Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест
— Я тут редко бываю.
Он неуверенно кашлянул в кулак.
— Да, сейчас твоя забота станет — стёкла вставлять. Тут и крышу править надо, и полы кое-где прогнили. Старый дворец. Ещё дед ставил. Он большой. Тут за сто лет столько пристроили. Не рушь, смотри. Что надо — правь, но всё оставь, как было и как есть.
В голосе Ивана Васильевича послышались трагические нотки. Фёдор с надеждой в голосе шепнул:
— Может передумаешь?
Царь отрицательно покрутил головой.
— Да ну его это царство! Они прельстили меня, что конец света вот-вот настанет, а я мессия и вот-вот полечу на небо к Христу строить царство божие на небе. Вырос когда и почитал книги, послушал Грека, других старцев на Белом озере, понял, что… Да, что говорить. Всё ведь сам мне сказывал. Пошли скорее. Задница вспотела…
Они не парились, а лишь хорошенько помылись, нырнув в кадушки с приготовленной слугами водой. Слуги же и потерли спины обоим соуправителям, и обтёрли их разогретыми сухими полотенцами. Одевались в казённом гардеробе — огромной комнате зставленной сундуками и вешалками с платьем и обувью.
Царь надел своё парадное платье с жемчугами и каменьями. Фёдор надел синий тонкий на подкладе длиннополый шёлковый камзол с вышитыми золотыми и зелёными нитями цветами и птицами и тремя накладными карманами. В грудной карман Фёдор вставил зелёный шёлковый платок.
Свободные такого же цвета штаны с зелёными ломпасами. поддерживались широким кожаным ремнём с золотой пряжкой в виде головы буйвола и прятались в кожаные тёмно-коричневые полусапоги на пятисантиметровом каблуке и кожаной, а не деревянной, подошве. На голове у Фёдора красовалась тёмно-коричневая фетровая шляпа с не очень большими полями и белым страусиным пером.
Через правое плечо у него была перекинута перевязь, к которой крепилась короткая шпага с золочёных ножнах. Его костюм был великолепен, но не великолепнее царского. Над которым они вместе «работали» несколько месяцев.
Выйдя в приёмную прямо из гардеробной, Фёдор едва не ослеп от света. В этом зале лампы Арганда были развешены не только на стенах, но и весели на потолке в виде люстр. Стоял день, а лампы светили ярче солнца.
Из-за ламп Фёдор не сразу увидел, что на возвышении стояло два одинаковых «царских» кресла с ножками, опирающихся на львов. Из тех, что Фёдоровские столяры наделали для каждого царского дворца по несколько штук. На всякий случай. Вот случай и случился, Да… Хотя Фёдор предполагал, что во второе кресло сядет наследник престола Иван. Ан, не сложилось… Да…
Тут кроме царских стульев, Фёдор увидел заполненный «зрителями» зал и ноги у него подогнулись в буквальном смысле. Ему даже показалось, что он споткнулся. Но его неожиданно подхватил под локоть государь и уверенно ввёл под пристальные ожидающие представление взоры и слепящие глаза софиты.
— Ваш выход, монсеньор, — тихо пошутил Царь.
— Сами вы, монсеньор, ваше величество, — прошептал попаданец, не попадая зуб на зуб. — Так зовут католических пап.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся царь-государь.
Судя по всему, настроение у Ивана Васильевича было отличным. Фёдор дождался когда царь опустится в кресло, потом сел сам. Его продолжал колотить адреналиновый страх.
Зрители, а это были думские бояре, смотрели на Фёдора раскрыв рты, непонимающе «хлопая глазами» и перешёптываясь.
— Что шепчитесь? — спросил и рассмеялся царь-государь. — Не наследника видите перед собой, а соуправителя моего. Известного вам Фёдора Никитича Комнина-Захарьина — князя Готии. Зачитай, Михаил Иванович, мой указ.
Дворецкий поднял красный «адрес» в котором лежал лист указа, предложенный когда-то Фёдором Ивану Васильевичу, развернул его и зачитал текст указа. По мере озвучивания царской воли, челюсти думских бояр опускались всё ниже и ниже, но Фёдор не видел сидевших по бокам думцев, а смотрел на читавшего указ дворецкого. Лицо Воротынского, читавшего скреплённый большой печатью документ, решавший судьбу государства Российского, говорило о его сильных переживаниях и волнениях.
По окончании заслушивания царского указа, на обеих скамьях послышался громкий боярский ропот, но царь даже не удосужился вступить с ними в полемику.
— Приглашайте посольство князя Темрюка, — сказал он.
Посольство пригласили.
Темрюк был статен, высок и красив лицом. На нём совсем не было видно следов оспы, что в это время наблюдалось почти у всех окружающих.
— «Значит переболел в совсем раннем возрасте», — подумал Фёдор.
У Фёдора тоже имелись на лице маленькие оспинки, но его внешность они не портили.
— Я встану, а ты сиди, — тихо проговорил, не шевеля губами, царь. — Ко мне посольство.
Проговорив сие, царь поднялся с кресла и шагнул с постамента на встречу князю. У Темрюка лицо тоже мало чем отличалось от лица Воротынского. Он смотрел подходящего к нему Ивана Васильевича, а на сидевшего на таком же, как и у царя троне Фёдора.
Царь и Темрюк обнялись, словно не виделись долгие годы, а не ехали вместе больше месяца и не пировали ежевечерне на протяжении всего пути.
Государь задал все, полагающиеся моменту вопросы, князь ответил. Ему принесли гостевое кресло, усадили, а царь вернулся на трон.
— Вот, князь, представляю тебе своего соуправителя Российского, Фёдора Никитича Комнина, князя Готии, моего боярина и судью Тайного Приказа. Прошу любить и жаловать, как меня самого.
Со стороны обеих боярских скамей снова послышался громкий ропот.
— «Как бы вспыхнул бунт и не пришлось звать рынд», — подумал Фёдор и встал на встречу поднявшемуся и шагнувшему ему на встречу Темрюку.
— Наслышан-наслышан, князь. Но не знал, что наши предки имеют общие корни. У нас нет ближайших родственников?
— Мои предки, прибыли на Русь и смешались с местными знатными родами полтора столетия назад, так, что не думаю, что что-то может помешать нам, — сказал Фёдор глубокомысленно.
Темрюк сузил глаза, улыбнулся и подал Фёдору обе руки, скрестив их и пожав его кисти.
— «Необычное рукопожатие», — подумал попаданец и отступил к трону.
Продолжил беседу царь-государь. Он обговаривал варианты военного содружества с кабардинским князем, напирая на то, что западная война его не интересует, и идёт к заключению мира с соседями, а вот южные «партнёры» его, как правителя, беспокоят больше.
— Мы уже ставим крепости на реке вороне. По мере наполнения людьми, будем спускаться по Дону к Азову, постепенно, заселяя евоные берега военными поселениями. Тебе Темрюк Идарович
