Ольга Денисова - Мать сыра земля
— Моргот учился с Максом в одном классе, — помолчав, тихо говорю я. — Он был его лучшим другом…
Стася смотрит на меня и не понимает, о чем я только что сказал. Она моргает глазами и вглядывается в мое лицо. А потом рот ее открывается, и на губах замирает короткое «как?», больше похожее на вздох.
— Он первым узнал о том, что Виталис хочет продать цех, — продолжаю я, испытывая некоторое злорадство, — он знал о цехе больше Макса, потому что сам раскапывал подробности.
— Этого не может быть, — уверенно отвечает она и улыбается столь простому разрешению противоречия. — Это неправда.
— Вы полагаете, я лгу? — я тоже улыбаюсь в ответ. — Мои слова легко проверить.
Мне становится слегка не по себе, когда я пытаюсь представить, как она может проверить мои слова. Я ничего не хочу знать о том, откуда она пришла… Верней, не так: я очень хочу знать, откуда она пришла, но стоит мне только выдать свое желание неосторожной мыслью, и она это сразу поймет. И уйдет, чтобы никогда больше здесь не появиться.
— Но как же тогда… Почему же он тогда говорил про меня?
Она еще не успела осознать до конца, что я ей сообщил. Она еще не связала воедино Моргота и свое знакомство с Максом. Она не поняла, что Макс использовал ее точно так же, как Моргот. И, может быть, ей не стоило это понимать.
— Потому что доказательство вашей вины не требовало его показаний. Потому что они и без него знали, кто взял документы и в чьи руки они, в конечном итоге, попали. Он никого не предавал… — я говорю это с облегчением и, в некоторой степени, с гордостью. Я столько лет сомневался в нем, я столько лет боялся думать о том, что Моргот стал предателем, и столько лет верил, что это не так! Да, с годами я понял: никто не смел бы осудить его за это, и я бы не стал его осуждать или думать о нем хуже. Но маленький мальчик Килька этого еще не понимал, разделяя мир на черное и белое, правильное и неправильное. Маленький мальчик Килька хотел гордиться Морготом, а гордиться предателем, пусть и прощенным в глубине души, — не очень удобно.
И теперь я понимаю Моргота, всю тяжесть его переживаний, его страх, его невозможность оправдаться даже перед самим собой. Он не смог сохранить чувства собственного достоинства, не сумел устоять «в позе», его гордость была растоптана на глазах множества людей, на глазах девушки, которую он ни во что не ставил, но мнение которой почему-то считал важным для себя. Над ним смеялись, его презирали, а этого он боялся больше всего.
Но это спасло ему жизнь. Ему не смогли не поверить.
После появления Макса Моргот стал приходить в себя быстрей, но прежним так и не становился, из подвала никуда не выходил, да и из каморки выбирался нечасто. Он снова начал читать и за два дня прочел все детские книги, которые принес на день рождения Сили. Мы подумали, что читать детские книги ему неинтересно, и решили — раз уж он сам не ходит в магазины — купить ему нормальную взрослую книгу. В книжном магазине книги стоили гораздо дороже, поэтому мы выбирали ее на лотке у вокзала. Народу вокруг лотка толпилось много, и нам никак не удавалось посоветоваться с продавцом. Мы и в детских книгах разбирались не очень хорошо, а о взрослых и вовсе не имели понятия, поэтому выбирали по картинкам на обложке, заранее отказавшись от тех книг, на обложках которых картинок не было.
— Вот, смотри! — Силя ткнул пальцем в черный силуэт с пистолетом. — Здорово! «Убей его первым»!
— Дурак ты, Силя, — проворчал Бублик. — Только Морготу сейчас не хватает про пистолеты.
— А вот это? — на обложке была нарисована аккуратная английская деревенька. — Вполне так ничего, а?
— Ага, — я презрительно сморщился, — «Смерть в зеленой лощине»!
— Не, не надо про смерть, — покачал головой Бублик, — и про убийства не надо. Надо с другой стороны посмотреть.
Мы оставили в покое боевики и детективы и подобрались к книгам более мирным.
— Во! С драконом! Давайте с драконом возьмем! — обрадовался Силя.
— С драконом — это для детей, а мы хотим взрослую книгу, — назидательно сказал я.
— А взрослые книги про что? Если не про убийства?
— Ну, про любовь, наверное. Фильмы же взрослые всегда про любовь, — я пожал плечами.
Бублик со мной согласился, Силя же поскучнел. Посовещавшись, начали искать книгу с самой красивой девушкой на обложке — если уж покупать книгу про любовь, то не к уродине же какой-нибудь? Самая красивая девушка нашлась на книге в мягком переплете, которая называлась «Сладкие объятия любимой». Никакой смерти, никаких пистолетов, девушка, похожая на принцессу, — в роскошном платье с широким вырезом. Да и цена нас сильно порадовала: раза в три меньше, чем на книги в блестящих твердых обложках. Мы были довольны выбором. А на сэкономленные деньги взяли Морготу две бутылки пива.
