Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест
Глава 28
За прошедший месяц царь встречался с Фёдором не часто. Почти ежедневно он встречался с послами. Ливонские, шведские, датские послы сидели в Москве в ожидании правителя Руси уже около двух месяцев. Всех их интересовал вопрос продвижения Русских войск на запад. Ливонцы просили перемирия хотя бы на три года, шведы, как всегда, претендовали, на «Кемскую волость», сетуя на то, что русские продвинулись по побережью Северного моря слишком далеко на север. Датчане предлагали военный союз сразу против всех: против Швеции, против Польши, против Англии и просили преференции в торговле.
Государь от перемирия с Ливонским орденом отказался, предложив мир на условии оставлении за Россией забранных ею, ранее принадлежавших ей, земель. Шведам во владении Кемской волостью отказал, сославшись на книги времён тринадцатого века, в которых прописано было чётко, что земли по берегу Северного моря на север от устья реки Двины, русские считают своими до Большого фиорда, что в месяце плавания под парусом.
С датчанами переговоры затянулись и царь, отъехав в Коломенское, взял небольшую передышку, чтобы подумать и посоветоваться.
— Ладно, Федюня, о свадьбе и мне не хочется думать. Может, действительно, ну их, этих баб?
— Если можешь обойтись без женитьбы, то лучше обойдись, государь. Наследник у тебя есть. Не дай Бог что случись — второй подрастёт. А так… Глядишь, коли отношения с наследником наладятся, так может и выживет твой первенец. А так, коли женишься, он от тебя ещё больше отдалится, а там и до беды не далеко.
— Ладно, — махнул рукой похмурневший и ставший воистину «грозным» царь. — Пустое! Давай лучше о политике поговорим. Про датчан посольских слышал?
— Про датчан посольских я не слышал, а вот про Ивана твоего послушай ты, государь. Если на ком-нибудь женишься — разойдутся ваши пути-дорожки. И не только твои с сыном, но и слуг государевых. Одни пойдут за тобой, другие примкнут к Ивану. Распри начнутся. Как Глинских с Шуйскими, и тех же Шуйских с моими родичами.
— А может на Шуйской жениться? — с любопытством глянул на Фёдора царь.
— Ну, тогда точно ни ты не доживёшь до старости, ни твои Иван с Фёдором, ежели Шуйская тебе сына родит. И зачем это тебе?
— Ты сам говорил, что нельзя складывать яйца в одну корзину, — хмыкнул государь. — Разделяй и властвуй!
— Ни хрена себя ты сравнил: яйца и наследников. Тут то с двумя родственными наследниками проблемы могут возникнуть, а когда за каждым будет стоять свой клан, государство может не устоять и развалиться. Ты же образованный…
Тут до Фёдора вдруг дошло, зачем царь — будучи великим артистом — рассказал ему историю про собачку. И он не удержался.
— Слушай, государь! Мне кажется, я понял про твою «опричнину», хотя и не знаешь ты ещё такого слова. В чём её суть понял. Ты не открываешь передо мной всей своей правды-кривды, оттого догадываться мне приходится самому. Говорить?
— Догадался, говоришь, — нехорошо так ухмыльнулся царь. — Говори тогда, о чём догадался.
— Хочешь ты, государь, под предлогом обиды на бояр, разделить государство на несколько частей, но не так, как я говорил, а вроде, как по церковному принципу. Ты сделаешь вид, что ересь хочешь выжечь калёным железом, а под сим предлогом забрать имущество, деньги у одних и раздать его другим, так называемым «верным людям». Ты думаешь, что они, эти «верные люди», получив богатства, вложат их в торговлю и промыслы, как Строгановы. Но ты ошибаешься, государь, если так, конечно, думаешь. Я ведь могу и неправильно тебя понять… Но не станут твои «верные люди» вкладывать награбленные деньги в промыслы и торговлю. Не получишь ты капиталистов, государь. Прожрут и просрут они те деньги, а страну ты свою разоришь. Очнёшься ты, увидев, жуть-жуткую, начнёшь вертать всё взад, а дерьмо в жопу не залезет, государь, коли оно высрато.
Фёдор говорил страшные слова, но говорил их без «сердца», тихо и буднично, поэтому царь лишь скрипнул зубами, но вида, что разозлился, не подал.
Фёдор замолчал. Помолчал немного и государь.
— Всё сказал? — спросил он чуть охрипшим голосом.
— Всё, государь.
— А причём тут Иван? — спросил царь.
— А при том тут Иван, что думается мне, что ты хочешь разделить земли на четыре части: свою, наследную, Владимира Старицкого и для грабежей. И в каждой части думаешь поставить своё правительство. Ты отдашь на грабёж земли противных тебе родовитых семей, но так, как ты сам точно не знаешь, где чьи земли, а твои «верные» не особо станут разбирать правых и виноватых, то сгинут и худые, и добрые. Ты выпустишь дьявола, а он разбирать не будет среди правых и виноватых.
— Зачем же на четыре части? Можно и на две.
— Не-е-е… На четыре лучше. Ты понимаешь, что твои «верные псы» разграбят и пожгут все земли, до которых ты позволишь им дотянуться. Земли Старицкого ты сбережёшь для себя, государь.
— Вот, значит, как ты обо мне думаешь? — глядя на Фёдора и щуря глаза, словно от яркого света, произнёс царь. Потом снова ткнул пятками коня, ускоряя его.
— Я не думаю, государь, а предполагаю. А ещё предполагаю, что хочешь ты породниться с черкесами, чтобы отдать им Русь на поругание, а потом и в наследство, лишив оного Ивана.
— Смело сказано, — сказал царь-государь. — Смело, но глупо. Всё настроение мне испортил. Ступай от меня! Сам хочу побыть. Подумать над словами твоими.
Фёдор не понурил голову, как попавший в опалу Курбский, а просто приостановил коня, отпуская царя вперёд.
— Когда к Коломенскому подъедем, чтобы рядом был! — хмурясь, приказал царь. — Мудрила!
* * *
В Коломенское въехали почти бок о бок. Конь
