Дмитрий Казаков - Высшая раса

Сладковатый запах, вечно витающий в зале совещаний, показался подозрительно похожим на трупный. Здесь не было тихо. Три голоса горячо спорили, перебивая друг друга. При появлении Виллигута разговор смолк.

– Я не помешал? – поинтересовался он, переводя взгляд с каменно-спокойного лица Хильшера на отстраненно-бесстрастное Беккера и налитое яростью – оберстгруппенфюрера Дитриха.

– Нет, бригаденфюрер, – ответил верховный арман, интонацией подчеркивая чин вошедшего. – Присоединяйтесь к разговору. Мы как раз решаем, что нам делать дальше.

– В каком смысле? – поинтересовался Виллигут, пододвигая стул.

– Русские взяли Линц, – сказал Беккер без всякого выражения, а Дитрих зарычал, словно дикий зверь и ударил кулаками по столу. Крепчайшее дерево затрещало.

– Спокойнее, – сказал Хильшер с неудовольствием. – Соизмеряйте свою силу, оберстгруппенфюрер!

– И что же делать? – Виллигут на мгновение ощутил внутри пустоту, что бывает во сне, когда падаешь с большой высоты.

– Вот и мы думаем, что же делать, – кивнул верховный арман, и на лице его обозначилась странная улыбка. – Потери очень велики, а восполнить их почти нечем. Проклятые диверсанты уничтожили слишком большое количество сыворотки.

– Можно снять все отряды с западного направления, вывести гарнизоны из Зальцбурга и окрестностей! – проговорил Дитрих горячо. Мундир его был порван в нескольких местах, словно генерал СС дрался с тиграми. – Тогда мы сможем остановить русских и отбросить их на восток!

– Иного выхода нет, – кивнул Беккер. Лицо его было серым от усталости, скулы натягивали кожу.

Виллигут хранил молчание. Он никак не мог понять, как непобедимые войска сверхчеловеков, еще несколько дней назад стоявшие в Вене, оказались разгромлены и отброшены до самого Шаунберга!

– Я понимаю вас, – кивнул Хильшер, и голос его почти звенел, как натянутая струна. – И думаю, что другого выхода у нас нет. Все войска на юге и западе в вашем распоряжении, Дитрих.

– Тогда мы пойдем, – сказал тот, поднимаясь. Чуть с задержкой встал Беккер.

– Хайль! – вскинул руку верховный арман.

– Зиг хайль! – ответили на приветствие офицеры. Сапоги их простучали по полу галереи, затем хлопнула дверь.

Виллигут поднялся, ощущая себя униженным так, словно его заставили жить в одном доме с евреями. Но Хильшер не дал ему уйти.

– Постойте, – сказал он. – Они готовы сражаться до последнего, эти фанатики. Но даже мне ясно, что надо бежать! На запад, к американцам! Они дадут нам возможность возродить рейх!

– Я так не думаю, – устало ответил Виллигут. – И не покину Шаунберг. Если мы потерпим поражение здесь – значит, мир недостоин сверхчеловека.

Он встал и, не прощаясь, медленно побрел к выходу.

Глава 19

Если нам не удастся завоевать мир, то мы должны ввергнуть в уничтожение вместе с нами полмира.

Верхняя Австрия, город Линц

5 августа 1945 года, 19:55 – 21:33

Петр никак не ожидал, что попадет прямо к Коневу. Но сообщение о том, что к расположению частей Советской армии пробился некто капитан Радлов, дошло до командира дивизии. Но и там не знали о специальной разведывательной группе, отправленной пять суток назад из Вены.

Но как только о ничейном капитане стало известно в штабе особой группы войск, где в этот момент находился командующий операцией по уничтожению недобитых фашистов, как всё чудесным образом переменилось. В обратном направлении полетел приказ: капитана срочно в штаб!

Петра и его товарищей запихали в штабной автомобиль и повезли. Ехать, правда, пришлось недолго. Машина миновала воняющий гарью центр города, пересекла реку и оказалась в пригороде под названием Катцбах. Этот уголок Линца сражения не затронули, и его выбрали для размещения штабные офицеры.

В небольшом дворе было тесно от автомобилей, пахло бензином. Всюду сновали деловитые люди в чистой новой форме, и Петру после нескольких дней лесной жизни неожиданно неудобно стало среди людей.

Сопровождающий их адъютант провел разведчиков через приемную, открыл черную, обитую кожей дверь.

– Вы, капитан, проходите, – сказал он, делая приглашающий жест. – А вы, товарищи, посидите пока здесь.

Петр, внутренне робея, переступил порог.

– Товарищ маршал, капитан Радлов по вашему приказанию прибыл! – доложил он, лихо козырнув.

