Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik

В комнате стало тише, чем нужно. За окном кто-то хлопнул дверью машины, но звук прозвучал приглушённо — как сквозь воду. Зубов сидел не шевелясь. В его взгляде не было ни благодарности ни злости.

Потом жандарм медленно выдохнул. Так, как выдыхает не человек в мундире, а живой уставший мужчина, на чью спину легло чуть больше, чем он рассчитывал. Он отвернулся, поднялся с кресла и подошёл к окну.

Свет лег ему на лицо полосой, подчеркнув усталость, высветив в глазах беспокойство. Плечи чуть опустились, но спина оставалась прямой. Зубов не привык сдаваться, это я уже понял.

— Если парень начнёт возвращаться, — сказал он наконец, не оборачиваясь, — я сам его всему научу. Как держать зверя. Как сохранять в себе человека. Как жить с этим.

Голос был глухой, с хрипотцой, но в нём чувствовалась решимость. Не театральная, а простая, мужская, когда знаешь, что выбора нет, и всё равно идёшь.

— А если сорвётся… если зверь в нём победит, — продолжил он, глядя на улицу, — то может ведь, по памяти, вернуться в город. Диким зверем выйти к людям. К тем, кто знал его мальчишкой. Кто пироги с ним делил и по спине хлопал.

Он замолчал, опёрся ладонью на подоконник.

— Я таких уже убивал, — сказал Зубов тихо. — Перевёртышей, что сорвались. Что приходили охотиться на вчерашних соседей. Потому что память — это запах. И если прошлое манит теплом, зверь придет. Только не для того чтобы согреться. А за кровью.

Он отвернулся от окна, медленно подошел к столу, но не сел. Стоял, глядя в пол, будто сам перед собой давал обещание.

— И если понадобится — я снова это сделаю. Не потому что хочу. Потому что другого выхода не будет.

Взгляд его поднялся на меня. В глазах не было жестокости. Только груз ответственности и звериная тоска.

— Хорошо, что он остался жив. Потому что даже после такого… после изменения сути он все еще может быть человеком. Митька был хорошим парнем. Может и перевертышем будет неплохим.

Я кивнул:

— Тоже хочу в это верить. Он сохранил шапку в своем гнезде…

— Жена его вязала, — усмехнулся Зубов. — Хорошая девка, строгая, но добрая. Я сам с ней поговорю как все решится. Если надо будет, то скажу как есть. Сам.

Я кивнул, а потом вспомнил о цели своего визита и откашлялся, меняя тему разговора.

— Я к вам пришел с доброй вестью.

Зубов мрачно ухмыльнулся.

— Это с которой? — уточнил он. — Неужто для жандармерии надбавки для княжества будут?

— Всему свое время, — ушел я от прямого ответа. — Сейчас же могу с уверенностью сказать, что Синод готов профинансировать новое ведомство по регистрации не… старшего народа.

На лице Зубова на секунду мелькнуло недоверие. Жандарм откинулся в кресле, посмотрел на меня, а затем перевел взгляд, куда-то в сторону стены, где висела карта города, в которую были воткнуты красные флажки:

— Вот как, — задумчиво протянул он. — Что же, это и правда хорошая новость.

— И я хотел бы попросить вас возглавить следственный отдел нового ведомства.

Зубов медлил с ответом. Вновь взял в руки карандаш, чтобы вертеть его в пальцах. Он старался принять как можно более равнодушный вид, но я заметил блеснувший в глазах жандарма искорки интереса.

— Просто у вас очень большой опыт работы со старшим народом, — продолжил я. — Так кто, если не вы, сможет обучить молодых, как раскрывать преступления, совершенные старшим народом? И уж тем более, как их задерживать.

— Я нужен княжеству здесь… — начал было начальник жандармов, но я живо его перебил:

— Нужны, мастер Зубов. Вы незаменимы в следствии. Но в новом отделе вы принесете куда больше пользы для нашего княжества.

Жандарм еще немного помедлил, а затем кивнул:

— Это предложение стоит обдумать.

— Подумайте, — не стал спорить я — Закрывайте все текущие дела, передавайте их в суд, думайте и готовьтесь к новому назначению.

Зубов удивленно поднял бровь:

— Это вот все? — он указал на оставшиеся на столе папки.

Я поспешно покачал головой:

— Нет, только самые важные. Например, дело Параскевы. Вы же уже установили жилье, которое принадлежит этой даме? И даже провели обыски…

Зубов нахмурился. Склонил голову, прищурился, а потом уточнил:

— А вам уже откуда известно, что мы провели следственные действия?

— Свежие газеты, — просто сказал я. — Уже с утра все репортеры твердят, что вы уже всё раскопали. И даже называют суммы, которые были изъяты.

Жандарм скривился, словно проглотил целиком лимон, и всем своим видом показывая, что считает репортеров чем-то навроде тараканов. Отбросил карандаш в сторону и с раздражением произнес:

— Ах, да. Репортеры. Эти газетчики скоро будут знать, что на завтрак я предпочитаю овсянку гречке. Хотя, они наверное уже это знают, просто такие заголовки тираж не продадут. Доказательств по делу Параскевы достаточно. Передавать дело в суд, конечно, рано, но в целом эта взяточница уже вряд ли отвертится.

Я довольно улыбнулся:

— Вот и отлично. Тогда буду ждать от вас новостей.

Протянул Зубову ладонь, и он ответил на рукопожатие.

— До встречи, — произнес я, жандарм кивнул, и я покинул кабинет.

В коридоре пахло влажной ветошью и сладковатым чаем. Дежурный поднял глаза, снова встал, но я махнул: не надо, сидите. Не хватало, чтобы люди вздрагивали от каждого моего вдоха. Толкнул дверь и вышел на крыльцо.

Воздух снаружи почему-то показался свежее, чем пятнадцать минут назад. Жандармов в зоне для курения уже не было. Видимо, они отбыли по своим делам. Вместо них на лавке сидела большая рыжая кошка. Она щурилась на солнце и при моем появлении наклонила голову, словно рассматривая меня внимательнее. Я одернул лацканы пиджака, спустился по ступеням крыльца и вышел из арки к припаркованной у тротуара машине.

Глава 24

Новые договоренности

Я вынул телефон, набрал домашний номер. Гудки даже не успели толком разогнаться, как трубку сняли.

— Резиденция князя Медведева. Чем могу быть вам полезен? — раздался чопорный, почти театрально-важный голос.

Я моргнул и прислушался. Это был Никифор. Но тоном он сейчас больше смахивал на дворецкого из высшего света, чем на нашего домашнего ворчуна.

— А хозяин ваш