StEll Ir - История Любви. Предварительно-опережающие исследования
Но как выяснилось, лишь для того, чтобы набрать побольше воздуха в задыхающиеся лёгкие: уже через мгновение Ийечка, закрыв плотно глаза, вовсю сосала у Наташи. Наташу же присутствие незванного корреспондента, казалось, только порадовало – она посильнее оттопырила свою объёмную загорелую попу со следами от полосок трусов, и среди белых раздвинувшихся холмов стало отлично видно её небольшую коричневую дырочку в обрамлении спускающихся к толстым губкам пизды чёрных волосков. Марина сделала пару кадров этого разверстого чуда, потом переключилась на эмоции бегущие по лицу усердно старающейся лизать, но всё больше заходящейся в экстазе Ийечки. Совсем скоро Ийечка задрожала всем телом, не отпуская Наташиной писи из своего ротика, широко распахнула глаза и оставила их где-то на небе, минуя окна и потолки вагона… Оргазм тряс бедную девушку до жалобного мяуканья в ни за что не покидающих Наташу губах. Через полминуты Ийечка не выдержала и, задыхаясь, откинулась на подушку. Фотограф снимал с методичностью хорошо охлаждаемого робота. Наташа, которая и сама была уже на грани, отпустила бьющуюся в пульсациях нежную писечку и надвинула осторожно попку на ротик Ийечки: «Солнышко!.. Капельку ещё!.. Совсем чуть-чуть!!!». Ийечка продолжила игру языка с мокрым местом, захлёбываясь и постанывая. Наташа, почти сидя у Ийечки на лице, прогнула спинку и сжала ладошками груди, заходясь в первых порывах и ловя губами воздух. Фотограф щёлкал, как заведённый, позабыв об ограниченности кассеты. В последний момент Наташа успела оторвать попку от Ийечкиного личика и короткие острые струйки влаги принялись бить из разверсто-мохнатого лона прямо девочке на грудь. Ийечка изо всех сил тянулась к ним язычком, но достать не могла... Этого живописного зрелища на плёнке запечатлелось целых три кадра. Фотограф кончил…
– Ой, скоро же станция! – спохватилась уже вновь по привычке смущающаяся Ийечка, торопливо натягивая трусики и завязывая не слушающимися пальчиками свой форменный галстучек в лучах горячего солнца.
– Какая… станция?.. – Марина выбиралась откуда-то из-под столика на свой диванчик.
– Большая! Галинобад! – Ийечка путалась в узелке галстучка уже вместе с пальчиками помогающей ей одеться Наташи.
– Какой ещё Галимобад… – проявила не желающая расставаться с Ийечкой Марина полную несведущесть в географии азиатской части страны.
– Балда, это столица Ларисастана! – Наташа поцеловала Ийечку в носик и шепнула на ушко: «Мы с тобой не пойдём… Обе, как из пизды вынутые… Перепугаем там всех…».
Ийечка улыбнулась, подставила ещё раз щёчку под ищущие Наташины губки и выпорхнула из купе.
Наташа вытянула из вэйбэга небольшое махровое полотеничко и, присев, вытерла начинающую уже подсыхать пизду, после чего натянула шортики прямо на голое тело, накинула майку и вышла вслед за Ийечкой.
Поезд описывал большую петлю, заходя в промышленный город, и ветер приносил в коридор вагона замысловатую смесь запахов цветущей степи с отголосками запахов воскуриваемых вдалеке высокими трубами индустриальных фимиамов. Наташа стояла у распахнутого окна коридора, подставляла лицо ветру и любовалась надвигающимися пейзажами раннего постиндастриала.
