Герман Романов - Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
«Вот пройдоха, уже и алиби подготовил. Ну что ж, такие люди в правительстве мне нужны, осталось только договориться», — Ермаков медленно прикурил папиросу, несколько раз пыхнув дымком.
— Ответь мне на один вопрос, ваше превосходительство! Откуда вам известно то мое будущее?!
— Вы этого хотите? — с кривой ухмылкой спросил Ермаков. — А ведь тогда для вас выбора не останется…
— У вас на меня какие-то планы? — тихо произнес Яковлев. Его губы побелели. — Иначе вы бы не пригласили бы меня на этот разговор, а просто бы удавили. Или приказали бы своим головорезам шлепнуть каторжанина губернатора.
— Планы имеются, это так. Вот только обратного хода для вас тогда не будет. И соскочить не удастся.
— А разве выбор есть?! Его изначально не имеется. Только жизнь или смерть. Я не покажусь вам циничным, если выберу первое?! К тому же, в любом случае, идея независимой Сибири для меня намного привлекательней режима Колчака и атамана Семенова. Или того большевистского «рая», который неизбежно бы пришел на место пустой болтовни Политцентра. А потому можете в своих планах на меня рассчитывать, генерал. Но только расскажите о том, что скрыто.
— Тогда будем работать тандемом, господин губернатор. Вернее, министр внутренних дел Сибирского правительства. Но для всех мы будем антиподами. Надеюсь, тактику «злого и доброго следователя» вы знаете?
— Познакомился, когда на каторгу упекли, — с кривой улыбкой ответил Яковлев и просяще посмотрел на Ермакова. Тот правильно понял его взгляд: «политика — дело привычное, а вы лучше о потаенном мне поведайте».
— Ну что ж, вы хотели правду… Получайте ее. Но предупреждаю заранее, что она невероятна. Дело в том, что я родился 28 августа 1961 года…
Чита— Ну, Арчегов, вот сукин сын! — в недовольном голосе атамана Семенова явственно прорезались нотки восхищения. Еще бы — Каппель послал вызов, он его поддержал, но все это было пустым сотрясением воздуха. А тут выискался ротмистр, что с двумя бронепоездами и парой почти невооруженных речных лоханок в пух и прах раздолбал под Иркутском несколько тысяч чехов. Стоит этому восхищаться?
Конечно, стоит! Ведь на фоне неудач и поражений последнего времени это была единственная и к тому же ярчайшая победа, хоть и смазанная тем, что под удар попали не красные, а чешские союзные войска. То, чего боялись многие русские генералы, в том числе и он, что греха таить, свершилось, и непобедимые чешские легионеры были раздавлены силой русского оружия. И трофеи захвачены богатейшие — бронепоезда, орудия, пленные, но главное — 30 эшелонов русского добра. Победа! Победа?
Григорий Михайлович глухо выругался — к Иркутску подходили его войска, им выпестованные и выкормленные, а теперь он ни при чем, всю славу и все захваченное добро у него вульгарно украли. И кто слямзил?! Его же ротмистр, вкупе с бывшими министрами бывшего Сибирского правительства, которых, к бабке не ходи, тот же Арчегов и привел к власти. Да еще Сычев тут же примазался, военным министром стал…
Атаман чуть не сплюнул от омерзения — ошиблись они с ним, ой, как круто ошиблись. Еще наплачутся от этого гвардейца горькими слезками. А приказы его ему бы в одно место засунуть — хочет, подлец, генерал-лейтенанта Семенова обратно в подъесаулы запихать, к чинам императорской армии вернуться. Хрена выкуси! Он эти погоны не на паркете получил, а от адмирала Колчака, Верховного Правителя России. Он сейчас главнокомандующий вооруженными силами на всей территории от Иркутска до Владивостока. Он, а не этот шибздик Сычев, что только знает, как дворцовые паркеты натирать…
Григорий Михайлович разъяренным тигром метался по кабинету, накручивая в себе ярость. Он вспомнил, как в семнадцатом году Сычев красной тряпке поклонялся, «демократизацию» амурских казаков затеял. И что — уже на следующий год перед ним, еще полковником, хвостиком бил, как бездомная собака. Пожалел тогда, свой же брат, казак — в войске устроил. А Колчак пришел, и все — переметнулся Сычев, в Иркутске осел, вначале инструкторскую школу получил, а потом начальником гарнизона устроился.
А за ним прочие раскольники потянулись, что служить под началом бывшего есаула не пожелали. А генерал-майор Шильников вообще в Иркутск казачий полк из Забайкалья увел, атамана грязью поливая. А ведь все на готовенькое пришли. Где они были, когда он в декабре семнадцатого с большевиками воевать начал. Как крысы по углам засели и осторожненько выглядывали, гадая, кто ж победит.
