Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
Про то, что некоторые из этих битв ещё не состоялись, я уточнять не стал.
— Вот что, Ефимка, — вспомнил я о десятнике. — Скачи обратно к Подопригоре. Пусть кого-нибудь к воротам пошлёт. О том, что я уже к городу подхожу, там, наверняка, знают. Вот и пусть Барятинскому передадут, чтобы к встрече своего царя готовился.
В Ярославль нужно въезжать со всей пышностью. Под радостные крики обредших своего царя подданных, пушечную пальбу и благословения местных церковных иерархов. Чтобы по всей Руси слухи об этом пошли. И с Фролом связаться нужно. Хватит ему на своей заимке без дела сидеть. Пусть слух по Москве распускает, что князь Шуйский оттого без боя из Ярославля сбежал, что не посмел супротив законного царя идти. Быстрого эффекта эти слухи не дадут, но почву для моего возвращения подготовят.
Дальше продвигались не спеша, давая время горожанам подготовится к встрече. Я надел дорогущую, специально ради такого случая привезённую из Костромы шубу, натянул на голову, обитую соболиным мехом шапку.
Нужно будет Грязному весточку послать. Пришло время шапке Мономаха в этот мир вернуться. Всё же, если к слухам о появлении Фёдора Годунова в Костроме многие довольно скептически отнеслись, то после взятия Ярославля, я становлюсь довольно весомой фигурой в борьбе за московский трон. Нужно соответствовать. И шапка Мономаха будет в этом весомым подспорьем, приведёт под мои знамёна новых сторонников. А там посмотрим; чья возьмёт.
Большая война только начинается.
Эпилог
— Я же приказал не спешить с появлением самозванца, — в голосе короля проскользнули нотки откровенного недовольства. — Сейчас, накануне открытого столкновения с мятежниками, я не могу себе позволить воевать ещё и с Шуйским. Мне хотя бы до осени нужен мир с московитами, пока я не раздавлю этого Зебжидовского (лидер восстания польской шляхты против усиления власти польского короля Сигизмунда III).
— Воевать с Шуйским нам не потребуется, — усмехнулся в усы Лев Сапега. — С этим вполне успешно справляется этот самозванный воевода, Болотников. Пришли вести, что царские полки наголову разгромлены в битве при Пчельне. Командовавший ими князь Татев убит. Болотников снял осаду с Калуги, соединился в Туле с войском ещё одного самозванца, царевича Петра, и готовится к новому походу на Москву. Шуйскому сейчас не до нас, ваше величество. И всё же, открытая поддержка нового царька действительно нежелательна. Московия — это трясина, в которой можно увязнуть на годы.
Сигизмунд не ответил, задумчиво всматриваясь в засыпающий город. Варшава медленно погружалась в ночной мрак, даже не пытаясь разогнать его жалкими отблесками света, проскальзывающими сквозь окна ближайших ко дворцу особняков.
— Именно потому, что Болотников побеждает, мы и должны встать за спиной нового самозванца, — возразил канцлеру отец Барч. День, не смотря на конец мая, был холодным, промозглым и старый духовник короля присел на низенький табурет стоящий у камина; поближе к огню. — Иначе над ним получит влияние этот ростовский схизматик. Он для этого и Мнишек в Стародуб притащил.
— Ты так и не выяснил, святой отец, кто она? — оглянулся Сигизмунд на иезуита.
— Какая-то дворовая девка, — фыркнул тот в ответ. — Она даже польского языка не знает. Но московиты легковерны как дети. Говорят, что эти бородачи плакали, когда она, признав самозванца, ему в объятья кинулась.
— Варварская страна погрязшая в своём невежестве! — скривил губы канцлер, машинально поправляя рукой белое, кружевное жабо на своём жупане.
— И мы должны вернуть московитов в лоно истинной веры, — сурово заявил отец Барч. — Если для этого нужно воскресить так любимого ими Дмитрия, мы это сделаем. Святая церковь рассчитывает на вашу помощь в этом деле, ваше величество.
И вновь Сигизмунд не стал торопиться с ответом. Отвернувшись от окна, король, не спеша, подошёл к широкому дубовому креслу чуть отодвинутому от заваленного документами стола, сел, переводя взгляд с канцлера на своего духовника.
Встревать в дрязги московитов, королю не хотелось. И без того хлопот хватало! В Эстляндии, несмотря на хрупкое перемирие со Швецией, происходили постоянные стычки, набирал силу рокош Зебжидовского, катастрофически не хватало денег. И это при том, что поддержка первого самозванца не принесла ничего, кроме щедрых обещаний, о которых Дмитрий, достигнув власти, тут же забыл.
— А ты уверен, святой отец, что новый самозванец будет способствовать установлению истинной веры в Московии? — решил озвучить свою последнюю мысль Сигизмунд. — Предыдущий претендент был щедр на обещания, но стоило ему сесть на московский трон, тут же забыл о них. И этот ростовский кардинал, что стоит за ним; не захватит ли он власть для себя? Я слышал, что он из знатного рода и имеет много сторонников.
— Он не кардинал, он митрополит, — машинально поправил короля отец Барч.
— Какая разница? — отмахнулся от иезуита Сигизмунд. — Московиты коварны и непредсказуемы. Они не чтут договоры и забывают об обещанном. А этот схизматик давно рвётся к власти.
— Первого самозванца он начал готовить с малых лет, сразу после того, как Борис Годунов повенчался на царство, — подтвердил слова короля Сапега. — Поэтому Дмитрий искренне считал себя спасшимся царевичем. И, если бы не жестокая расправа Годунова над их родом, на царском троне сейчас бы восседал Романов, а не Шуйский. Ещё раз воскресив царевича, Филарет решил исправить эту несправедливость.
— Монах не может надеть корону, — пафосно провозгласил отец Барч.
— У него есть сын, — пожал плечами в ответ канцлер.
Иезуит недовольно поджал губы, подбирая убедительные аргументы. Приказ из Ватикана был категоричен; всеми силами поддержать нового самозванца. Но взоры короля и канцлера были по-прежнему обращены на Север. Один всё ещё не утратил надежду вернуть себе шведскую корону, другой мечтал присоединить к Литве Эстляндию. А тут ещё эта шляхтичи так некстати взбунтовались!
— К тому же нужно не забывать о другом претенденте на московитский трон, — решил добить священника Сапега. — Фёдор Годунов, после захвата Ярославля, с каждым днём становится всё сильнее, забирая под себя окрестные города. И у него руки войной с Болотниковым не связаны.
— Ещё один оживший покойник, — отец Барц скривился, не скрывая своего отвращения. — Похоже у этих еретиков входит в