Он, как всегда, валялся на кровати в своей каморке и курил, но на этот раз мы нисколько не боялись к нему заходить.
— Моргот, Моргот, — начал Первуня с порога, — мы тебе книжку купили!
— Какую еще книжку? — мрачно спросил он и посмотрел на нас с недоверием.
— Ну, книжку, чтоб читать! — пояснил Первуня.
— Нормальную, взрослую! — поддакнул я.
— Да ну? — презрительно выговорил Моргот.
— Вот, смотри, — Бублик протянул книгу Морготу, — настоящая взрослая книжка.
Моргот взял ее в руки, повертел, разглядывая со всех сторон, а потом расхохотался. Он даже не улыбался ни разу с тех пор, как вернулся, а тут хохотал — и утирал слезы, от смеха выступившие на глазах. Я не понял, что его так рассмешило, но все равно обрадовался. Потом смех его резко оборвался, и он сказал без улыбки, совершенно серьезно:
— Я тронут. Но в следующий раз, когда захотите купить мне книжку, спросите у меня. Я вам скажу название, автора и дам денег.
Силя подтолкнул Бублика в бок и прошептал:
— А я говорил, что про любовь не надо! Надо было с пистолетом!
— А мы еще пива тебе купили, — добавил Первуня, и я поспешил выставить бутылки на письменный стол.
— Пиво — это здорово, — равнодушно ответил Моргот.
— А чего тебе еще купить? — спросил Первуня.
— В смысле?
— Ну, чтоб ты обрадовался?
— Спасибо, я уже обрадовался, — холодно сказал Моргот и повернул голову лицом к стене.
— А чего ты тогда такой грустный, если ты обрадовался? — продолжил Первуня. Похоже, он решил добить Моргота окончательно. Я думал, он сейчас заорет, чтобы мы убирались отсюда, но Моргот неожиданно потрепал Первуню по волосам.
— Я не грустный. У меня плохое настроение. И это… оставьте меня в покое, а? Я регулярно ем и каждый день бреюсь, что еще вам от меня надо?
— Это потому что мы тебя любим, — сказал Первуня. — Мы тебя очень любим.
— Толку-то от вашей любви, — проворчал Моргот.
— Толку от нашей любви есть, — Первуня не намерен был так просто отстать, — вот когда к нам сюда солдаты пришли, Бублик тебя не выдал. Он со стула упал, а тебя не выдал.
— Чего? — Моргот вдруг сел на кровати. — Что ты сказал?
Первуня испугался, что выболтал что-то не то, и отшатнулся.
— Бублик, что он несет, а? Они что, вас допрашивали? — я первый раз в жизни видел на лице Моргота такое непритворное, ничем не прикрытое участие. — Они не трогали тебя?
— Нет, Моргот, все нормально. Они нас не трогали. Они даже мороженого нам купили, — нехотя ответил Бублик.
— А почему ты со стула упал?
— Я устал просто.
— Здрасьте, приехали! — Моргот посмотрел на Бублика недоверчиво. — Что-то я никогда от усталости со стульев не падал! Тебя кто-то ударил?
— Он в обморок упал, — пояснил я, гордый своим другом. — Он четыре часа продержался, а потом упал.
— Сколько? — еле слышно спросил Моргот.
— Четыре, — я пожал плечами.
— Уйдите, — вдруг сказал он резким, надтреснутым голосом и отвернулся от нас. Я не понял, что мы сделали плохого и почему он вдруг решил нас прогнать, но он повалился на кровать лицом к стене и добавил: — Ну пожалуйста, ну уйдите! Я сейчас к вам сам выйду, только уйдите!
Я думал, он плачет. Я не очень-то в это верил, но по-другому не мог объяснить, зачем он выгнал нас. Но Моргот действительно вышел из каморки минут через десять и растерянно посмотрел на нас — мы сидели за столом и пытались играть в карты. Он не умел быть благодарным, он боялся чувства благодарности так же, как любого другого, поэтому надеялся поскорей от этого чувства избавиться.
— Рассказывайте. Что тут было без меня? — он подсел к нам за стол и достал сигарету.
И мы рассказали. И о приходе Макса, и о том, как на следующее утро к нам пришли миротворцы, как мы ревели, а Бублик за нас отдувался. Моргот слушал опустив голову.
— Я не мог не сказать, где я живу, — пробормотал он, когда мы закончили.
До этого он никогда не говорил с нами всерьез, как со взрослыми.
