил Ирине подробнейшую экскурсию по зданию. Проходя по коридорам и слушая гордые комментарии завхоза – звероватого на вид кряжистого мужика с отчётливым волжским выговором и не вдруг произносимым именем-отчеством Силантий Поликарпович – Ирина поняла, что всё это волшебство на самом деле легко объяснимо. Просто в школе не воруют. Вот только почему?
Больше всего потрясли её школьные туалеты. По два ученических, для мальчиков и для девочек, на каждое крыло на обоих этажах, плюс туалеты для педагогов. Таких туалетов Ирина в жизни своей не видела. Там даже бумага была – и не какие-то газеты. В общем, Ирине понравилось, и понравилось так, что она решила сделать всё возможное и невозможное и утвердиться здесь, как полагается.
И вот – самый первый урок. Не то чтобы она боялась – нет. Но…
Ирина заметила его сразу, едва вошла в класс вместе с заведующим. И, встретившись с ним взглядом, опешила от неожиданности и возмущения – этот мальчишка кивнул ей и улыбнулся! Ирина, отправляясь в самую старшую группу, разумеется, волновалась, как встретят её. На практиках в других школах ей доводилось вести уроки у пятых и шестых групп, но у девятых – ни разу. Ирина снова встретилась с ним глазами. Ох. Мальчишка?
Заведующий, ободряюще тронув Ирину за локоть, вышел. Она взяла групповой журнал и, изо всех сил стараясь сохранять самообладание, стала выкликать школьников по именам и фамилиям.
Очередь до него дошла быстро – его фамилия стояла пятой в списке. Когда Гурьев поднялся и наклонил голову – чуть-чуть набок и вперёд – Ирина снова опешила: с таким достоинством и спокойствием он это проделал. И рассердилась, — и на него, и на себя. На себя – даже больше.
— Пожалуйста, запишите в тетради… — начала Ирина.
Группа зашуршала тетрадками, с шумом, всегда сопровождающим любую перемену картины на уроке. Только Гурьев не сделал даже попытки шевельнуться.
— Гурьев, — Ирина постаралась, чтобы её приподнятые брови как можно яснее продемонстрировали недоумение и неудовольствие. — А где ваша тетрадь?
По тому, как замерла группа, как обрушилась тишина, задавив все звуки в классе, Ирина поняла, что совершила что-то ужасное. Какую-то чудовищную, непоправимую ошибку. Но отступать – сейчас, на первом же уроке?! Ни за что!
Гурьев, поняв, в каком направлении станут развиваться события, незаметно вздохнул и чуть поджал губы. Ему понравилась девушка. Возможно, искушённые современники-ловеласы сочли бы её слишком уж субтильной, но Гурьев не был поклонником рубенсовских излишеств, — скорее, напротив. На узком матовом лице Ирины затаённым светом сияли густо-карие медовые глаза в обрамлении длиннющих ресниц. А толстая коса, по-учительски уложенная короной на голове, делала Ирину вовсе не старше, наоборот – ещё моложе.
— У меня нет тетради, Ирина Павловна, — Гурьев поднялся. — Извините, пожалуйста. Разрешите, я просто так послушаю?
— Нет, — твёрдо ответила Ирина, пытаясь смотреть ему на лоб, а не в глаза. Какой лоб, пронеслось у неё в голове. Какой ужас, что я делаю такое?! О чём это я?! — Если у вас нет тетради, прошу вас выйти и впредь ко мне на урок без тетради не являться.
Ирина ожидала чего угодно – крика, возмущённых воплей, даже оскорблений. Но только не вот такой улыбки. Такая вот улыбка, подумала Ирина. Что же такое я натворила?!. Это продолжалось не дольше секунды, и улыбка – всё равно улыбка, это же надо, подумать только! — сделалась вполне дежурной. Кто-то из девочек, вскочив, протянул ему тетрадь, но Гурьев отверг помощь отстраняюще-успокаивающим жестом. И, не говоря больше ни слова, кивнул и спокойно направился к двери.
— Ирина Павловна, — плотная, коротко стриженая девушка по имени Зина, староста группы, с грохотом выскочила из-за парты, едва лишь дверь за Гурьевым тихо защёлкнулась. — Вы зачем так, Ирина Павловна?! Это же Гур! Он же…
— Он никогда ничего не пишет, — громко и ворчливо сказали с «камчатки». — У него голова, как дом советов. Ну, вы и учудили, Ирина Павловна!
— Сядь ты, Зинка, — услышала Ирина другой голос, на этот раз со стороны окна. — Гур сам разберётся.
