Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин
Глава 31
Союзник и родственник
Купца допрашивали в присутствии Алият (на этом настоял Ар‑Шарлахи). Купец, коротыш с брюшком, выпячивающимся, впрочем, лишь в сидячем положении, был явно из голорылых — во всяком случае, повязка на его лице смотрелась достаточно нелепо. Однако поведанная им история звучала вполне достоверно. На полпути из Харвы в Турклу его каторгу перехватили мятежники с Пальмовой Дороги, особого ущерба, впрочем, не причинившие. Торговцу, правда, пришлось пережить несколько неприятных минут, когда над головой его сверкали тесаками и орали в оба уха страшные слова («Девочек в Турклу везёшь, тварь голорылая?.. А отец наш и владыка Шарлах сидит в Ар‑Аяфе в неустанных военных трудах без женской ласки!..»). Ну и пришлось повернуть в Ар‑Аяфу.
Торговец был искренне расстроен и напуган. Он понимал уже, что выбрал не самое удачное время для перевозки живого товара: смута, бунт, возможно, даже война… Кахираб остался удовлетворён его объяснениями. Что же касается Алият, то она с видимым наслаждением велела купцу немедленно убираться из гавани и больше на глаза не попадаться. Торговец взглянул на неё, содрогнулся и возразить не посмел.
Оставив Алият, пожелавшую самолично проследить за тем, как будет выполнен её приказ, Ар‑Шарлахи и Кахираб покинули порт и, обходя бесчисленные лужи и лужицы, двинулись в обратный путь. У первого поворота к Ар‑Шарлахи, расплёскивая грязь, метнулся и обмер в полупоклоне какой‑то старикан со свитком, вероятно, жалобой или прошением. Владыка Пальмовой Дороги сунул пергамент за пазуху и милостивым мановением руки отпустил просителя.
— Всё равно, — сводя упрямые брови, проговорил Кахираб, до сей поры молчавший и напряжённо думавший о чём‑то своём. — С торговцем этим — ладно… Но ведь ещё случаи были! Как ни крути, а получается, что у кого‑то из наших в Харве язык за зубами не держится.
— Если бы только язык!.. — усмехнулся Ар‑Шарлахи, тоже кое о чём вспомнив.
Кахираб удивлённо повернул к нему голову и, зазевавшись, ступил в лужу. Выругался и вынул сапожок из жижи облитым сверкающей грязью чуть ли не по край короткого голенища.
— А что ещё? — обеспокоенно спросил он, притопнув по сухому пригорку.
Ар‑Шарлахи вздохнул.
— Вы новые боевые щиты Улькару поставляли? Ну, дальнобойные эти зеркала…
— Нет.
— Так вот, «Белый скорпион» (это первая моя захваченная каторга) дней двадцать назад шёл в Харву с грузом таких щитов…
Кахираб остановился и уставился на собеседника во все глаза.
— Вот как? — пробормотал он наконец. — То есть ты думаешь, что кто‑то из наших работает на…
Он не договорил, но Ар‑Шарлахи, ощутив при этом лёгкий озноб, и сам уже догадался, кого имел в виду собеседник.
— Ваших врагов?! — дрогнувшим голосом осмелился закончить он фразу.
Кахираб молчал, играя желваками. Прикрывающая лицо повязка шевелилась, зато глаза были неподвижны.
— Нет, — отрывисто оказал Кахираб. — Это невозможно. Узнай наши враги о том, что мы качаем отсюда нефть, нам бы тут так спокойно не жилось… И тем не менее… Спасибо, что сказал.
— Позволь!.. — окончательно опешил Ар‑Шарлахи, — если не враги, то кто?
— Ну, видишь ли… — Кахираб в затруднении поискал слова. — Наши ведь тоже не все в восторге от того, что мы тут с тобой затеваем…
Несколько секунд Ар‑Шарлахи, моргая, вникал в услышанное.
— То есть это что же получается?.. — с запинкой выговорил он. — Я что, стал кому‑то из ваших поперёк горла? Или даже не я, а Пальмовая Дорога?
