Княжич, князь - Глеб Корин
— Сейчас не видишь, — согласился Белый Ворон. — Оттого и сердишься. Разумно ли ведешь себя?
Видана засопела.
— Ступай за мною.
Он повернулся и легко зашагал к вершине холма. Видана еле поспевала за ним, поскальзываясь раз за разом на сосновых шишках. Едва приметная тропинка взобралась наверх, попетляла среди замшелых выходов скальных пород и направилась вниз по противоположному склону.
— Матушка что тебе сказывала?
— Выговаривала, что дескать, слишком уж зачастила я в обитель ко князю, что негоже это. Вороне, так ведь…
— Так ведь и Ворон другого сказать не может. И не должен.
Видана опять засопела.
Сосны впереди расступились, окружив почти правильным кольцом просторную горизонтальную площадку.
— Остановись. Что видишь?
— Поляну.
Приметив на Вороновом лице явное ожидание чего-то еще, Видана поспешно и наугад добавила:
— Ровную, кругленькую такую…
— Только поляну? А на ней?
— Ну… Травы, цветочки всякие. Вон там посрединке поросль молодая — орешник, что ли.
Старец отчего-то сокрушенно покачал головой, легкой ладонью коснулся ее лба:
— А теперь?
Видана охнула и, приоткрыв рот, вскинула голову к верхушкам сосен:
— Ой, матушка моя родная… Что это?
— Синь-Камень. И дюжина Учеников его.
— Это какое-то потаенное святилище — да, Вороне?
— Нет. Но и всей правды о нем такоже не ведаю, девонька, — не дошла она до нас. Ты же вот о чем помысли: самих камней ты поначалу не видела?
— Вовсе не видела, Белый Отче.
— А теперь?
— Ну… Теперь очень даже вижу.
— Вот так и с пользою, которую поначалу не зришь, бывает.
— Вороне, а если человек случайный на место это набредет — что будет?
— Человек, лишенный дара, мимо пройдет.
Видана наморщила нос, соображая:
— И ничегошеньки не увидит?
— Ничегошеньки, — с непонятной грустью улыбнулся Белый Ворон. — Как и ты вначале.
— А ежели он прямо через поляну двинется да сослепу на камни наткнется?
— Не наткнется.
— Даже нечаянно?
— Даже нечаянно.
— Вот дивно… Белый Отче, вы вроде бы опечалились отчего-то?
Старец наклонился над нею, заглянул в глаза:
— Зреть ты должна была, девонька, да вот белым днем слепою совушкой-совою оказалась. Князь же не только сам увидеть смог, а еще и другу своему показал, о том не ведая. Вот и думаю я — как так?
Видана почему-то почувствовала себя виноватой.
* * *
Кирилл остановил коня и прислушался.
— Что случилось, княже? — спросил брат Иов.
— Перестук копытный — то впереди нас, то позади. Который раз уж. И сороки кричат — слышишь? А ведь они чужаков в лесу не любят.
— Сорок слышу, — равнодушно подтвердил инок.
— Еще давеча в низине, где земля сыроватою была, я совсем свежие следы подков приметил.
— Ну да, ездят люди по нуждам да делам своим. Как и мы с тобою сейчас. Тебя в этом что-то пугает?
Кирилл молча встряхнул поводьями. Сварливый сорочий стрекот позади умолк, но снова зазвучал уже где-то впереди.
Лес поредел, стал распадаться на рощи и перелески. Дорога пошла вдоль берега ручья.
— Скоро деревушка должна быть, а за ее околицею — двор постоялый, — подал голос Кирилл. — Мы там на пути из Гурова гостевали. В харчевне стряпают вкусно, почти как дома. Щука заливная, помнится, до чего же хороша была!
— Ты, княже, вроде как уговариваешь меня. Можешь считать, что уговорил. Есть хочешь?
— Да, хочу. А на ночлег там остановимся?
