Дмитрий Казаков - Высшая раса
Петру же было всё равно. Он хотел одного – добраться до врага и уничтожить его. А как при этом будут смотреть на него товарищи – разведчика не волновало.
– Когда же наступать? – прошептал солдат штурмовой группы, сидящий рядом с капитаном, и тут же тишина исчезла, напуганная чудовищным грохотом.
Взрыв раскатился над рекой, снопы пламени поднялись около стен замка, который на мгновение, казалось, пошатнулся. Дернулась, словно раненая, центральная башня. Взвилась откуда-то из-за замка, с места, где расположен КП, зеленая ракета, и майор, командир штурмового отряда, злым голосом крикнул: «Вперед!»
Петр подскочил, словно подброшенный пружиной.
Они бежали, и высоченные стены, кое-где обвалившиеся, неумолимо приближались. «Как в средневековье! – мелькнула у Петра дурацкая мысль. – Только тарана не хватает!»
Петр поднял голову и успел заметить на стене серые фигурки. Оттуда полетела, кувыркаясь, граната. Петр успел упасть, и тут же рядом грохнуло, рвануло, опалило…
Когда поднялся, солдаты штурмовой группы строчили по стене из автоматов.
Им отвечал станковый пулемет.
Пришлось залечь.
– Не давайте им высунуться! – крикнул майор, и Петр послушно стрелял, почти кожей ощущая, как бьют со стен немцы, неся смерть наступающим.
Стены, несмотря на мощный взрыв, почти везде устояли, и обороняющиеся, пользуясь господствующим положением, отбивали атаки. Они не были ошеломлены и яростно защищали все проломы. Штурм явно захлебывался.
Петр водил автоматом, стараясь уловить на мушку всякое движение, объявившееся там, на гребне сооружения, построенного много сотен лет назад. Один раз он точно увидел, что попал, и фигурка, нелепо болтая руками и ногами, полетела вниз.
Капитан свирепо оскалился и сменил магазин.
В небо поднялась алой кометой сигнальная ракета – сигнал отбоя.
Верхняя Австрия, замок Шаунберг
6 августа 1945 года, 22:51 —23:51
Стены замка перестали вздрагивать, стихли бьющие по ушам звуки боя, и в церемониальном зале появился оберстгруппенфюрер Дитрих. На лице его блуждала злая усмешка, генеральская фуражка была припорошена землей.
– Ну что? – спросил Хильшер, поднимаясь с колен. В коленопреклоненном состоянии арманы, за исключением Дитриха и Беккера, провели несколько часов. Результатом их трудов стала начертанная на полу огромная девятилучевая звезда, обильно украшенная рунами и упирающаяся вершиной в алтарный камень.
– Штурм отбит, – ответил оберстгруппенфюрер. – Но потери очень велики. Более пятидесяти процентов. Боеприпасы на исходе. Когда они пойдут на второй штурм, то мы продержимся максимум полчаса.
– Хорошо уже то, что русские не атаковали нас днем, как хотели изначально, и дали нам время на подготовку, – кивнул верховный арман. – Тогда мы начинаем обряд, а вы с бригаденфюрером Беккером должны присоединиться к нам не позже чем через полчаса. Запомните ваши места!
Он указал на два нижних луча звезды.
– Кто из вас встанет на какое место, – неважно, имеет значение лишь присутствие в данной точке двух настоящих арийцев. Все поняли?
– Яволь, – Дитрих кивнул. – Через полчаса мы будем тут, что бы там ни творилось.
– Занимайте места, товарищи, – проговорил Хильшер, и в голосе его прорезалась печаль. – Грустно, что этот мир оказался недостоин очищения сверхчеловеком. Но мы еще вернемся, обязательно!
– Только в каких временах и обличьях – вот в чем вопрос, – проговорил Феликс Дан, и тонкое лицо его болезненно искривилось.
– Это неважно, – махнул рукой Виллигут и направился к отведенной точке. Его место было в самом центре звезды, где лежала, растопырившись пауком, руна Хагал – символ тотального разрушения.
Впереди бригаденфюрера встал сам Хильшер, за которым алел, словно рубин, алтарный камень. По сторонам и чуть впереди, на первых от вершины лучах, расположились Бюнге и Дан. Филер и Хирт стояли чуть сзади.
– Жаль, что Йорга нет с нами, – вздохнул Дан, и Виллигут его вполне понимал. Ритуал рассчитан на девять человек, и арманам пришлось перекраивать его под меньшее число участников.
– Начинаем! – сказал строго Хильшер.