— Ну, я вас еще в бараний рог согну, — грозно прохрипел Григорий Михайлович, подошел к столу, налил стакан воды и выпил залпом. Затем продолжил свои невеселые думы.
И что делать сейчас?! Признавать новоявленное Сибирское правительство, которое не то что чин его генеральский с правами главнокомандующего не признало, вообще никаких предложений ему пока не сделало, словно нет атамана Семенова на свете?! И кто они после этого? А ведь он их может за глотку сейчас взять, пусть похрипят, вот тогда челом начнут бить, вину свою признавать!
Прошлой зимой у атамана Семенова резкий конфликт со спесивым адмиралом произошел. Но стоило Григорию Михайловичу перевозки по Транссибу перекрыть, как Колчак сразу на мировую пошел, в должности и чине утвердил. А ведь хотел сгоряча карательную экспедицию послать, но как японцы Омску пригрозили, так Верховный Правитель живо пошел на попятную. И следствие прикрыл, что дело против него возбудило.
«Так, может, и сейчас перевозки перекрыть, пусть маленько помучаются», — мысль промелькнула в голове, но атаман ее сразу прогнал. Туда ничего не везут, наоборот, валят сюда эшелонами, а потому перекрытие дороги ему боком может выйти, сам себе яму выкопает. И еще одно обстоятельство сильно повредит в этом случае — с Арчеговым Иркутск атаковали японцы. И пусть их только рота была, но страна Ямато явно какой-то свой определенный интерес имеет, и эта рота только демонстрация. А что за ней?
Григорий Михайлович крепко задумался, выпил еще стакан холодной воды и снова прошел по кабинету, но на этот раз медленно. Нет, перевозки срывать он не будет, слишком глупо. А вот занять отрядом генерала Скипетрова туннели на Кругобайкальской дороге можно и нужно, благо охрана там слабая, ведь Арчегов ее лучшую часть на Иркутск увел. И перед японцами и союзниками ответ готовый есть — просто усилил охрану. Вот тогда-то и запоет Сибирское правительство веселые песни, гордыню смирит и на поклон к нему живо пойдет.
Окончательно решив, что ему делать, атаман грузным медведем тяжело подошел к двери и открыл ее. В приемной постоянно сидели два офицера, его адъютанты. Посмотрел на войскового старшину и произнес:
— Зайдите немедленно ко мне в кабинет, нужно срочно написать приказ генералу Скипетрову…
Глазково— Константин Иванович, запрашиваемые вами суммы совершенно нереальны, они на порядок превышают наши более чем скромные возможности. Я просто не представляю, как мы можем изыскать такие огромные средства, — министр финансов Михайлов растерянно прижал руки к груди и недоуменно посмотрел на ротмистра.
— Иван Андрианович, поймите одно, если мы не выделим эти действительно большие деньги и кардинально не улучшим положение народа, мы не удержимся у власти. Хуже того, эту власть возьмут большевики, которые вообще никакого улучшения делать не будут, — Ермаков говорил мягко, министр ему нравился своей горячностью, но был очень прижимистым, как все, кто только направляет финансовые ручейки и потоки.
— Что касается наличия денег, — Ермаков сделал многозначительную паузу, — в Госбанке лежат примерно 18 миллионов рублей золотом и 2 моих миллиона серебром. В полевом казначействе еще порядка полутора миллионов рублей в монете и два миллиона уже истрачено. Так?
— Вы хорошо осведомлены, Константин Иванович. Этих двадцати миллионов хватит на месяц при нынешних темпах затрат, а после взять золота будет просто негде. Где же я найду вам деньги на выплаты переселенцам и на увеличение казачества? И мы не сможем найти деньги на предлагаемое вами возмещение ущерба всем крестьянским хозяйствам!
— У нас в Госбанке лежат на 50 миллионов рублей художественно выполненных в Америке облигаций займа. Напечатаны они по заказу Временного правительства, но доставлены в Иркутск недавно. А потому правительство на них лапу не положило. Нужно проштемпелевать облигации, приравнять по курсу к золоту и пустить в обращение.
— Простите, Константин Иванович, но эта мера обрушит рынок…
— Иван Андрианович, я не договорил. Эти облигации заменят внутренние долговые обязательства, а также пойдут на возмещение ущерба. Но выплаты по ним надо производить только с 1921 года. Если облигацию сдадут в этом году, то выплачивается лишь 10 % ее стоимости золотом, если в 1923 году, то 30 %, а в 1930 году 100 % выплата.
