Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест
— Тогда уж и державу, — буркнул Фёдор.
— Чего?
— Да ладно, — отмахнулся уже бывший советник царя. — А сейчас мы как?
— Рядом со мной в ворота войдёшь, только на шаг отстанешь. Пока соправителем поставлю. О том и объявлю на официальной встрече с Темрюком и его посольством. Ха! Ты ведь теперь многожёнцем можешь стать.
— Как так? — удивился попаданец.
— А так. Разводиться по канонам церкви нельзя, а несколько раз венчаться устав не запрещает. У христианских византийских императоров по сто жён было. Оттого и придумали венчание на царство. Я же читал только что.
— Ни хрена себе! А церковники об этом знают?
— Знают, конечно. Да народ ведь неграмотен, книги не читает. А у апостолов по несколько жен было и у императоров. А! Ну, я уже об этом говорил! Если многожёнство пройдёт, а я, как патриарх церкви постараюсь, да и Сильвестр поддержит, представляешь скольких магометан мы к себе привлечём⁈ Да и староверы легче будут креститься. Ты всё правильно говорил. Упростить церковные обряды надо. Наросло на них… И деньги с народа за обряды отменить. Срамота это.
— Вот это и есть — ересь жидовствующих, — потыкал в царя пальцем Фёдор.
Иван Васильевич нахмурился.
— Ты, что это, Федюня, в царя перстом тычешь? Да ещё и прилюдно!
— Прости, государь.
Фёдор сделал вид, что упомянутым пальцем что-то стряхнул с царского платья и «вытер» о своё.
— Птичка какнула, — сказал он серьёзно.
Царь фыркнул, едва сдержавшись, чтобы не рассмеяться.
Въехали в Коломенское. Подъехали ко дворцу. Князь Темрюк с сыновьями и дочерьми стоял за балюстрадой балкона, крытого крышей. Царь с Фёдором подъехали прямо к парадному крыльцу, продефилировав мимо балкона с гордо поднятыми бородами. На крыльце стоял удивлённо взирающий на Фёдора князь Михаил Иванович Воротынский, исполняющий функции Коломенского дворецкого.
Удивление Воротынского ещё больше усилилось, когда и вверх по ступеням крыльца, прямо по красной ковровой дорожке царь и Фёдор стали подниматься вместе, почти нога в ногу. Он заволновался и махнул рукой хлебному стряпчему, показывая, чтобы нёс ещё один кубок. Воротынский знал, что царь с дороги предпочитает прохладную клюковку, жбан с которой, прикрытый крышкой с ковшом в прорези, стоял тут же на крыльце.
— Испей, государь, водицы с дороги. Как ехали? Хорошо ли, плохо ли?
— Хорошая дорога была. Князю принесите кубок, — сказал царь, не притрагиваясь к поднесённому ему кубку.
— Послал уже, великий государь, — спокойным голосом сказал, чуть склоняя голову, Воротынский, сильно удивляясь, что «Федюня» вдруг стал князем.
Никита Телятевский выскочил на крыльцо с таким же, как и первый, серебряным кубком, и, самолично зачерпнув половником питья, плеснул его в новый кубок и подал Воротынскому. Царь к тому времени свой кубок взял, и потому Воротынский, приняв от Телятевского «здравницу» передал её Фёдору. Царь выждал момент и придвинул свой кубок к Фёдюнинскому. Кубки встретились с металлическим звяканьем, и питьё выплеснулось навстречу друг другу.
— Здрав будь, Фёдор Никитич! — сказал царь-государь.
— Здрав будь, Иван Васильевич! — громко сказал Фёдор.
Об этом они не сговаривались, но как два профессиональных артиста неплохо сыграли экспромтом.
Сцена была сыграна великолепно. Зрители на крыльце, на балконе и в партере смотрели на актёров, раскрыв рты. В воздухе зудели мухи, а в небе щебетал всё тот же жаворонок. Не озираясь на зрителей оба соправителя земли Русской вошли во дворец.
— Помыться с дороги нам с князем! — приказал царь.
— Всё готово в мыленке, государь.
— Ладно.
— И чистое моё прикажи принесть слугам моим, Михал Иваныч.
— Фёдор Никитич теперь соправитель мой, скажи всем. И пусть указ сейчас напишут. Дьякам скажи и печатника призови. Помоюсь, сразу подпишу указ-то.
— Указ о чём, государь?
Иван Васильевич, внимательно посмотрел на дворецкого.
— Указ о назначении боярина Фёдора Никитича Комнина князя Готии1 моим соправителем всей земли русской.
— Комнин? — удивился дворецкий. — Он — Комнин? Потомок императора Византии? Кто сказал?
— Он — потомок императора Трапезунда Алексея Четвёртого Великого Комнина, от которого происходили Сефевиды и Великие Моголы.
— О Господи, Боже правый, — перекрестился Воротынцев. — Есть подтверждение?
— Есть роспись рода, Михал Иваныч, не сомневайся. Я сам видел. И подписан, и опечатан не кем иным, а Давидом Великим Комниным — последним императором Трапезунда, и Александром — последним правителем Готии. В родословце указано, что его предок князь Готии Стефан выехал из Крыма в Москву в 6911 (1403 г.) имея посольские грамоты и от Готии, и от Трапезунда к прапрадеду моему Великому князю Московскому и Владимирскому Василию Дмитриевичу.
Судя по всему, Иван Васильевич неплохо знал историю и родословную великих родов, что так легко оперировал именами и датами. Даже попаданец с его исключительной «оперативной» и «долговременной» памятью сразу не сориентировался о чё и о ком говорит государь. Но, скорее всего «экспромт» был царём продуман за время пути и хорошо подготовлен. Попаданец мысленно ему аплодировал и всего лишь держал «покер-фэйс».
— Его ближайший родич Ховрин-Головин Михал Петрович, передал Фёдору Никитичу права на титул князя.
— Матерь Божья! Мишка Ховрин — внук императора Трапезунда? А чего молчал? За место не дрался? Ох ты, Господи, а я его как-то за бороду оттаскал.
Воротынский снова осенил себя крестом.
— Надобно прощения попросить. Где он сейчас? Давненько его не видно!
— В Александровском порядки наводит. Ты веди нас в мыльню, Михал Иванович. И за вещами князя пошли.
— Тихон служивого зовут. Он у крыльца стоять должен с конём.
— Значит на конюшне уже. Пошли, государь. Гаврила! — крикнул он стряпчего с платьем. — Найди на конюшне Тишку — служивого княжеского — и затребуй у него чистое платье для князя. Быстро, смотри!
В мыльню спустились по двум лестницам в подклеть, пройдя по первому этажу длинным, освещённым свечами, коридором.
Царь обратил внимание на взгляд попаданца, брошенный им на канделябры, и извинился:
— Не довезли сюда лампы твои.
— Ага, как обычно. Сапожник и без сапог.
Иван Васильевич воззрился на Фёдора, потом рассмеялся.
— Так оно и есть. Не много ещё у нас ламп. Тому дай, этому дай…
— Ламп достаточно, стекла чистого не хватает. Кинулись сейчас все окна как у
