Андрей Уланов - «Додж» по имени Аризона
Что-то, наверное, есть во всех этих официальных славословиях такое, гипнотическое. С дополнительным усыпляющим эффектом. Интересно было бы на практике проверить. Взять, скажем, какую-нибудь пластинку с речами фюрера и весь день перед атакой через громкоговоритель транслировать. Пластинку, кстати, можно еще и придерживать для достижения дополнительного занудства. И еще…
Стоп, думаю, что-то я растекся… мыслью по древу.
Товарищ в красном наконец зачитку завершил, поклонился – у меня руки сами по себе аплодировать дернулись, хорошо, опомнился вовремя – и ушествовал. А вместо него вышел эдакий старичок-боровичок, в шляпе типа «мухомор» и балахоне цвета пыльной паутины. Стал, повел посохом – я еще краем глаза заметить успел, что люди по сторонам все подобрались, шеи повытягивали – напружинились, как Витя Шершень говорил, – и вверх ракеты осветительные рванулись, золотистые. Взвились над замком и – бабах! – разорвались. Хорошо разорвались, так что замок тряхнуло и даже наше бревно подпрыгнуло. Или показалось, у меня же первый порыв был – «Воздух!» заорать и в щель нырнуть. А небо запылало от края до края – в смысле, от стены до стены, дело-то во внутреннем дворе было.
Салют, ежкин кот! Фейерверк! Их бы… под залп «катюш» разок, живо бы научились иллюминацию устраивать.
Это я, конечно, сгоряча подумал. А чуть погодя, когда отошел маленько и перестал за бревно хвататься, так мне и вовсе нравиться начало. Старичок-боровичок и в самом деле отличным мастером по этому делу оказался. Он и лошадок огненных по небу вскачь пускал, и облака разноцветные, с подсветкой, а под конец выступления соорудил уйму жуков-светляков и изобразил… ну, даже не знаю, как назвать… столкновение галактик, вот. Было в этом зрелище что-то космическое.
Так что, когда он закончил и поклонился, – орали мы с Колькой не хуже всех остальных.
Следом за ним двое выступали – маг и воин при мече и в кольчуге. Они, как я понял, какую-то историю в лицах представляли, Гамлета местного. Маг из дыма всяких чудищ выколдовывал, одно другого рогатее и зубастее, ну а воин этих чудищ, само собой, в капусту рубил. Оно конечно, чего ж дым не порубить, он-то отстреливаться не станет.
Дальше стайка девушек выскочила – группа местного народного танца. Ну а за ними и вовсе разномастный народ повалил. Кто во что горазд. Коротышки с бородами, которые гномы, те топорами доспехи всякие рубили, а на сладкое – железный брус расшалили, сантиметров двадцать в поперечнике. Я прикинул – ствол «тигру» таким топориком без проблем можно отчекрыжить.
После гномов какой-то местный чтец-декламатор вылез. Или поэт. Я так и не понял, свое он творчеспю читал или что-то каноническое. Скорее второе, потому как на вид парень молодой, лет двадцать с хвостиком, а текст уж больно тягучий и унылый.
Я даже заскучал.
И тут Кара выходит.
Платье на ней… то еще. Сверху треугольник алый, узенький, а юбка багряная хоть и прикрывает кое-как колени, но такая воздушная – при каждом повороте до ушей взлететь норовит, и видно ее насквозь. А на ногах ничего, босая.
Вышла она так на середину, кивнула коротко, словно перед схваткой рукопашной, – за кругом кто-то то ли в бубен, то ли в барабан застучал – и пошла.
Я смотрю – и волосы у меня потихоньку шевелиться начинают, и бросает меня то в жар, то в холод.
Чтобы так танцевать… Не могу, слов у меня нет такое описать. Уж не знаю, чей это там дар, бога или богов местных, а только дается такое – раз в сто лет, да и то не подряд.
У нас так разве что цыганки могут, или вот еще испанку одну видел в фильме про интербригады. Но им до Кары, как луне до солнца – свет, да не тот.
А глаза у рыжей полузакрыты, и она даже не идет, а… перетекает, точь-в-точь как пламя. И не то пламя, что от костерка походного, а такое, что до небес, бешеное – не смей подходить! Такое над горящим домом встает! Или над самолетом подбитым, когда ею летчик вместе с бомбами на цель направляет!
Ради такого специально родиться нужно. Когда стоишь, словно на краю бездонной пропасти и каждой этой секундой упиваешься. И остановить тебя не может ничто. У меня похожее чувство только один раз было, когда мы с пятого раза в траншеи на высоте ворвались, но там просто злость пьянящая от воронок, от крови, от снега опаленного, а здесь – счастье.
И вдруг дробь барабанная оборвалась. Кара посреди круга замерла, глаза медленно открыла, огляделась. Я только хлопать приготовился, гляжу – а она прямо ко мне идет и руки навстречу протягивает.
Тут Колька меня в бок кулаком пихает.