Всё было как-то не так. Не в ту сторону. Неправильно. Нет, ни о каком нарушении дисциплины и речи не шло. Группа вела себя необычайно, удивительно спокойно. Просто Ирина мгновенно ощутила стену между собой и ребятами. Стена эта была пока в некотором смысле прозрачной, но явно могла стать бесповоротно непроницаемой от одного-единственного слова. Этого… молодого человека, которого она… выгнала? Нет. Он сам ушёл. Решил, что так будет верно, и ушёл. Ирина поняла, что нечаянно – нечаянно ли? — нарушила какой-то неписаный школьный закон и что ей это нарушение простили только условно. До тех пор, пока этот самый Гур не поставит в этой истории точку.
Атмосфера на уроке сделалась хуже любой громкой обструкции. Группа, кажется, даже не задумавшись ни на мгновение, целиком и полностью встала на сторону «изгнанника». Все – против неё. Ах, так?!
Звонок прозвенел, как трубный глас избавления. Не помня себя, Ирина, из последних сил сдерживая слёзы, выскочила из кабинета и помчалась в учительскую. Там, забившись в угол у подоконника высокого, в четыре перекрестия, окна, выходившего во внутренний двор, Ирина трясущимися руками достала журнал учебных планов и попыталась сделать вид, что ужасно увлечена внесением записей. На подсевшую рядом пожилую заведующую учебной частью – ох, какой же предмет она ведёт? Ах, да. Математику, — Ирина даже не посмотрела.
— Что случилось, Ирина Павловна? — участливо спросила завуч. — На вас лица нет. Вы же в девятой «А» вели, разве нет?
Ирина кивнула, продолжая писать в журнале. И вдруг, бросив карандаш, посмотрела на коллегу:
— Я, кажется… Я Гурьева выгнала, — выпалила Ирина.
Она уже предполагала, что реакция на её заявление будет достаточно резкой. Но – не такой.
— Гурьева?!? — завуч, кажется, даже слегка отодвинулась вместе со стулом.
Ирина быстро-быстро закивала и уткнулась носом в платок.
— Не может быть, — завуч смотрела на Ирину так, словно перед ней сидела не молоденькая учительница литературы, а некая неведомая науке зверушка. — Гурьева?! Что произошло? Рассказывайте, рассказывайте!
— У него тетрадки не было, я… — Ирина поняла, что оправдания не имеют смысла, и умолкла на полуслове.
— А вас что, разве не предупредил Иван Корнеевич? — удивилась завуч.
— О чём?! — Ирине даже плакать расхотелось.
— Это же Гурьев, — завуч покачала головой и вдруг улыбнулась. — Голубушка, это последний человек в нашей школе, с которым следует ссориться, тем более – по таким пустякам. А может, и не только в школе, — добавила она задумчиво. И доверительно наклонилась к Ирине. — Не переживайте, Ирина Павловна. Гур… Гурьев, я думаю, всё понял правильно.
— Что?! — ещё больше изумилась Ирина.
— Что вы погорячились. Яков никогда не пишет на уроках, только контрольные работы и сочинения. Это удивительный юноша, у вас ещё будет возможность в этом удостовериться.
— Вы хотите сказать?!
— Потрясающая, феноменальная память. Любую прочитанную книгу воспроизводит наизусть с любого места с точностью до запятой. Никогда не забывает ни одного слова из сказанного при нём. Никакая стенография не требуется.
— Как?!?
— Если бы кто-нибудь мог вразумительно на этот вопрос ответить, — завуч покачала головой и вздохнула. — Я бы сама в жизни не поверила, если бы не имела возможность наблюдать всё своими собственными глазами на протяжении многих лет. И знаете, голубушка, — ведь не просто механически помнит. А… Удивительно. Удивительно!
— Как такое возможно?! — потрясённо прошептала Ирина. — Неужели?!
— Удивительный, просто удивительный молодой человек. Ну, и кроме этого… Одним словом, погорячились вы, дорогуша. Ну, ничего. Всё образуется.
— Вы так думаете?
— Абсолютно уверена, — снова улыбнулась завуч.
— И… что мне делать?
— Ничего, — завуч пожала плечами. — Ничего, дорогая. Он всё сделает сам.
Гурьев вошёл в класс, где его тут же окружили ребята. Он уселся на парту, улыбнулся:
— Ну, как всё прошло?
— Гур!
— Ясно, — он кивнул и громко щёлкнул в воздухе пальцами, — словно выстрелил. — Огромная просьба ко всем. Пожалуйста, никаких демонстраций и баталий. Вот совершенно. Договорились?
— Гур, да мы её…
— Нет.
— Ой, — тихо сказала Зина и прижала кулачки к заалевшим щекам. — Ребята… Гур влюбился!
Группа восторженно взревела, а Гурьев обескураженно развёл руками и состроил обречённую мину – дескать, с кем не бывает.