Подъездная платформа оказалась на обратной стороне вокзала. Людей на посадку было много, но все они сосредоточились оживлёнными столпотворениями у посадочных площадок, и Наташа продолжала свободно улыбаться в открытую вагонную форточку пустому перрону, измазанным нефтью цистернам и воздушной Ийечке. Ийечка принимала пассажиров спиной к Наташе и не могла видеть её улыбки, но ей и без того было достаточно весело. Состояние лёгкой эйфории от только что случившегося с ней оргазма совсем не торопилось её покидать, и она в безоблачном отрешении сама улыбалась каким-то безумным тёткам с пахнущими колбасой и верностью домашнему очагу авоськами, каким-то хохлатым подросткам, отставшим от своего поезда на целину, каким-то дядькам с пропитанными табаком усами и одним на троих дедушкой с партизанской гармошкой... Когда весь этот сказочный сброд разместился по полкам узлами и чемоданами, и смиренно присел на края надлежащих им полочек в терпеливом и вежливом ожидании отправления поезда и раздачи дежурных простынок, Ийечка лёгкой тенью проскальзывала мимо Наташи и споткнулась о её поцелуй. Поцелуй пришёлся прямо в улыбающиеся губки, и хорошо хоть тот дядька, который собирался идти покурить, зацепился за что-то там в проходе купе. Пока он там извинялся, Наташа взяла Ийечку за локоток и приложила указательный пальчик к губам. Тихонько она приоткрыла дверь их купе. Ийечка взглянула и улыбка вернулась на её прелестные губки: блаженно простёршись на своём диванчике, Марина безмятежнейше спокойно спала. Её алый халатик спадал одной полой с животика, а широкий рукав обнажал закинутую за голову руку почти до груди, давая возможность убедиться в одинаковости цветов и текстур волосиков Марины под мышкой и на пизде. По губам же недавней валькирии сквозила столь благостная улыбка, что можно было предположить, что хозяйка её во сне пребывает не иначе как на экскурсии по седьмому небу…
– Ийечка, приходи к нам через полчасика, когда управишься… – шепнула Наташа. – Разбудим вместе нашу девочку…
– Наташенька, я не смогу! – Ийя тоже разговаривала шёпотом, несмотря на то, что дверь в купе уже была осторожно прикрыта. – У меня ночное дежурство, и дядя Женя укладывает меня на отдых на целых два часа в обязательном порядке. От него не сбежишь! А потом я сразу приду…
– Ага! Договорились… – Наташа посмотрела на спину пускающего дым в окно дядьки в спортивном костюме с надписью «СССР» и мягко чмокнула Ийечку в щёчку.
Ийечка растаяла в одном из дальних купе, и Наташа тихо вернулась в купе и забралась с шортиками под простынку. Дети капитана Гранта продолжили своё увлекательное путешествие. Но уже через каких-то пятнадцать минут подзорная труба Жака Паганеля стала раскачиваться и бликовать в руках героического учёного, а в окуляре её то и дело мелькала обворожительными нежными створками Ийечкина пизда. Наташина рука быстрей заскользила пальчиками по томящемуся клиторку, Наташа тихо вздохнула и по прошествии нескольких мгновений уже мирно и крепко спала…
Железнодорожная коррида
– Какое ещё дежурство! – возмущению Марины в горючей смеси с отчаянием не было предела. – Я вымылась, как последняя прошмандовка перед королевским балом, а они заявляют мне – «ночное дежурство»! Предупреждаю, я буду плакать всю ночь…
Марина сжимала по очереди обе коленки Ийечки, сидевшей теперь по настоянию пылкой влюблённицы исключительно на её подушке, и взор её выражал печаль, мольбу и тоску. За окном по горизонту стелился в догорающем багрянце алый закат и всё чаще сверкали в тёмные стёкла зажигающиеся огни проносящихся крохотных разъездов и станций. Наташа сидела напротив, сосала консервированную сосиску и смеялась:
– Не плачь, маленькая! Не плачь, Маришенька! Всю ночь я буду баюкать тебя на груди, читать тебе вслух и иными способами доводить до оргазма…
– Не хочу читать вслух! – губки Марины сложились бантиком, который она тут же и пришпилила к ушку потискиваемой ею девушки. – Хочу Ийечку! Ийечка, ну его это дежурство, а?
– Но дядя Женя не отдыхал… – Ийечка была вся в искренней растерянности.
– Какой дядя Женя? – Марина наморщила лобик, включая мыслительные процессы.
– Ну мой дядя Женя. Евгений Михалыч. Мы в смене с ним! – поясняла Ийечка Марине правила несения железнодорожной службы. – Двенадцать часов – он, двенадцать часов – я.
– Так он что – твой дядя? На самом деле?
– Дядя Женя? Ну да. Он же меня и на стажировку взял!
– «Евгений Михалыч»! – в голове Марины вдруг вспыхнуло какое-то озарение. – Проводник? Так значит – Евгений Михалыч!..
– Ну да, Евгений Михалыч. Его все так в бригаде зовут или просто Михалычем… – Ийя ещё не понимала до конца, что взметнулось в голове у Марины, она лишь чуть удивлённо смотрела в повеселевшие вдруг глаза своей притеснительницы по купейному диванчику.
– Так Михалыч, это другой разговор! – Марина оторвала руки от лодыжек Ийечки и потянулась с грацией уссурийской тигрицы до лёгкого хруста в костях. – Я же знаю Михалыча! Лучший друг, можно сказать… Детства и так далее… И берёт не дорого – всего трёшку! Я ему обещала сосать… Ийечка, солнышко моё, ночь любви нам с тобой обеспечена!
У Ийечки чуть приоткрылись и без того широко распахнутые глаза, а Марина уже подводила ресницы и тёрлась ртом о губной карандаш перед зеркалом на двери. «Он у себя?». «Кто?..». «Михалыч!». «Да, он в купе нашем… бельё считает, наверное… Марин, ты куда?!».
– Мои симпатичные, не выходите гулять босиком на перрон, мойте лапки перед едой и не целуйтесь без контрацепции! Я скоро вернусь…