Роберт Хайнлайн - Дверь в лето
Необходимый для этого узел имелся в инвалидных креслах — следовало только проследить, чтобы вес «Фрэнка» не превышал веса среднего паралитика, и чтобы его габариты не слишком выпирали за пределы колесной базы. Управлять этим узлом должен был сам «Фрэнк».
А вот с мозгом было сложнее. Можно изготовить сочленения наподобие человеческих суставов или даже лучше. Можно создать тонкую координационную систему — и механические руки смогут делать маникюр, скрести полы, разбивать яйца, или, наоборот, брать их, не разбивая. Но механизм — не человек, его мозг не засунешь промеж ушей.
К счастью, Фрэнку не нужен был мозг человеческого уровня. Я создал послушного робота, годного только для нудной домашней работы.
Здесь пригодились лампы Фрезена, «лампы памяти», как их иногда называли. Они применялись в межконтинентальных ракетах и системах регулирования уличного движения, как например, в Лос-Анджелесе. Объяснять их устройство нет нужды: наверное, даже в лабораториях «Белл Корпорейшн» не все разбираются в этом. Коротко, суть их действия сводится к тому, что вы можете вмонтировать лампу в тот или иной механизм, «показать» ему какое-то действие, а лампа «запомнит» его и в дальнейшем сможет управлять этой операцией уже без участия человека. Лампы Фрезена годились и для станков, и для управляемых снарядов, и для «Умницы Фрэнка». Нужно только вмонтировать в него некоторые вторичные цепи и его «здравый смысл». Конечно, это не тот здравый смысл, каким обладаем мы с вами (по-моему, у машины вообще не может быть ничего подобного). Это просто регулирующая цепь, «говорящая» машине: «Следи за этим в таких-то пределах, когда увидишь это — делай по инструкции». А инструкцию можно усложнить до предела — лампы Фрезена и цепи «здравого смысла» справятся с любым действием — лишь бы не было взаимоисключающих пунктов. Словом, как у имбецила, делающего на заводе картонные коробки.
Итак, надо лишь научить «Фрэнка» мыть посуду и вытирать со стола. Дальше он сам справится с этим так, чтобы не бить тарелки.
Рядом с первой лампой можно воткнуть вторую — и он сможет пеленать младенца, причем никогда не сунет ребенка в мойку.
Квадратная голова «Фрэнка» легко вмещала сотню ламп Фрезена, и каждая из них ведала какой-то одной хозяйственной операцией. Следовало подстраховать цепи «здравого смысла» общей предохранительной цепью — это на тот случай, если «Фрэнк» столкнется с чем-нибудь экстраординарным. Но и тогда ребенок и посуда будут в полной безопасности.
Оставалось взгромоздить «Фрэнка» на каретку инвалидного кресла — и он был готов. Он походил на помесь осьминога с вешалкой для шляп… но, боже мой, как он полировал столовое серебро!
* * *Увидев первого «Фрэнка», Майлз для начала велел смешать ему мартини, посмотрел, как «Фрэнк» расправляется с грязной посудой (не прикасаясь к чистой), открывает и закрывает окно, сметает пыль с книжных полок.
— Многовато вермута, — сказал Майлз, пробуя мартини.
— Именно так, как я люблю. Можно научить его мешать коктейли по-твоему, а можно и так, и эдак. Мозги у него еще чистые. Он «Умница».
Майлз отпил еще глоток.
— А когда его можно будет пустить на конвейер?
— Лет десять повозимся, — ответил я и, прежде, чем он застонал, добавил:
— Упрощенную модель можно подготовить за пять лет.
— Вздор! Ты получишь все, что нужно, но через полгода модель должна быть на конвейере.
— Черта с два! Это моя модель, и она не пойдет в продажу недоработанной. Она должна стать шедевром, должна делать все, что способны вместить лампы Фрезена, а не только прибирать за кошками и умывать детей. «Фрэнк» сможет даже играть в пинг-понг, если захочет покупатель, и если он сможет заплатить за расширенную программу.
Я посмотрел на «Фрэнка». Он методично вытирал пыль со стола, причем каждую бумагу он возвращал именно туда, откуда брал.
— Правда, играть с ним будет неинтересно — он никогда не промахивается. Хотя мы можем научить его слегка мазать — введем в мозги специальную цепь. Ммм… да, именно так. Покупателям это понравится.
— Год. Один год, Дэн, и ни дня сверх этого. Я найду кого-нибудь, чтобы он помогал тебе.
— Майлз, — сказал я, — когда ты поймешь, что всеми конструкциями в нашем деле заправляю я? Когда «Фрэнк» будет готов, наступит твой черед… но ни секундой раньше.
— И все-таки вермута многовато, — ответил Майлз.