— Нет. Во Филиппов скит завернем — это отец Варнава благословил. К ночи успеем. После него уже по другой дороге направимся, но так даже немного скорее выйдет.
Хуторок постоялого двора окружали новенький, свежей желтизны частокол и прореженная вырубками рощица за ним. Подле распахнутых настежь ворот кто-то мирно отдыхал, утонув в буйных придорожных зарослях лебеды. Наружу торчали только ноги, одна — в драном сапоге, другая — босая, в причудливых грязевых разводах. К последней любознательно приглядывался огромный огненно-рыжий петух, на разные лады поворачивая голову и тряся бородкой.
У коновязи с достоинством обмахивались хвостами несколько лошадей доброй стати.
— Поглядывай да посматривай, друже Горане! — донеслось протяжно и добродушно из-под яблонь-дичек чахлого внутреннего садика. Расположившиеся в их тени путники окинули новых гостей безразличными взглядами.
— Посматриваю да поглядываю, мастер Войко! — столь же напевно отозвался бывший при лошадях круглолицый и конопатый увалень. Кириллу показалось, что он украдкой подал брату Иову некий знак.
Из растворенных окошек харчевни потянуло вкусно пахнущим чадом, неразборчивый говор стал слышнее. Громкие голоса вдруг перешли в крики, к ним добавились звуки возни и бьющейся посуды.
Иов усмехнулся:
— Всё как полагается. Не бывает ни харчевни, ни таверны без доброй драки.
— Я-то и другие видел.
— Это пока.
Инок остановился у входа, придержал Кирилла. Тяжелая дверь распахнулась, с треском ударившись о стену — бревна вздрогнули, из щелей между ними потекли дымные струйки сухого сора. В проеме возник человек в короткой безрукавой рубахе — с волосатыми руками, багровым лицом и поднятою правою ногою.
— Затвердите себе, что братьев-баюнов еще никто безмездно не обижал! — сипло проорал он, обернувшись в глубину. — От сего часу о том даже во сне мысль держите — так-то! А покамест прощевайте, добрые люди! До поры прощевайте, ага. Пошли отседова, братцы.
За его спиною появились еще двое очень схожих с ним обладателей волосатых рук и багровых лиц. Брат Иов посторонился.
Правая нога наконец-то опустилась:
— Пошто уставился, поп? Тебе чего?
— Я не поп. И мне ничего.
Три пары колких глаз окинули невысокую фигуру инока, одна перешла на Кирилла:
— А этому чего?
— Ему тоже ничего.
Три медных лика, выразив активное недопонимание, начали придвигаться. Иов отступил назад на полшага, подчеркнуто миролюбиво сложил руки на груди. Боковым зрением Кирилл заметил, что путники под деревьями вскочили на ноги и направились в их сторону.
— Эхма-кутерьма! Ну до чего ж, братцы мои, не по сердцу мне… — с расстановкой и нехорошей веселостью начал один из братьев. Что именно было ему не по сердцу, осталось неизвестным. Изнутри послышался нарастающий грохот половиц, на помост высыпала группа людей в коротких куртках грубой кожи, донельзя похожих на поддоспешники. Разделившись попарно, они с молчаливой сноровкой подхватили всю тройню под волосаты рученьки. Быстро и глухо прозвучали сдвоенные кулачные удары под дых. Утробно булькнуло, изрядная толика былого обеда кого-то из братьев выплеснулась наземь — Кирилл брезгливо поморщился. Оставляя мысками сапог борозды в дорожной пыли, обмякшие тела резво поплыли на крепких руках куда-то за конюшни. Путники из-под яблонь остановились на половине дороги, обменявшись взглядами.
В дверном проеме бесшумно появился еще один человек — в темном верховом камзоле, щуплый, с узким бесцветным лицом. Коротко поклонился Кириллу, затем брату Иову. Извинительно разведя ладони, проговорил вежливо и
