Выпускник - Мэт Купцов
В двенадцать тушим огни, засыпаем быстро, едва голова касается подушки.
Мне снова снится чертовщина — то мать с причитаниями, то майор Волков с его мрачной рожей, то пафосная Ника с пилкой в руках, то Валя со сковородой в руке, и я никак в толк не возьму, будет она меня кормить или воспитывать. Уж слишком грозный вид у девчонки.
Все чего–то хотят от меня.
А я стою столбом молчу.
Просыпаюсь по звонку будильника, вроде выспался, но какой–то разобранный. Помятый.
А каким мне еще быть если в голове тебе крутится весь этот дурдом?
Утро начинается со стандартного ритуала. Топаю в душ, к умывальнику, чищу зубы, пытаюсь причесаться. Отмечаю что рожа заросла, как у неандертальца. Бреюсь бритвенным станком, и конечно же оставляю на лице два пореза.
Черт. Теперь пластырь клеить.
В десятый раз за месяц думаю о том, что давно пора купить электробритву «Неву» или «Ракету».
Возвращаюсь в комнату, клею два кусочка пластыря на порезы. Пока пью чай, кровь останавливается.
— Купи электробритву, — учит меня жизни Колян, который у нас в комнате самый неандерталец из всех.
Выглядываю в окно — конец ноября. Погода сырая — ни зима, ни осень. Что–то непонятное. Уж скорее бы снегом всё присыпало. Капли воды с крыши капают, некоторые попадают на окна, оставляют грязные разводы. На душе мутно.
Совершаем с парнями очередной рутинный ритуал — идем на занятия в учебный корпус. По дороге нам встречаются девчонки — Сергеева Маша в короткой юбчонке, радостно улыбается, а вот Лидия в темном платье с белым воротничком — даже не смотрит в мою сторону. Воротит нос от меня.
К чему бы это? Неужто к хорошей погоде. Или к пурге?
Были давления, уговоры, теперь что?
Новая политика партии, похоже. Комсомолка наша, коммунистка, видать, что–то снова затеяла. Затейница, мать ее. Такая если пойдет клепать политику партии, пролетариату придется туго.
Знать бы, что именно она затевает, чтобы не нарваться.
Не нравятся мне такие барышни с тараканами в голове.
Иногда думаешь, лучше бы побольше плодилось таких, как Машка — красивых, но не очень умных, понимающих, что в женщине главное не ум. Красивые женщины, выйдут замуж, спрячутся за спину мужа. Тому отдуваться. Тогда по логике вещей получается, что «Маши» умнее, чем «Лидочки».
Снова бросаю взгляд на Машку — улыбается радостно, будто повышенную стипендию назначили. Но я–то знаю, что не видать Маше больше тридцати пяти рублей, потому что у нее четверок полно.
А вот Лидия… Лидка эта, наша вечная комсорг похожа на черного ворона, кружащего над добычей, в этом своем черном платье,
Даже посмотреть в мою сторону не удосужилась. Отмечаю, что меня заинтриговывает данный факт.
Я уже привык, что девчонки клеются ко мне, а эта строит из себя царицу темного царства.
Не в настроение сегодня товарищ партиец.
Ну и фиг с ней. Ухожу вслед за парнями в аудиторию.
После скучнейших пар, на которых я схемы рисовал по поимке Игнатова, нарисовывается интересное дельце — обед.
В столовую мы бежим резво, с хохотом. Прям чувствуется соревновательный момент — кто быстрее, тот очередь займет на всю ораву. Прибежишь последним, будешь пропускать впереди себя всю голодную толпу.
Отоварившись, с подносом топаю к тарелке с бесплатной капустой, и хлебом. Кладу на поднос восемь кусков — по два на каждого, и в этот момент меня толкают в спину.
Ничего себе. Что за дела?
Оборачиваюсь. Передо мной Лидия — темнее тучи.
— Есть новости, Макар? — голос, как будто она — сам товарищ Брежнев, только без его бровей. Про которые в народе шутят, что брови Брежнева это усы Сталина, но на более высоком уровне. И требует комсорг также как он. Безоговорочно. Сверлит борзым взглядом.
Вот оно! Мне же во сне снилось, что все от меня чего–то требуют. Кошмар начинает осуществляться.
Молчу, чтобы чего плохого не случилось. Не собираюсь ввязываться в её игры. Лидка явно затевает что–то партийное, а мне в её игре быть неинтересно. У меня свои планы на жизнь.
— Нет работы, Лидия. Занятия по расписанию.
Даже если бы были, я бы не хотел, чтобы именно наш комсорг работала со мной плечо к плечу в газете, она явно что–то затеяла, вижу это по ее хитрым глазам.
Могла бы попытаться в другую газету попасть внештатником, но ей обязательно нужно быть рядом со мной. К чему бы это? В чем–то подозревает меня и хочет доказать свою правоту?
— Нет работы? Для меня?
— Самим не хватает заданий. Редактору не нужны зеленые внештатники, ему только опытных подавай. А у тебя же нет опыта в написании статей на заданные темы. А свои темы от студентов не нужны.
— Я не глупее тебя!
Кто бы сомневался.
— Я и без доказательств разберусь с тобой, — угрожает мне.
— Всё–таки ты не работу искала, а хотела меня уличить. В чем?
— В нетрудовых доходах!
— Может, я вагоны разгружаю по вечерам, тебе–то что с этого?
— Я комсорг. Отвечаю за твое коммунистическое воспитание.
— Я –комсомолец, не коммунист, — цежу через зубы.
— Ах! — ахает. — Вот ты и признался, что плохо относишься к партии.
— Ты не переворачивай мои слова, я всего лишь хотел сказать, что не подавал заявку на вступление в партию и у меня нет членского билета. Впрочем, как и у тебя.
И тут до меня доходит, что Лидия, выслуживаясь перед кем–то, хотела меня использовать, дело состряпать, и себе в заслугу вменить, что раскрыла вражеский антисоветский элемент.
Свирепею.
Это ее месть за то, что я отказался от всех активностей?
— Тогда мы вынесем тебя на собрание, разберем твои выходки, —