Все смолкли, в церемониальном зале воцарилась тишина, словно арманы превратились в безгласные, неподвижные статуи. Закрыв глаза, каждый из них старался как можно ярче представить свою часть рунической надписи, которая должна открыть в земные пределы путь врилю, бессмертной космической силе, что вечно беснуется за гранью мира и слабым отголоском которой является жизнь. Прорыв первозданной энергии уничтожит замок, собравшиеся вокруг русские войска и изрядный кусок Австрии. В случае, если удастся открыть Врата полностью, задетой окажется вся Европа…
Выстроенные в ряд руны перед глазами Виллигута полыхнули холодным голубым светом, и он боковым зрением заметил другие части надписи, принадлежащие соседям. Ни один человек не способен воспроизвести это руническое заклинание полностью; слишком сложно оно, и слишком велика эта мощь, чтобы смог ее сдвинуть с места один человек.
Руны светились ровно и ярко, давая знать, что начальная фаза концентрации достигнута. Ключ во врата, открывающие путь врилю, был вставлен. Осталось повернуть его и распахнуть створки.
Хильшер запел. Его голос, тонкий, почти женский, отдавался под сводами зала, обретая почти вещественную плотность. Он щекотал кожу и заставлял сердце биться чаще.
К голосу верховного армана присоединились другие. Лишь Виллигут молчал, его задача заключалась в том, чтобы удержать ключ в замке, не дать ему выскользнуть. Сохранить перед глазами светящуюся руническую надпись, не позволить ей расплыться на бесформенные световые волокна.
Пение стало громче, словно обрело собственную волю, но Виллигут почти не слышал его. Ввиду нехватки людей он выполнял работу, предназначенную для троих, и делать это было не так-то просто. Пот тек по лицу, мускулы спины болезненно ныли, по позвоночнику пробегали волны корежащей боли…
Он не услышал, а скорее почувствовал, как подошли Беккер с Дитрихом. Просто вдруг стало немного легче, словно незримый груз, лежащий на плечах, несколько уменьшился. Руническая надпись перед глазами пульсировала, то наливаясь нестерпимым сиянием, то бледнея почти до полной прозрачности.
Когда пение стало особенно громким, руны начали перемещаться, переползая с места на место, будто муравьи. Со всех участков надписи собирались они перед Виллигутом, формируя исполинскую фигуру – нечто вроде арки, выстроенной из трех рядов символов.
Она строилась медленно, и постепенно возрастало напряжение в теле бригаденфюрера. Он ощущал, как судорожно сокращаются все до единого мускулы, и предательская мыслишка о том, что силы уже не те, что в молодости, не замедлила явиться.
Последняя руна шмыгнула на отведенное место, и арка засияла, вспыхнув аметистовым пламенем. Хор распался, и остался только один голос, вибрирующий, сильный. Голос Хильшера. В один момент он почти сорвался на визг. В ушах Виллигута отдалось тупой болью, и тут же тяжесть исчезла. Перед глазами сверкнуло, и под опущенными веками стало просто темно.
В первое мгновение потрясенный Виллигут пошатнулся и едва не упал. Стали слышны звуки боя. Там, за стенами, рвались гранаты и снаряды, роями метались в воздухе пули, трескуче переговаривались автоматы и пулеметы.
Но более не происходило ничего. Реальность продолжала оставаться незыблемой.
Ритуал не удался.
Виллигут поднял веки, удивившись их почти каменной тяжести.
Прямо перед ним стоял верховный арман, и глаза его были полны чистого, детского удивления. Они словно вопрошали: «Как же так? Отчего столь вопиющая несправедливость?»
– Ничего не вышло, – пробормотал кто-то растерянно.
Гул взрыва, мощного и сотрясшего пол, перекрыл встревоженные голоса, а когда возможность слышать вернулась, то оберстгруппенфюрер Дитрих сказал, очень спокойно:
– Они взорвали стену. У нас есть не более пятнадцати минут.
При этих словах с лицом, Хильшера произошла разительная метаморфоза. Только что мягкое, словно глина, оно затвердело металлом. Набрякли яростным стальным свечением глаза, хищно вытянулся нос, упрямо обозначились скулы.
– У всех с собой кинжалы? – спросил верховный арман, не дожидаясь, похоже, ответа. – Ритуалу недоставало одного – человеческой жертвы. Мы добавим к рунам силу священной арийской крови и уйдем в бессмертие вместе со всеми, кто осмелился штурмовать замок! Товарищи, вы знаете, что делать!
Виллигут потянулся к поясу, и ладонь сама нашла шершавую рукоять ритуального кинжала, что вручается офицерам СС за особые заслуги. Обнаженное лезвие блеснуло темным металлом, и серебром полыхнули на нем буквы: «Моя честь – верность!»
