Выпускник - Мэт Купцов
Улыбаемся, выходим в центре, топаем к кафе. Кто откажется от мороженого в чашке из нержавейки, молочного коктейля? Точно не моя мама.
— Я сам возьму, ты место занимай, — говорю ей строго. Она смотрит на меня с удивлением и гордостью. Идет занимать место, а я беру нам по вазочке из нержавейки, в каждой по три шарика.
— Топпинг, пожалуйста.
— Что? — девушка с канапушками и рыжей шевелюрой смотрит вопросительно.
— Посыпьте шоколадной крошкой, тертыми орехами и варенье смородиновое добавьте. И два коктейля молочных. Подумав немного, беру еще школьные пирожные.
Сколько себя помню, мы с мамой посещали кафе–мороженое, когда ходили в цирк. Это было очень волнительно, и вкусно.
Протягиваю два рубля, девушка дает мне сдачу.
С подносом топаю к столику, который уже заняла мама.
— Сынок, не тратился бы ты на меня.
— Мам, не надо всего этого. Я уже взрослый. Сам зарабатываю. На следующий год, когда в штат возьмут, смогу тебе часы купить наручные. И бабуле теплую шубку.
— У нее есть цигейка.
— А я каракуля нового ей возьму.
Мама дарит мне самую теплую улыбку на свете.
— Это тебе, — она достает из холщовой сумки коробку. «Бердск –2», электробритва.
— Много отдала за нее? Зачем? Я бы сам справился.
— Бери–бери. Это же не «Эра–10», вот та дорогая тридцать девять рублей, а эта всего двадцать один.
— Здорово! Спасибо мам, что–то я зарастать начал в последнее время.
— Виктор тебя еле узнал, когда приезжал.
Мама смотрит на меня так выразительно, что я понимаю, вот он тот самый главный вопрос, из–за которого она приехала.
— Что он хочет? — поглощаю мороженое, глядя на переносицу мамы.
— Беспокоится о тебе. Хочет, чтобы ты доучился этот год и в курсанты шел. Говорит, нечего тут делать, штаны просиживать.
— Тут — это в столице?
— В журналистике.
— Какие у него претензии к ней? Никак в толк взять не могу.
— С твоим характером? Опасно это. Ты же прекрасно знаешь, что здесь есть только два выбора. Либо ты пишешь статьи про достижения партии, либо ходишь по лезвию ножа, раскрываешь различные дела нехорошие. Уверены мы, что ты выбрал второе, и нам это не нравится. Пойдешь в милицию или в военные, будешь там на своем месте, и под присмотром Виктора. И характер твой будет при деле.
— Мама, — вскидываюсь я, проявляя тот самый характер с гремучей смесью непокорности, желания быть в центре событий, и воздействовать на них. — Мой выбор обжалованию не подлежит, и обсуждению также. Твоя воля, ты бы меня в биологи или географы отправила, в преподаватели. Чтобы тебе спокойно жилось. А я мужик. Мне нельзя прятаться, понимаешь?
— Сынок, я все понимаю, — прячет слезы, достает из кармана платок, смахивает ручейки соленые с глаз. — Но я прошу тебя не рисковать. Если хочешь быть журналистом, будь им. Только прошу, пиши про сельское хозяйство и достижения партии.
— Хорошо, — отвечаю, сцепив зубы.
— Ты в партию будешь поступать? Готовишься уже?
— Мама, я подумаю об этом завтра. Ладно?
Кивает.
Спустя час, провожаю ее на электричку, сам еду к Нике. Вдруг, от майора свежая информация поступила.
Время позднее, Ника уже должна быть дома. К сожалению, ее там нет, как и света в окнах, и дверь не открывает.
Еду по адресу, который еще не забыл. В дом, где совсем недавно провел ночь.
После информации о нападении на студентку МГИМО мне неспокойно, и я хочу точно знать, что с Валентиной всё в порядке. Не знаю почему, но хочу, и всё тут.
Подхожу к дому, высчитываю окна — в окошках сослуживицы света нет.
Время уже позднее. Странно.
Слышу за своей спиной легкие шаги, бросаюсь за угол дома, и оттуда наблюдаю за тем, как Валентина в белой шубке и вязанной шапочке бежит к подъезду. Сама трусишка оглядывается, по сторонам смотрит, как бы кто не шел за ней, а сама возвращается в ночь.
Что за странный народ — женщины.
Борюсь с желанием выйти из укрытия, обнаружить себя. Но это только первые секунды, очень быстро вспоминаю, зачем пришел. Интерес я свой удовлетворил, свободен.
Подъездная дверь захлопывается громко, в такт моим мыслям, и я топаю к остановке.
Возвращаюсь в общежитие чуть раньше обычного — в десять, но не успеваю прошмыгнуть в дверь, как меня окликают.
— Сомов!
Оборачиваюсь резко, поскальзываюсь на слякотной луже, но балансируя, удерживаюсь на ногах. Только чертыхаюсь.
— Башку не расшиби, ты нам еще пригодишься, — слышу у себя за спиной.
Всматриваюсь в темный силуэт…
Глава 23
— Вы кто? — спрашиваю, но с места не схожу. Понимаю, что слишком скользко, а подошва у меня явно без шипов.
— Я — твоя смерть, — цедит силуэт. И в этот момент тяжелая дверь открывается и оттуда выходит Маша Сергеева собственной персоной.
— Машка? Ты куда на ночь глядя?
— Тебя встречать.
— Чай не женаты, зачем тебе меня встречать.
На Маше осенняя куртка, на голове платок. На ногах туфли.
— Замерзнешь, дурында, — говорю без эмоций.
Но на лице девчонки появляется улыбка. Ей явно импонирует, что я беспокоюсь на ее счет.
— Я хотела с тобой поговорить.
— Давай не сейчас…
— Сейчас! — настаивает, губы надувает.
Оборачиваюсь, смотрю на того, кто мне пять минут назад угрожал, но его уже след простыл.
Испугался свидетеля? Его проблемы.
— Идем, — беру девушку под