* * *Я дорабатывал «Фрэнка», стараясь, чтобы он возможно меньше походил на разбитый мотороллер, и хозяйка могла бы похвастаться им перед соседями. Между делом я совершенствовал схему и даже выучил «Фрэнка» почесывать Пита под челюстью и поглаживать его так, как коту это нравилось. Честное слово, для этого потребовалась схема потоньше, чем у атомщиков. Майлз не подгонял меня, хотя и заходил иногда посмотреть, как движутся дела. Работал я, как правило, по ночам, после неизменного ужина с Беллой. Спал до полудня, потом ехал на фабрику, подписывал накопившиеся бумаги, посещал мастерскую. Потом снова подходило время вести Беллу в ресторан. Из кожи я не лез, помня о том, что творческая работа и так кого хочешь превратит во вьючную лошадь. К утру от меня так и несло потом, даже Пит не мог этого вынести.
Однажды, после ужина, Белла спросила:
— Ты сейчас пойдешь в свою лабораторию?
— Конечно. Почему бы и нет?
— Это хорошо. Там нас должен ждать Майлз.
— Да?
— Он хочет провести собрание всех акционеров.
— Собрание всех акционеров? Зачем ему это?
— Это ненадолго. В самом деле, дорогой, последнее время ты совсем не в курсе дел фирмы. Майлз собирается подвести итоги и обговорить наш образ действий на будущее.
— Да, я занят только проектированием. А что еще я могу сделать для фирмы?
— Ничего, дорогой. Майлз говорит, что это не займет много времени.
— А в чем дело? Он что, сам не может решить?
— Майлз не говорил мне, зачем. Пожалуйста, дорогой, давай, допивай свой кофе — и пойдем.
Майлз уже и в самом деле ждал нас. Он торжественно пожал мне руку, словно мы месяц не виделись.
— В чем дело? — спросил я.
Вместо ответа он повернулся к Белл.
— Вы подготовили повестку дня?
Одно это должно было насторожить меня, ведь, по ее словам, она не знала, о чем собирался говорить Майлз. Но это меня не насторожило. Я верил ей, черт меня побери! Она подошла к сейфу, набрала шифр и открыла дверцу.
— Кстати, дорогая, — сказал я, — прошлой ночью я не смог его открыть. Ты что, изменила шифр?
Она перебирала бумаги.
— Разве я тебе не говорила? — спросила она, не оборачиваясь. — На прошлой неделе кто-то пытался взломать его, и полиция посоветовала сменить шифр.
— Ясно. Тогда сообщи мне новый, если не хочешь, чтобы я тебе названивал среди ночи.
— Конечно.
Она закрыла дверцу сейфа и положила на стол досье.
— Давайте начнем, — предложил Майлз, прочистив горло.
— Хорошо, — ответил я. — Дорогая, наши… впрочем, ты знаешь все эти формальности лучше меня… Среда, 18 ноября 1970 года, девять часов двадцать минут пополудни. Присутствуют все акционеры — следуют имена — Д.Б.Дэвис, председатель технического совета и главный инженер. Что осталось нерешенным от прошлого совещания?
Ничего такого не было.
— Чудесно. А теперь, Майлз, выкладывай, в чем дело.
Майлз снова прокашлялся.
— Я хочу проанализировать торговую политику фирмы и предложить программу развития. Кроме того, нужно обсудить наше финансовое положение.
— Финансовое положение? Не мели чепухи. Оно превосходно и с каждым месяцем становится все лучше. В чем дело, Майлз? Ты что, не готов к докладу? Выкладывай все как есть простыми словами.
— Наша новая программа требует расширения основного капитала фирмы.
— Какая еще новая программа?
— Постой, Дэн, сейчас ты все узнаешь. Пусть Белла прочитает ее нам.
— Ну… ладно. Пусть.
Короче говоря, Майлз, как и все юристы, обожал длинные обороты. Он хотел:
a) изъять «Фрэнка» из моего ведения, передать его на конвейер и без задержки пустить в продажу…
— Нет! — остановил я Беллу, прежде чем она дошла до пункта b).
— Подожди минутку, Дэн. Как представитель правления и главный управляющий, я имею право высказываться до конца. Повремени со своими замечаниями и позволь Белле дочитать.
— Хорошо… Но учти, с первым пунктом я не согласен.
Из пункта b) вытекало, что нам не следует разбрасываться. Мы взялись выпускать вещи не менее перспективные, чем автомобили, но то, что мы уже сделали — только начало. Нам следовало увеличить акционерный капитал и соответственно расширить производство, чтобы выйти на общенациональный, а затем и на мировой рынок.
Я забарабанил пальцами по столу. Мне до смерти не хотелось становиться главным инженером большой фирмы. Тогда у меня, чего доброго, отнимут чертежную доску, а если я закуплю усовершенствованные паяльники, профсоюзы объявят забастовку. Уж лучше было оставаться в армии и дослуживаться до генерала. Но возражать я не стал.