Чемпионы Черноморского флота - Greko
Раздался дружный крик всей казармы.
Лосев в тот вечер не только отыграл весь проигрыш. Он еще и выиграл семьсот рублей сверх того. На них и гуляли без сна и отдыха два дня в одном из самых запомнившихся кутежей в истории Куринского полка.
Впрочем, победа не спасла Лосева от гнева майора Куликова. Пьяную роту у него на время отняли. Самого же отправили на гауптвахту. Когда все протрезвели, майор отчеканил:
— За все ваши «подвиги», поручик, отправляю вашу роту в крепость Внезапную, в отряд генерал-майора Крюкова. Пора вам, судя по всему, проветриться! Засиделись, мамочки, в гарнизоне![1]
Он хмурил брови, крепился и все ж не выдержал:
— Молодец, Виктор Игнатьевич! Не посрамил честь батальона! Там им и надо, артиллеристам!
Коста. Шапсугский аул у реки Агой, август 1838 года.
Как выяснилось, Белл и Шамуз особо не скрывались. В километрах пятнадцати от Туапсе на реке Агой стоял богатый шапсугский аул, где англичанин устроился, разругавшись с северными вождями. Когда недоразумения были сняты и Шамуз повинился, старик перебрался в это селение. Изо всех сил замаливал старые грехи и старался быть полезным. Его приняли с почетом, ибо в ауле проживала родня его жены.
Селение было очень удачно расположено для руководства шпионской сетью. В устье узкой речки Агой могли приставать турецкие кочермы, привозившие Беллу корреспонденцию, подарки для черкесов и новых агентов англичан. Поблизости от аула проходила дорога, ведущая через отроги Кавказа и удобный перевал к левому берегу Кубани. Еще одна, та самая, по которой я ехал, когда пробирался к хакучам, связывала Туапсе и земли абадзехов. Многочисленная охрана стерегла покой неразлучной парочки из бывшего сераскира и английского шпиона.
Цекери и Курчок-Али быстро выяснили эти подробности и устроили слежку за аулом. Выжидали момента, когда Белл выедет на свою традиционную поездку по окрестностям. Он любил подобные маленькие прогулки. Постоянно что-то записывал в свой блокнот и делал зарисовки. Вот парни и решили отличиться. Захватить его и увезти, доказав Кочениссе свое молодечество. Переоценили свои силы. Недооценили сноровку Белла.
Когда они выскочили неожиданно из-за кустов в месте, где Белл изволил отдыхать, он встретил их выстрелами. Его двуствольного пистолета как раз хватило, чтобы забрать две молодые жизни. Тут же подскочившая охрана увела его обратно в аул.
Когда я приехал в лес, куда доставили тела ребят, не знал, что сказать. Ни своим людям, ни Кочениссе, которая словно оцепенела. В свете горящих факелов она ошарашено, как и я, смотрела на тех, кто хотел подарить ей свою любовь, а теперь был мертвее мертвых. В ее глазах снова разгорался тот гнев, который душил ее все то время, пока я был с ней знаком, и который только-только стал утихать. И, по-моему, этот гнев был направлен теперь на меня. Она демонстративно отвернулась и даже не оглянулась, когда я собрался с силами и обратился к своим людям.
— Мы не оставим эти две смерти неотомщенными. Из-за подонка-англичанина уже погибло много наших людей, — обуревавшая меня ярость требовала выхода, и я нашел его. — Завтра утром, на рассвете, мы атакуем аул! Кровная месть!
— Месть! — закричал Башибузук.
— Месть! — поддержали его все те, кто остался с нами.
Они прошли многое вместе с Цекери. С уважением относились к убыхскому княжичу, принявшему нашу сторону. Погибшие стали своего рода любимчиками отряда.
Коченисса, наконец-то, обернулась. Ее сухие глаза презрительно щурились.
— В их смерти, — указала она на тела, обращаясь ко мне, — не меньше твоей вины! Зачем ты их отпустил? Почему не остановил? Я уезжаю домой! Не хочу иметь ничего общего с вами.
Она отчитывала меня, в точности как суровая мамаша нерадивого сына. Я пожал плечами. У меня не было сил ни препираться, ни убеждать, ни отговаривать.
— Башибузук! Выдели ей пару бойцов, чтобы ее сопроводить до родного аула. Тут недалеко. За день доберутся.
— Не нуждаюсь! — резко бросила черкешенка и, нахлестывая коня — немыслимое дело для горца! — унеслась прочь.
… Утренний туман окутал аул непроницаемым влажным одеялом. Под его прикрытием мы подходили все ближе и ближе к окраинам, пробираясь через реликтовые сосновые рощи. Постепенно сужая кольцо вокруг селения, выгадывали момент, когда развиднеется. Когда ничто не помешает нам атаковать. Я дрожал от нетерпения и сырости, сжимая рукояти револьверов.
Туман рассеялся.
Отряд набросился на аул, как волк, дорвавшийся до добычи. Но добыча была сама с зубами и нас поджидала. В ауле знали, что мы придем мстить. Мы знали, что они знают и что приготовят нам ловушку. Оставшихся снайперов со штуцерами мы разместили вокруг въездов-выездов, но толку от них было мало. Оставалась лишь стремительная конная атака — бескомпромиссная и смертельно опасная в узостях кривых переулков.
Мы ворвались в селение с разных сторон, рискуя столкнуться друг с другом. Из-за плетней и из окон саклей раздавались выстрелы — большей частью безвредные из-за набранной нами скорости. Мы не оставались в долгу. Отстреливались. Если какой-то смельчак решался броситься на нас из двора, сбивали такого с ног, топтали копытами лошадей или останавливали пулей. Острая сталь крушила черепа и рассекала плоть.
Отдельным защитникам везло. Они бросались с шашками наголо, норовя достать всадника. Или подрубить лошадям ноги. Или, увернувшись от неловкого удара, вспороть кинжалами живот удалому коню. Рухнув на землю, он оставлял за собой волочащиеся по земле кишки и ломал ноги своему седоку.
Порой прямо перед нами пытались выкатить арбу или установить загородку из длинных шестов. Иногда лошади спотыкались и даже падали. Но недаром черкесов считали лучшей в мире кавалерией. Тренированные боевые кони перепрыгивали препятствия, вынося своих наездников из-под возможного удара. А шашки, ружья и пистолеты расправлялись с отчаянными, посмевшими встать на нашем пути.
То и дело я окутывался пороховым дымом. Вертелся в седле и безостановочно стрелял из своих револьверов. Сперва из одного. Потом из другого. Бах! Перекрутить барабан. Снова выстрел. Целей хватало. Рядом со мной бежала лошадь без седока, нелепо взбрыкивая ногами.
Проскочили аул. Развернулись. Перезарядились. И снова рванули в сплетение улочек, залитых кровью и заваленных убитыми, покалеченными и ранеными. И так несколько раз. Этакая черкесская рулетка. Повезет — не повезет. Проскочишь или останешься валяться в пыли. Все больше лошадей теряло своих наездников.
— Стреляйте! Стреляйте! Не давайте им и носа высунуть из окон! — надрывался Башибузук.
Он не поскакал вместе со всеми в аул. Остался у околицы. Пытался внести в
