Благословенный. Книга 6 (СИ) - Виктор Коллингвуд
Городок Шафгаузен, кроме водопада, известен еще и очень древним, построенным более двухсот лет назад деревянным мостом, который дрожит под ногами одного человека, и по которому, тем не менее, без всякой опасности ездят самые тяжелые кареты и фуры. После обеда мы проехались по этому раритету, с которого также был виден водопад. Волконский посоветовал взять лодку и посмотреть водопад снизу, с воды:
— Александр Павлович, мне рассказали в городе, что так он кажется много величественнее!
Решив так и сделать, мы вновь проехали к водопаду, до которого от города будет около двух верст, спустились вниз с обрыва и сели в лодку. Течение воды было очень быстро; наша лодочка страшно качалась, и чем ближе подъезжали мы к другому берегу, тем яростнее мчались волны. Один порыв ветра мог бы погрузить нас в кипящей быстрине. Пристав к берегу, мы с трудом взлезли на высокий утес, потом опять спустились ниже и вошли в галерею, построенную в самом водопаде. Да, снизу водопад выглядел совсем по-другому! Огромная река, преодолевая в течении своем все препоны, с неописуемым шумом и ревом низвергается вниз и в падении своем превращается в белую, кипящую пену; тончайшие брызги мириадами подымаются вверх и составляют белесые облака влажной, непроницаемой для глаз водяной пыли. Доски, на которых мы стояли, беспрестанно сотрясались; Более часа стояли мы в этой галерее, держась за руки; но это время показалось нам минутами; но, наконец, надо было плыть обратно.
— Ой, смотри, радуга! Как я люблю их! Радуга зимою! — восхитилась Наташа, указывая на бесчисленные радужные всполохи, производимые солнечными лучами в водяной пыли.
Это было действительно прекрасное зрелище, но я смотрел не на него, а на жену. Пожалуй, только сейчас я понял, что для меня действительно важно: не только в создать новый мир для Европы, но и в том, чтобы сделать этот мир лучше для своей семьи. Нет, никогда я больше не буду отдаляться от них, не оставлю своих любимых так надолго!
Решив всё же не задерживаться в Шафхаузене, мы вернулись в Цюрих уже затемно. В гостинице царил натуральны бардак: кругом сновали солдаты с тюками, слышался стук молотков: это заколачивали ящики.
— Что это? Мы съезжаем? Кто велел? — поразился я. Волконский тотчас же привел мне Сперанского. Михаил Михайлович был бледен; галстук его съехал набок. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: произошло что-то совершенно экстраординарное.
— Ваше Императорское Величество! Два часа назад мы получили голубиную почту от графа Строганова из Парижа. Франция объявила Северо-Германскому Союзу войну!
* * *
Несколько дней тому назад.
Кабинет министра иностранных дел Франции, Шарля Мориса де Талейрана, был погружён в полумрак. Тяжёлые шторы из бархата едва пропускали тусклый свет ленивого зимнего солнца, оставляя комнату погруженной в столь характерную для министра атмосферу таинственности и заговоров. На столе, покрытом зелёным сукном, лежало письмо, доставленное накануне из Эрфурта, «временной столицы» Северо-Германского союза. Талейран, сидя в своём кресле с высоко поднятой спинкой, медленно и задумчиво вертел в руках перламутровый нож для вскрытия конвертов. Лицо его, обычно непроницаемое, сегодня озаряла лёгкая улыбка, от которой у случайного наблюдателя, хоть немного знавшего повадки этого человека, мороз прошел бы по коже. Но наблюдателя не было, и Талейран в кои то веки мог скинуть свою обычную маску холодной любезности и позволить собственному лицу отразить свою истинную суть.
Письмо, вызвавшее такое удовольствие у министра, поступило от бундеспрезидента Северо-Германского союза Вильгельма. Обычное, в сущности, и очень формальное обращение: поздравление консула с «победой патриотических сил и принятием всей полноты власти», выражение надежд на взаимопонимание и сотрудничество, вежливые фразы, не менявшиеся в дипломатии со времен фараонов. Но самое интересное и очень пикантное было в конце: президент Вильгельм просил вывести французские войска с территории Северо-Германского Союза.
Две огромные французские армии уже почти год находились за Рейном, одержав убедительные победы над австрийцами и их союзниками — князьями Священной Римской Империи. Теперь австрияки были разбиты и на германском, и на итальянском театрах; венский двор согласился на перемирие и переговоры. Разумеется, французские войска не собирались покидать территории захваченных вражеских владений лишь на том основании, что эти земли из Священной Римской Империи вдруг превратились в Северо-Германский Союз! Конечно, обращение властей новоборазованного восточного соседа было донельзя вежливо. Но Талейран, опытный дипломат, знал, что за каждым словом в таких посланиях скрывается второй смысл. И именно это он решил использовать в своих целях…
Наконец, вдоволь наигравшись с ножом, министр дернул за шнурок звонка. Несколько секунд спустя высокая, тяжелая дверь почтительно отворилась, и на пороге появился Шарлб Арнье, высокий и худощавый мужчина с аккуратно подстриженными бакенбардами и усами, личный секретарь Талейрана, молодой и амбициозный гражданин, уже несколько лет служивший ему верой и правдой.
— Шарль, — произнёс министр, не стирая с лица своей змеиной улыбки, — прошу, подойди сюда, ближе, и взгляни на этот документ. Мне нужен твой острый ум!
Арнье немедленно подошёл к столу. Глаза его блеснули любопытством. Он знал, что когда Талейран обращался к нему с таким тоном, это значит только одно — предстоит работа, которая потребует не только выдающихся знаний, но и редкостной изворотливости, характерной скорее для беспозвоночных, а не для сынов Адама и Евы.
— Вот, — министр протянул ему письмо. — Прочти! Это послание президента так называемого «Северогерманского союза» в адрес нашего военного консула. Как видишь, немцы оказались достаточно простодушны, чтобы написать его на собственном языке, так хорошо подходящем для лавочников и мясников, но совершенно не приспособленном для дипломатической переписки!
— Что я должен сделать? — спросил Арнье.
— Мне нужно, чтобы ты перевёл его для консула. Но с одним условием: смысл должен быть… оскорбительным. Консул Жубер должен почувствовать, что его унижают.
Арнье взял бумагу и начал читать. Секретарь министра в совершенстве владел шестью языками, и задача не выглядела сложной… на первый взгляд. Его глаза быстро пробежали по строкам, а губы шевелились, будто он уже мысленно переводил документ. Через несколько минут он поднял взгляд на Талейрана.
— Это можно устроить, — уверенно завил он. — Но нужно быть осторожным. Если Жубер заподозрит подлог…
— Это я беру на себя, — перебил его Талейран. — Он не заподозрит. Когда наш военный консул услышит, что какие-то бюргеры ни в грош не ставят его боевые заслуги и требуют победоносные армии Республики убраться восвояси, потому что они сменили
