Геннадий Ищенко - Коррекция (СИ)
— Обещали старшину. А деньги заработаем.
— Детский сад, — вздохнула женщина. — Мой — майор, и то нам снимать комнату накладно. Заработаем! Не так они просто зарабатываются! Что ты все глотаешь слюну, голодная?
— Хотели с утра пойти в столовую, а мужа срочно вызвали.
— Горе луковое! Пойдем, угощу тебя хоть чаем с печеньем, пока твоего мужа чихвостят за вчерашние художества.
Женщина взяла свою сковородку с котлетами и пошла к выходу из кухни. Жила она через две комнаты от Самохиных.
— Садись за стол, — пригласила она Лиду, — а я сейчас схожу на кухню поставлю чайник. Что уставилась на папиросы? Не мои это, муж курит.
— Здравствуйте, Алексей Александрович! — поздоровался Капустин.
— Здравствуй, Яков Федорович, — сказал Кузнецов. — Нормально съездили? Есть результаты?
— Директора заменил, а по вашему распоряжению ничего сделать не смог. Извините, Алексей Александрович, но Федотов в пожарном порядке отозвал Самохина в министерство. Ему тут же оформили увольнение и вывезли с женой в Кунгур на машине директора. О спешке свидетельствует еще то, что он даже не стал ждать, пока оформят расчет и оставил в квартире не только очень качественную и дорогую мебель, но вообще все. С собой они забрали только несколько чемоданов с одеждой.
— Вы Петру Васильевичу не звонили?
— Министра я тревожить не стал, послал своего человека в их кадры. Алексея уволили на основании его собственного заявления.
— Они что, всех так увольняют?
— Формально он имел право уволиться, — пожал плечами Капустин. — Я хотел поговорить с подполковником Ярцевым, которого посылали с проверкой, но он сейчас в длительной командировке.
— Плохо! — сказал Кузнецов. — Вне всякого сомнения Самохины были людьми Берии. Пока он был жив, они не хотели идти вам навстречу, справедливо полагая, что давить на них никто не позволит. Стоило ему умереть, и они тут же срываются с места, бросая все нажитое. И, похоже, что госбезопасность им в этом помогает.
— Мы не тронули руководство министерства после смерти Лаврентия Павловича, — со значением сказал Капустин.
— Полагаете, он им оставил приказ на случай своей смерти? Очень похоже. Но это только лишний раз подчеркивает их важность. Товарищ Сталин их явно высоко ценил и передал Берии, а вот Берия с нами почему‑то делиться не захотел.
— Может быть, просто не успел? — предположил Капустин. — У товарища Сталина было время. Кстати, есть один человек, который может пролить свет на причины пребывания этой семьи в Кунцево. Полковник Старостин тогда был порученцем Сталина и по свидетельству охраны много занимался Самохиными и близко сошелся с Алексеем.
— Поговорите с ним, Яков Федорович, — сказал Кузнецов. — Как коммунист он должен помочь. Если начнет ссылаться на секретность, задействуем министерство. Что у нас по самому Алексею?
— Все его идеи нашли экспериментальное подтверждение, но от большинства пока мало пользы.
— Почему? — спросил Кузнецов. — Есть причины?
— Причина одна, — ответил Капустин, взглянув в глаза Генеральному секретарю. — По мнению физиков, мы до их практического применения просто пока не доросли.
— А майор ГБ, значит, дорос? Все эти книги, которые дали такой толчок энергетике, его?
— Я думаю, да. Он работал вместе с Гольдбергом, когда проводилось их предварительное изучение, а потом долго консультировал ученых.
— И это при том, что он сам внешне совсем мальчишка.
— Я считаю, что в его случае не стоит обращать внимания на внешность, — сказал Капустин. — Я с ним несколько раз разговаривал и могу утверждать, что он гораздо старше, чем выглядит. То же касается и его жены. На вид Лидии всего лет шестнадцать, ну пусть семнадцать, но на должности секретаря показала себя превосходно. Она за Капицу делала почти все, что не касалось науки. И по разговору она тоже гораздо старше.
— У нас ничего нет, кроме этого полковника?
— Есть еще одна ниточка, — нерешительно сказал Капустин. — Не знаю только, стоит ли за нее тянуть. Охрана Кунцево показала, что первый раз Самохин туда приехал вместе с сыном Сталина. И за несколько дней до этого Василий Сталин посетил отца. Если учесть, что в то время он к нему ездил не каждый месяц, это наводит на мысль, что на Сталина Алексей вышел через него.
— Очень логичный ход, — одобрил Кузнецов. — А почему не хотите трогать Василия?
— Он после смерти отца немного не в себе, — пояснил Капустин. — Его даже на время отстранили от командования. Полагаю, лучше вначале поработать со Старостиным, а Василия Сталина оставить на тот случай, если полковник откажется помочь.