– Вставай, – шепчет, – и иди к ней. Нельзя сейчас отказываться.
Встал я, в голове черт знает что творится. Что же мне, думаю, изобразить-то такое? Я же городской, плясать в жизни не учился, это деревенские наши что хочешь изобразят – хоть вприсядку, хоть камаринского. А я разве что какой-нибудь фокстрот, да как после такого…
И вдруг вспомнил. Я, когда за год до войны пару недель в танцклассе отирался, нам учитель один раз танго показал, не то, что у нас танцуют, а настоящее, аргентинское. Один раз я его видел, да и то… а-а, была не была.
– Слушай, – шепчу Кольке, – «Утомленное солнце» сможешь изобразить? Вот и давай. Но если ты, Рязань, опять будешь как на гармошке – отвинчу башку и на башню закину.
И Каре навстречу шагнул.
– Ладно, – шепчу, – рыжая, раз напросилась – делай, как я!
Ежкин кот! Чего мы с ней там накрутили – не помню. Я ей чего-то там шепчу, а у самого только одна мысль в голове – как же ты, идиот, сапоги снять не догадался, наступишь ведь своей тушей – только косточки хрустнут.
Кое-как оттанцевал, сел, мокрый весь, словно не девушку невесомую вел, а мешки с углем по этой танцплощадке взад-вперед тягал. Рыжая переодеваться умчалась. Гляжу, а Колька на меня так смотрит, словно я только что «мессер» из винтовки завалил.
– Ну, – говорит, – ну…
– Да что «ну»? – спрашиваю.
– Ну, – говорит, – ты себя сейчас не видел – и до конца жизни об этом жалеть будешь.
Ладно. Остываю потихоньку, на представление поглядываю. После Кары, конечно, смотреть особо не на что. Рыцари эти, как и гномы, все больше разрубить чего норовят, а настоящих бойцов, вроде Арчета, почти не выходило. Я тоже сначала думал вылезти, из «ТТ» по тарелкам пальнуть или очередью чего-нибудь нарисовать, а потом опомнился. В самом деле, думаю, что я им – фронтовой ансамбль песни с плясками? Кара меня вытащила, ладно, заслужила, а на этих патроны еще тратить… ну их, думаю, в баню, а то и куда подальше.
А потом факелы почти все погасили.
– Что, – спрашиваю Кольку, – закончилось представление?
– Тихо, – бормочет, – сейчас самое главное будет. Принцесса выйдет.
– Ага, – шепчу, – а с чего это принцесса будет тут кривляться?
– Молчи, – говорит, – это у них древний обычай. Раз в год кто-то из правящей верхушки должен народу Эскаландер продемонстировать.
Наверно, думаю, показать, что не сперли его за год и в ломбард не заложили.
Выходит. Видно ее с трудом, хорошо еще у меня глаза к темноте привычные. И меч этот ихний в ножнах перед собой держит.
Черт, думаю, как же она все-таки эту железяку тащить умудряется? Я, когда по арсеналу бродил, попробовал один такой двуручный секач приподнять, да махнул им – чуть вслед не улетел. Принцесса, она ведь тоже еще девчонка совсем. А Эскаландер этот против того меча втрое толще. Ей такое – все равно как мне батальонный миномет вместе с плитой на горбу уволочь. Да и длиной он – почти с нее.
И тут словно вспыхнуло. Потащила она этот меч из ножен, а лезвие сияет, как будто на него прожектор направили.
Ничего себе, думаю, иллюминация.
Ладно. Вытащила она его полностью, ножны куда-то в темноту отбросила и держит его острием вверх – добрый метр над головой. А потом я и не понял даже, что случилось. Был меч, и вдруг не стало его, а вместо него – круг светящийся.
Если б я уже на бревне не сидел – так и сел бы на землю. Ни черта ж себе, думаю, я как-то тросточку легкую попробовал вот так крутить – и то пальцы устают. А тут… не-е, думаю, явно без магии не обошлось.
Принцесса стоит себе, даже по сторонам не смотрит, а круги вокруг нее так и порхают, словно мотыльки. То вертикальные, то плашмя, то на всю длину, то у самых волос. Только свист тихий слышится.
И вдруг звон раздался, металлический такой, протяжный взвизг. Все замерли, принцесса тоже, меч чуть наклонила наискось, а на земле перед ней стрела валяется. Короткая, толстая, не от лука, а от самострела.
Я еще подумать успел – на лету отбила, – а потом такое началось. Хватай мешки – вокзал отходит! Меня чуть не затоптали. Еще бы – покушение на главу государства.
Глава 20
Следующее утро я, как и собирался, начал со знакомства с личным составом.
Познакомился… посмотрел на строй, зубами скрипнул, Шаркуну головой мотнул – отойдем, мол.
– Что-то не так, командир?
– Это же… – у меня комок к горлу подступил. – Это же мальчишки! Им еще… в лапту играть. А у нас… ты же сам понимаешь, мы же с тобой вчера…
