Дизель и танк - Алим Онербекович Тыналин
— И последнее, — он достал из сейфа запечатанную пробирку. — Это экспериментальный состав. По моим расчетам, он должен увеличить прочность стали еще на тридцать процентов. Мы с Николаусом как раз собирались…
В этот момент из дальнего угла лаборатории раздалось шипение — какой-то раствор начал выкипать.
— Ой! — Вороножский метнулся к плите. — Простите, нужно спасать эксперимент!
Я направился к выходу, провожаемый его бормотанием и звоном химической посуды. Что ж, несмотря на все чудачества, Вороножский был настоящим гением. А его «Николаус», похоже, действительно приносил удачу в экспериментах.
Уже в дверях я обернулся:
— Борис Ильич, подготовьте, пожалуйста, подробный отчет по новой технологии. И образцы для испытаний.
— Конечно-конечно! — донеслось из глубины лаборатории. — Мы с Николаусом уже работаем над этим!
Впрочем, не все шло так гладко.
Вечером, когда я разбирал чертежи в кабинете, дверь распахнулась. На пороге стоял Звонарев, его обычно спокойное лицо выражало тревогу.
— Леонид Иванович… У нас проблема, — он положил на стол папку с результатами испытаний. — Серьезная проблема.
Я раскрыл документы. График испытаний двигателя показывал резкое падение мощности после пятого часа работы.
— Температура в камере сгорания превышает все допустимые пределы, — Звонарев нервно поправил очки. — Система охлаждения не справляется. А самое страшное, что появились микротрещины в головке блока. При такой нагрузке мотор просто развалится.
В кабинет вошла Варвара, следом появился Руднев. Их лица были непривычно серьезными.
— Я перепроверила расчеты, — Варвара разложила на столе графики. — При форсировании мощности тепловыделение растет не линейно, а по экспоненте. Нужно полностью менять конструкцию системы охлаждения.
— А прецизионные детали не выдерживают таких температур, — добавил Руднев, нервно теребя пуговицу на своем лиловом сюртуке. — Даже с учетом всех допусков и специальной обработки.
Я внимательно изучал данные. Ситуация действительно складывалась серьезная. Без решения проблемы перегрева нечего было и думать о создании танкового двигателя.
— Что говорит Вороножский? — спросил я.
— Он заперся в лаборатории с «Николаусом», — Звонарев слабо улыбнулся. — Говорит, что близок к прорыву в области термостойких сплавов.
Я посмотрел на часы.
— Собирайте всех в конференц-зале, — распорядился я. — Через час. Будем думать, как выходить из положения.
Нас ждала долгая ночь мозгового штурма.
Глава 26
Первый прототип
В конференц-зале заводоуправления собралась вся команда. Усталые лица выражали напряжение — все понимали серьезность ситуации. Варвара нервно постукивала карандашом по чертежам, Руднев протирал очки в медной оправе, Звонарев хмуро разглядывал графики испытаний.
— Итак, — я оглядел собравшихся. — У нас критическая ситуация с перегревом двигателя. Давайте по порядку — что мы уже пробовали?
— Увеличили площадь радиаторов на сорок процентов, — начала Варвара. — Не помогло.
— Изменили геометрию каналов охлаждения, — добавил Звонарев. — Тоже без существенного эффекта.
— Применили специальную термообработку деталей, — Руднев поморщился. — Но при таких температурах даже это не спасает.
Вороножский, прибежавший последним, теребил в руках какую-то пробирку:
— Николаус предлагает добавить в охлаждающую жидкость…
— Подождите, — перебил я. — Давайте попробуем другой подход. Сейчас каждый записывает любые идеи, самые безумные, без критики и обсуждения. Через пятнадцать минут зачитываем.
— Но это же несерьезно… — начал было Руднев.
— Никакой критики, — твердо сказал я. — Записывайте все, что приходит в голову.
Пятнадцать минут в зале стояла тишина, нарушаемая только скрипом карандашей. Даже Вороножский сосредоточенно что-то строчил, изредка шепотом советуясь с пробиркой.
— Время, — объявил я. — Начинаем по кругу. Варвара?
— Сделать двойной контур охлаждения… Применить форсуночное охлаждение поршней… Использовать оребрение блока по принципу авиационных двигателей…
— Отлично. Звонарев?
— Создать систему принудительной циркуляции масла… Добавить термосифонный эффект… Сделать регулируемые жалюзи радиатора…
Идеи сыпались одна за другой. Некоторые казались абсурдными, другие — слишком сложными. Но я требовал зачитывать все.
Вдруг Варвара выпрямилась:
— Подождите! Звонарев, повторите про термосифонный эффект?
— Ну, использовать разницу плотностей нагретой и охлажденной жидкости…
— А если совместить это с форсуночным охлаждением поршней? — Варвара быстро набрасывала схему. — И добавить двойной контур?
— И применить оребрение! — подхватил Руднев. — Тогда тепловой поток пойдет по-другому.
— А Николаус подскажет состав охлаждающей жидкости! — возбужденно вставил Вороножский.
Я наблюдал, как на глазах рождается решение. Варвара чертила общую схему, Звонарев делал расчеты, Руднев прикидывал допуски, Вороножский бормотал что-то про присадки.
— Вот здесь ставим дополнительный насос, — Варвара обвела деталь на чертеже. — Создаем избыточное давление в системе.
— А я могу сделать каналы переменного сечения, — Руднев пододвинул свои расчеты. — Это улучшит циркуляцию.
— И если добавить вот этот катализатор… — Вороножский потряс пробиркой.
Через два часа на столе лежал эскиз принципиально новой системы охлаждения. Двойной контур с форсуночным охлаждением поршней, термосифонный эффект, регулируемые жалюзи, специальная жидкость с присадками.
— Теоретически это должно сработать, — Звонарев закончил расчеты. — Теплоотвод увеличится минимум в два раза.
— Завтра начинаем делать прототип, — я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. — Всем спасибо. Отдыхайте.
Когда все разошлись, я еще раз просмотрел чертежи. Решение родилось из комбинации казавшихся поначалу несовместимыми идей.
Я успел поспать совсем немного, урывками. Когда пришел на работу, Светлицкая сделала мне кофе, заметив, что я совсем осунулся и устал в последнее время.
Я отправился в обход и почти сразу столкнулся со Звягой.
После возглавления комиссии наш парторг появлялся в цехах все чаще. Его хромающая фигура в неизменной кожанке мелькала то тут, то там, вызывая легкое напряжение у рабочих.
— Товарищ Краснов! — он возник в дверях моего кабинета, потрясая какими-то бумагами. — Почему в третьем цехе расход смазочных материалов превышает нормативы на двенадцать процентов?
Я внутренне усмехнулся. После создания комиссии Звяга с головой погрузился в проверки всего, до чего мог дотянуться.
— Присаживайтесь, Прокоп Силантьевич. Чай? — я достал из сейфа припасенную пачку грузинского.
— Некогда чаи гонять! — отрезал он, но в кресло опустился. — Вот, смотрите…
Я терпеливо выслушал его доклад о нарушениях, попутно отметив, что его проверки никогда не касались действительно важных участков производства. Наживка сработала идеально. Звяга увлекся наведением порядка в общих цехах, даже не подозревая о существовании секретных работ.
—
