Барин-Шабарин - Денис Старый
Но мне этих людей бояться было нечего. И разные же это были люди! Некоторые буквально иллюстрировали собою гоголевские контрасты. Были вполне себе рослые мужики с широкими плечами. Взгляд их, что хорошо, не был затравленный, хотя я не чувствовал и пренебрежительного к себе отношения. А был готов и к этому. Всяко мой реципиент успел нагадить мужикам-арендаторам и ремесленным. Были совсем худые мужики в рваных одеждах. Этих я сразу же представлял живущими в этаких землянках, накрытых от дождя лишь полусгнившим сеном. Наверное, последние — крепостные, отчего-то именно так подумалось. Я же еще в лицо не знаю здесь почти никого.
— Мужики! — обратился я к собравшимся. — Знаю я, о чём вы думаете, догадываюсь. Может, некоторые из вас считают, что я будто бы кем проклят? Сглаз на мне? Это не так. Господь не отвернулся от Шабариных. Да, хватает проблем, хватает забот, но услышьте меня сейчас, чтобы потом сказать: барин нас ни в чём не обманул. Вы будете жить лучше. Я смогу стать для вас хозяином. Все беды и невзгоды пройдут, и ваши семьи будут жить сытно, в тепле, одетые и обутые. Дайте срок, мужики! Кто на аренде у меня, не спешите уходить. Ну а крепостным… Некуда вам идти, так что молите Бога и трудитесь.
— Да нешта мы, барин, не понимаем, — сказал кто-то из толпы.
— У церкву сходить, барин, надо всё же вам. Вот Господь и не оставит, — это уже другой мужик отважился сказать.
Кстати, Емельян говорил, что я, то есть, он, не ходил в церковь, отчего народ несколько волновался, иные так и вовсе могли подумать чего дурного. Так что я и в Екатеринославе дважды был в храме, и по приезду обязательно схожу — это всех успокоит. В той же Синьковке стоит деревянная церковь. Да и батюшка отчего-то на меня зол. Вот, по приезду собирался разобраться с проблемой, а тут…
— Верую в Бога нашего, всем сердцем, мужики, верую, — я осенил себя крестным знаменьем.
— Спаси Христос вас, барин, верим. Чай не можете быть нехристем, — поспешил сказать Потап.
А что думал про невезения и благословения я сам? В окопах нет атеистов. И я прихожанин, пусть и знающий только две молитвы, да самую основную обрядность с праздниками.
— Так верите вы, что будет всё хорошо у нас? Но для того трудиться нужно всем. Без труда карася в озере не словишь, верно? Слышал я, мужики, что отец мой, Царствие ему Небесное, — все дружно перекрестились. — Так вот, что он забавлялся, лихих казаков из вас сделать хотел, каким сам был. Верю в то, что многие науку моего отца ещё помнят. Нужно возвернуть то учение и больше заниматься.
— Не серчай, барин, так то было, когда детишек накормить было чем, да батюшка ваш рубель приплачивал за науку, и то ежели во хмели бывал, — сказал один из мужиков, и ему сразу же сосед без замаха ударил под дых.
— Простите дурака, барин, говорит, как помелом, — сокрушаясь за дерзость соседа, сказал Потап.
— Прощаю. И скажу, что неволить никого не встану. Только не забавляться я удумал во хмели али еще как веселиться, а создать отряд и охранять поместье, готовиться, будь с кем биться.
Я с выражением оглядел пепелище и посмотрел на собравшихся, чтобы понять, что они чувствуют сейчас. Проняла ли их моя речь? Раньше не сказать, что отличался особым ораторскими навыками. Правда чему-то, но научили после.
И не увидел одобрения — но не было и скепсиса, протеста.
Меня слушали с вниманием, ждали слова. Возможно, что тут просто не привыкли к таким мотивационным речам и теперь недоумевали. Их просто гнали пинками работать и ни о чем не спрашивали. Но я хотел добиться работы не только через принуждение, это как раз-таки проще всего, я, человек двадцать первого века, хотел увидеть хоть горстку, но единомышленников.
Пусть не обо всех делах, но в некоторых случаях, как показывает опыт иных помещиков, с мужиком всё-таки надо разговаривать, а не только палками его бить. Картофельные бунты, как мне кажется, и возникали не только из-за самой картошки.
Тут и горделивое молчание господ, и… просто накипело. И верхам, и низам понятно, что крепостное право отживает свой век — а мер всё нет. Почти что. Реформа Киселева могла быть весьма эффективной, если бы… случилась лет так на сорок раньше.
И я уже думал даже над тем, чтобы воспользоваться старым законом «О вольных землепашцах» и освободить своих крестьян. Но хорошо ли будет оставить их без хозяина? Они или разбегутся, или по миру пойдут. Если и освобождать, так делать это только постепенно, точечно выбирать те хозяйства, где мужик не пропьёт имущество, где он будет пахать не покладая рук, если только увидит, что его труд может приносить конкретные блага.
А ещё, я осознал, что жить мне приходится, будто в военных условиях — только и ждёшь, что кто-нибудь заявится с пистолями или вот как сейчас, спалит дом. Так ещё и уйдут незамеченными!.
Подобного быть не должно! Наладить тренировки — и взвод охраны моего поместья сможет решить все проблемы с безопасностью. Пусть даже решение будет кардинальным, жёстким, вплоть до смертоубийства, но не могут безнаказанно заявляться ко мне на порог все, кого я видеть и не желаю.
Я должен чувствовать себя хозяином и положения, и земель.
— Так кто, мужики, добровольно, без принуждения войдёт в дружину охраны? — спрашивал я.
Люди молчали. Некоторые прятали глаза, иные пытались скрыться за спинами своих соседей.
Я специально пока не озвучивал никаких условий и тех бонусов, что может дать такая служба. Хотел проверить, насколько можно рассчитывать на человеческий энтузиазм, на искреннее и неподкупное желание помочь своему барину.
Так вот, на эти идеалистические мотивы люди не велись. Не было ни одного, кто бы сделал шаг вперёд и сказал, что он готов служить, хоть бы и просто так. Нет, тут я не таил обид. Простые теперешние мужики, видно, часто принимают слова только так, как они звучат, не видят интонации, не чувствуют сарказма. По крайней мере, мне так казалось. Они просто не поняли, что
