Моя чужая новая жизнь - Anestezya
— Ежели выдашь меня, пусть не будет тебе покоя даже на том свете.
Вот уж точно сказано. Правда я понять не могу, за что получила такой «подарочек» от вселенной. Ну, значит, было за что, какая теперь разница.
— Главное сейчас сиди, не высовывайся, — напомнила я и полезла обратно.
Как-то гадко оставлять ребёнка среди кучи трупов, но больше ничего для него я сейчас не могу сделать. Раз он местный, буду надеяться, что он сможет ночью просочиться к своей тётке.
Выбравшись и отойдя на безопасное расстояние, я столкнулась с младшим Винтером. Он видно тоже успел потоптаться по кровушке — в глазах какая-то отчаянная паника, на щеке кровавый след от прихлопнутой мухи. Его судорожные вдохи подозрительно смахивают на сдавленные рыдания. Сейчас я не чувствовала ничего, кроме горячей, обжигающей ненависти ко всем, кто причастен к этой войне, и встретила я его отнюдь не сочувствующим взглядом. Ну, а как ты хотел, мальчик, смотри, что творят такие, как ты, люди идеальной расы и высокой морали и интеллекта. Смотри и не отворачивайся. Стоит ли макаться в такую грязь по велению какой-то мрази? И тут безобидный солнечный мальчик меня удивил.
— Сегодня погиб Штейн и ещё парни из части Файгля. Они не вернутся к своим матерям, за что они погибли? Ради чего останутся гнить в чужой земле? Оставив после себя это? — судорожно кивнул на кроваво-бордовую землю. — Их будут помнить, как невинно убитых жертв, а мы останемся в истории как убийцы!
Я вспомнила своё время — война в Сирии, на Украине. Люди не учатся на ошибках.
— Так уж вышло — единственное, что за столетия истории в совершенстве освоили люди, это убивать.
С неожиданной злостью он крикнул:
— Это то, чего ты хотел, Карл? Для этого ты сбежал на фронт, да? Нравится?
О-о-о, да у кого-то похоже истерика. Кстати, мысли такие же, как и у меня. Я медленно покачала головой.
— Тогда для чего ты здесь? — срывающимся голосом снова выкрикнул он. — Хочешь превратиться в такую же бездушную тварь как те, что расстреляли мирных жителей?
— Я смотрю ты у нас добренький. Пацифист, да? — не осталась в долгу я. — И толку? Как долго ты будешь отсиживаться в стороне во время таких карательных зачисток? Кончится всё тем, что ты тоже превратишься в бездушную мразь, разве нет?
Увидев на его мордашке выражение неподдельной боли и отчаяния, меня на пару секунд кольнула совесть. Ну зачем правда было морально бить того, кто и так осознает в полной мере, какие они сволочи? Но он тоже хорош — озвучил все мои тайные мысли и переживания. Со стороны это звучало совсем уж горько-безнадёжно. Я ведь, поддаваясь трусости в стремлении спасти свою задницу, действительно рискую дойти неизвестно до каких глубин морального падения. Рано или поздно наверняка назреет такая ситуёвина, когда мне прикажут расстрелять неугодных русских или евреев. Это настолько тяжко, что в голове периодически мелькает мысль — а не нахер ли всё? Можно я больше не буду вот таким вот мерзким образом барахтаться за свою однозначно не бесконечную жизнь?
Глава 12 Ты должен быть сильным , иначе зачем тебе быть?
Вообще-то я всегда считала себя человеком отходчивым. Спешно ретировавшись подальше, побродив неприкаянной тенью по селу, я уже через полчаса перестала злиться на Фридхельма. Чего обижаться на правду? Но на душе было тоскливо и муторно. Видать, совсем плохо дело, если даже немец переживает за градус моей морали. Всё , что в последние дни свалилось на мою непутёвую головушку, заставляло крепко задуматься. Мне надо было линять намного раньше, пока ещё не примелькалась среди немцев. Потому что прятаться среди местных в то время, как меня будут искать, теперь задача не из лёгких, а если ещё нарвусь на душку-НКВДшника, чувствую, пожалею, что не померла сразу и навсегда.
Чёрт, ну вот куда он умудрился затеряться? Когда не надо, так хвостом за мной ходил. Если бы сейчас я столкнулась с Фридхельмом, то попыталась нормально поговорить. Всё-таки как ни крути, я лет на восемь постарше. Надо же было нам обоим так некстати засбоить. Так и не обнаружив нигде синеглазку, я отвлеклась на более важное дело. Вечером, до отбоя рискнула пробраться к жуткой братской могиле. Мальчишка всё ещё был там.
— Держи, — я протянула ему пол-булки хлеба и фляжку с водой.
Бедный ребёнок давился взахлёб сухим хлебом и уже не шарахался от моего присутствия. Наверное, всегда хочется верить до последнего, что какое-то чудо может спасти даже в самой безнадёжной ситуации.
— Тебе надо уходить, — мягко сказала я. — Сейчас вроде бы удачный момент.
А когда ещё? В казармах скоро скомандуют отбой, часовые будут меняться. Мальчишка ничего не ответил, положил недоеденный кусок хлеба в карман, протянул мне фляжку и посмотрел в лицо совсем не детским взглядом.
— Наши всё равно победят, — с неожиданной твёрдостью выдал ребёнок.
— Даже не сомневайся в этом, — кивнула я.
Сердце сжалось от острой жалости, пока я провожала взглядом худенькую фигурку детёныша. Боженька, когда ты хоть иногда начнешь заглядывать на свой пост? Ведь для чего-то ты его уже раз спас, так доведи дело до конца. Корявая конечно молитва. Я вообще не особо верующий человек, но