– Присаживайтесь, товарищ капитан, – сказал Конев, поднимаясь из-за стола, широкий, массивный. Сбоку обнаружился генерал-лейтенант Благодатов. Очки его блестели.

Петр сел.

– А теперь – докладывайте!

Спустя полчаса капитан закончил рассказ, на протяжении которого маршал ни разу не прервал его, а только слушал, время от времени оглаживая широкий лоб.

– Да, – сказал он, когда капитан замолчал. – Вы не выполнили задание по уничтожению штаба противника. Но обвинить троих людей в неудаче там, где не справились почти триста, – глупо. Вы сделали всё, что могли, и на большее человеческих сил не хватило бы. Всех троих представлю к наградам, вас, капитан, к ордену.

– Служу Советскому Союзу! – ответил Петр по-уставному.

– А теперь – идите!

Когда Петр вышел в приемную, вслед за ним проскользнул и Благодатов.

– Живой, капитан, живой! – сказал он, и лицо генерала на мгновение осветила живая, теплая улыбка.

– Так точно! – ответил Петр.

– Товарищей – накормить, – указывая на выживших диверсантов, развернулся Благодатов к сопровождающему офицеру. – А нам с товарищем капитаном – чаю!

Адъютант исчез, словно унесенный ветром. Петр проследовал за генералом в маленький кабинет. Через пять минут туда был принесен поднос, на котором исходили ароматом стаканы, наполненные темно-коричневым напитком, и желтой горкой возвышалось печенье в вазочке.

Петр осторожно отхлебнул и едва не обжегся.

– Своим про награды сам скажешь, – проговорил Благодатов и одним глотком выпил полстакана. – И я готов подписать вам увольнительную в Вену на неделю.

– Не могу говорить за других, – сказал Петр осторожно, отставляя стакан. – Но я просил бы приписать меня к действующим частям. Ран у меня нет, и хотелось бы лично участвовать в окончательном разгроме противника. К тому же в замке всё еще в плену мои товарищи. Я надеюсь, что они живы.

– Уважаю, – генерал допил чай, и в глубине его светлых глаз заблестели веселые искорки. – Отказать в такой просьбе не могу.

– Спасибо, – сказал Петр, но Благодатов замахал рукой.

– Не благодари. Пойдем лучше, покажу тебе карту.

Генерал поднялся и перешел к небольшому столику, стоящему у окна. На улице шел дождь, и свет падал тусклый, серый.

На столе лежала крупномасштабная карта Австрии. Черными ниточками тянулись дороги, толстой голубой змеей смотрелся Дунай, коричневым лишаем – горы. Карандашом на карте, севернее Эффердинга, была поставлена жирная точка, и рядом приписано «Шаунберг».

– Вот смотри, – сказал генерал и оперся о карту локтем. Стол жалобно заскрипел. – Наши войска будут наступать ночью. Сплошной обороны у немцев всё равно нет. Главная же опасность в том, что враги под защиту американцев перебегут, и союзнички их приютят, да еще и обиженными выставят. Пострадали, мол, от коммунистической агрессии! Чтобы этого избежать, одна группа войск наступает по северному берегу Дуная. Их задача – к завтрашнему полудню выйти на границу с Баварией в районе Пассау. Вторая группа наступает на южном направлении. В Вельсе им придется столкнуться с сопротивлением, но их задача – отрезать Шаунберг с запада, и как можно быстрее. Часов через пятнадцать замок будет окружен.

– С точки зрения разведчика, – ответил Петр, – план хорош, а учитывая превосходство в войсках, есть все шансы его осуществить.

– Это точно! – усмехнулся Благодатов, и в этот момент дверь открылась. В нее просунулось встревоженное лицо адъютанта.

– Товарищ генерал, – сказал он поспешно. – Тот немец, он самоубийством жизнь покончил!

– Что? – подскочил бывший комендант. – Быстро врачей! Радлов, за мной!

Вслед за генералом капитан выскочил во двор, где офицеры оказались под обстрелом дождевых капель. Пока бежали до соседнего дома, под ногами сыто чавкали лужи.

В подвале, куда пришлось спуститься, пахло крысами и еще чем-то противным. Лампочка, висящая над дверью, расшвыривала яркий, режущий глаза свет. Над лежащим на полу телом в сером мундире склонились двое в белых халатах.

– Ну что? – спросил Благодатов нетерпеливо.

– Бесполезно, – сказал один из врачей, поднимаясь. – Он проглотил язык и задохнулся.

Петр подошел к мертвецу и увидел на широких плечах погоны гауптшарфюрера.[66] Руки пленника были связаны толстыми веревками, на ногах – кандалы.