— А с дочерью Сталина не говорили? Она часто бывала у отца.
— Я бы ее, Алексей Александрович, не хотел привлекать.
— Какие причины?
— Она очень сдружилась с Самохиными, и, по словам одного из телохранителей, влюбилась в Алексея. Вряд ли она знает то, что нам нужно, а если что‑то знает, не скажет.
— Действуйте, Яков Федорович, — сказал Кузнецов. — Этот Алексей через Василия вышел на Сталина с чем‑то очень важным, причем это не могли быть научные книги. С ними Алексея направили бы в Академию Наук или, скорее всего, в ведомство Абакумова. Да и Василий Сталин не мог никого привезти в Кунцево без разрешения отца. Значит, Сталина чем‑то заинтересовали, да так, что он этих Самохиных несколько месяцев держал у себя. Зачем? У нас Алексей консультировал ученых, похоже, на даче он тоже давал консультации. Может быть, и там были свои книги? Если так, Сталин наверняка передал их Берии, как и все остальное. Значит, нужно поискать еще и в этом направлении. Но этим я сам озадачу Федотова.
Этот разговор имел продолжение на следующий день.
— По вашему лицу могу предположить, что с полковником у вас ничего не получилось, — после обмена приветствиями сказал Кузнецов. — Ничего не знает или не стал говорить?
— Второе. Ему, видите ли, приказал молчать сам Сталин! Заявил, что считает Самохина другом и уверен, что никакого вреда государству он не причинит. Все, что мог, он уже передал руководству страны, а если уволился и уехал, значит, были основания. И вообще, если ему доверял товарищ Сталин…
— Новый подход имеет и недостатки, — заметил Кузнецов. — Года три назад ответ был бы другим. Сделаем так. Я договорился с Федотовым, что вас допустят к бумагам, которые были в кабинете Берии и его домашнем сейфе. Если ничего в них не найдете, возьмемся за Василия Сталина. Ну а полковника оставим на крайний случай. Раз не захотел открыть добром, придется его уламывать с помощью министра.
— Здравствуйте, Ангелина Васильевна! — поздоровался Алексей с хозяйкой дома.
Когда он уходил на службу, она спала, поэтому они сегодня еще не виделись.
— Здравствуй, Леша, — ответила она. — Что‑то ты сегодня рано вернулся.
— Отпустили на время, — объяснил он. — Сегодня придется задержаться на службе. Лида дома?
— Сидит в вашей комнате и рисует. Вы бы на нее подействовали, Леша. Нельзя так мало есть и так много работать! Она у вас такая худая и бледная, что прямо хочется плакать!
— Я подействую, — пообещал он, стягивая сапоги.
Они уже три недели жили в этом доме, и он был доволен всем, за исключением удаленности от места работы и чрезмерно заботливой хозяйки, которая взялась опекать его жену. Одинокая шестидесятилетняя Ангелина Васильевна буквально влюбилась в свою постоялицу. Будучи сама довольно полной женщиной, она считала худобу одним из смертных грехов, а стройность Лиды в ее глазах от худобы ничем не отличалась. Выяснив, что девушка любит сдобу, Ангелина начала чуть ли не каждый день печь пирожки и угощать ими жену. На него такая забота не распространялась.
— Ты стала гораздо быстрее работать, — сказал Алексей, заставив жену вздрогнуть. — Рисуешь пару недель, а портрет почти готов.
— Ты бы хоть кашлянул, что ли, — недовольно сказала она. — Подкрался и напугал. Что так рано‑то?
— Отпустили на тебя посмотреть, — пошутил он. — Кое‑кто заболел, поэтому сегодня придется дежурить. Позже обещали прислать машину. Пирожок можно сжевать?
— Не перебивай аппетит. Сейчас закончу и тебя накормлю. А пирожки возьмешь на дежурство, а то зайдет Ангелина и будет меня потом пилить, чего это я тебя угощаю ее пирожками! А портрет мне еще столько же рисовать.
— Не надумала его еще продавать?
— А что ты так колотишься? У нас мало денег?
— Нет, тут другое, — сказал Алексей, взяв все‑таки с тарелки пахнущий ванилью пирожок и садясь так, чтобы его не застала врасплох хозяйка. — Во–первых, надо легализовать наши доходы, а во–вторых, я не хочу, чтобы ты днями напролет смотрела на свою несостоявшуюся любовь. И если мы его продадим местным чекистам, твою работу увидят многие, а не только мы с Ангелиной.
— Посмотрим еще что получиться, — неопределенно сказала Лида, — и захотят ли они его брать и вешать на всеобщее обозрение. Для них лучше нарисовать Железного Феликса. Ты Громаковым звонил?