— Высоко себя ценишь, — ворчливо заметил Кахираб. — Плевать им и на тебя, и на меня, и на Пальмовую Дорогу. А вот Тианги — да. Тианги давно уже стал кое‑кому поперёк горла… Ну и, стало быть, всё, что от него исходит…
— Злая луна! — нервно смеясь, подивился Ар‑Шарлахи. — Куда ни плюнь, везде интриги!.. Ой!.. — оборвал смех, скривился страдальчески. — А мне‑то каково придётся!..
— Да уж! — в тон ему отозвался Кахираб. — Знаешь, скольких ты обидел, назначив меня командующим? Нет? Ну вот то‑то…
— А что я должен был сделать?
— Ты должен был сделать вид, что командуешь сам, — жёстко сказал Кахираб. — А я — так, излагаю твои мысли, потому что голос у меня громкий…
Он насмешливо покосился на Ар‑Шарлахи и вдруг дружески пожал ему локоть: держись, мол… Потом сообщил, что должен ещё заглянуть на рыночную площадь, посмотреть, как идут дела у Илийзы, обучающего повстанцев строю и обращению с боевыми зеркалами. Заранее нахмурился — и удалился.
Оставшись один, Ар‑Шарлахи огляделся с тоской. Промытая ливнем зелень, переполняя глинобитные дворики, лезла на улочку через гребни белёных стен. Последние мирные дни тени Ар‑Аяфы… Потом сюда ворвутся голорылые — и страшно подумать, что здесь тогда начнётся. Ар‑Шарлахи выругался шёпотом и двинулся дальше. Улица лежала пустая, откуда‑то издали слышались иногда дружное бряцанье металла и хриплый командирский рык Илийзы. До рыночной площади было рукой подать.
Желая сократить путь, Ар‑Шарлахи свернул в узкую щель меж глинобитных стен и снова остановился. Впереди на просохшем горбу проулка, перегораживая проход, лежали рядком четыре тела в испятнанных кровью и грязью белых балахонах. Над ними во всю ширь белёной стены расплывалась корявая вязь, выполненная скорее всего нефтью из светильника: «Шпионили в пользу Харвы».
— Государь! — начальник стражи был сильно взволнован. — Я прошу тебя больше не покидать дом без охраны…
— Мы вышли из порта вместе с Кахирабом, — объяснил Ар‑Шарлахи. — Расстались буквально в десятке шагов отсюда.
— Всё равно, — очень серьёзно заметил страж. — Кахираб поступил опрометчиво, бросив тебя одного — хотя бы и в десятке шагов… И потом, два клинка — это очень мало.
— Да чего мне бояться‑то? Мы же не в Харве!
— И тем не менее, — упрямо стоял на своём тот. — Мало ли…
— Ну хорошо, хорошо… — успокоил его Ар‑Шарлахи и прошёл в прибранную спальню, где на полу не было уже ни пустых кувшинчиков, ни черепков от них. Опустился на подушки и, горестно сдвинув брови, снова вызвал в памяти страшноватую эту картину. «Шпионили в пользу Харвы…» Даже если и шпионили… Он обвёл тоскующим взглядом углы, но вина нигде не углядел. Должно быть, Алият велела убрать зелье подальше. «Никогда так много не пил, как сейчас… — потерянно подумал Ар‑Шарлахи. — Даже когда в Харве учился — и то…»
Тут он вспомнил про вручённое недавно прошение и извлёк из‑за пазухи свиток. Озадаченно осмотрел. Дорогой пергамент, подвешенная на шнурке печать… Ах, верблюд тебя забодай, а печать‑то государственная!.. Ар‑Шарлахи сорвал шнур и развил пергамент. Прочёл, не поверил, прочёл снова…
В этом изумлённом оцепенении его и застала вернувшаяся из порта Алият.
— Отправила! — победно сообщила она. — Тут боевым‑то кораблям приткнуться негде, а он ещё со своими… — последнее слово Алият произнесла про себя,
