Зауряд-врач - Анатолий Федорович Дроздов
— А кто будет оперировать? — спросил немолодой зауряд-врач с аккуратной бородкой, который представился Николаем Семеновичем Загоруйко. — Мы этого не умеем.
— Я хирург. Еще двое прибудут на днях. Остальных будем учить.
— Не поздно? — засомневался Загоруйко. — Я, знаете ли, акушер.
— Кесарево сечение делать приходилось?
— Иногда.
— Значит, ланцет в руках держать умеете.
— Одно дело родовспоможение, другое — проникающее ранение грудной клетки.
— Торакальными займусь я, как и абдоминальными. А вот почистить рану в мягких тканях, провести ампутацию по силам любому.
Врачи недовольно загудели. Я поднял руку, шум утих.
— В лазарете, где я служил, это с успехом делал дантист. Не беспокойтесь, я покажу и научу. На первых порах буду стоять рядом и подсказывать. Знаете поговорку: «Глаза боятся, а руки делают»? Понимаю ваши опасения: по неопытности можно навредить. Но куда хуже отправлять солдат в тыл с необработанными ранами. Нагноения и гангрена убьют их с большей вероятностью, чем наши ошибки, хотя мы постараемся их не допустить.
— У нас и инструмента-то в должном количестве нет, — сказал молодой зауряд-врач, который назвался Иваном Александровичем Красновым, бывшим ординатором уездной больницы. — Сколько просили — не присылают. Говорят: зачем вам? Все равно не оперируете.
— Я кое-что привез. Посмотрим?
Предложение понравилось. Какой врач откажется посмотреть новое оборудование, пусть даже это хирургический инструмент? В Минске меня снабдили хорошо — Загряжский с Бурденко постарались. Если б не приданный в сопровождение солдат, хрен бы я все это дотащил. Инструменты разложили на столе, и доктора некоторое время их зачарованно перебирали. Понимаю их чувства. Инструментарий лазарета производил жалкое впечатление.
— Сегодня же и опробуем! — сказал, когда все насмотрелись. — Раненые имеются?
— Днем привезли, — сообщил Иван Александрович. — С рассветом германец по окопам из пушек стрелял. На местах их перевязали. Мы сменили повязки и подготовили к отправке.
Это я уже знал. Но спросить следовало.
— Приготовьте операционную! Инструмент продезинфицировать!
Мастер-класс закончился поздним вечером. Две ампутации, одна торакальная операция, остальное — осколочные ранения мягких тканей. В лазарете у Карловича я бы справился быстро, но здесь приходилось объяснять каждое движение. Слушали внимательно. Под конец бывший акушер попросился к столу и самостоятельно вытащил осколок из плеча солдата, почистив затем рану. Краснов, которого я мысленно окрестил Ваней, довольно умело усыплял больных эфиром. Вот и будет анестезиологом. Остальные врачи пока присматривались, но по их глазам я понял, что попробуют непременно. Редкий врач откажется от возможности усовершенствовать навыки. После войны пригодятся, если доживем до ее окончания, конечно.
Отдав распоряжение об эвакуации раненых, я пригласил коллег отужинать. За столом распили выставленную мной бутылку рома и поговорили. Как я и предполагал, народ здесь оказался нормальный, можно сказать, душевный. Фронт, как река, дерьмо подымает на поверхность и уносит…
* * *
— Как вам новый начальник, Николай Семенович?
— Замечательный хирург! Даже удивительно, учитывая его возраст. Ни одного лишнего движения, каждое отточено. И как быстро работает! И это он еще не спешил, чтобы нам показать.
— Меня тоже впечатлило. Интересно, за что его к нам?
— Газеты нужно читать, Иван Александрович, а не к юбкам ездить.
— Будет вам, Николай Семенович! Сопровождать раненых на станцию — долг врача.
— То-то любите его исполнять! Знаю я эту вашу Мессалину[42]. Не одного вас благосклонностью одаривает. Смотрите, схватите люэс[43], здесь не вылечите.
— Я же врач, Николай Семенович! Меры предосторожности предпринимаю.
— Откуда у вас кондомы? Их же в Германии производят, а мы с ней воюем.
— Трофейные у солдат покупаю. И на станции можно достать американской выделки. Правда, дорогие — пять рублей за дюжину.
— Охота деньги тратить!
— А куда девать их здесь?
— Матери бы отослали, помогли старушке. Цены в тылу — вон какие!
— Высылаю с каждого жалованья. Зря ворчите, Николай Семенович!
— Это я завидую. Вам можно за юбками волочиться, а я человек женатый.
— Так что там с Довнар-Подляским?
— С репортером он связался, да еще из «Московского листка». Эта газета — противник императорской фамилии. Довнар-Подляский рассказал, как скверно организована помощь раненым в русской армии.
— Это он Америки не открыл. Всем известно.
— Но не все говорят о том вслух. Наш начальник еще цифры привел. Посчитал, что за время боев из-за скверной организации медицинской службы мы потеряли не менее корпуса солдат и офицеров. Обвинил в этом руководство Главного санитарного управления армии в лице генерал-лейтенанта Муравьева.
— Ого!
— Я как прочел, так и понял, что ему это с рук не сойдет. По-моему и вышло. На фронт сослали. Он до этого в госпитале Минска служил. А теперь представьте! Губернский город, рестораны, барышни… А его оттуда — в землянку!
— Смелый человек! Могли бы в Сибирь сослать.
— За правду? Общество этого не поняло бы. Если хотите знать, подло с ним поступили. Из Сибири можно вернуться, с фронта труднее.
— Зато чин дали и начальником назначили.
— Пуля, знаете ли, не разбирает: в чинах ты или без них. Сколько офицеров дивизия потеряла? Только полковников троих, прочих и посчитать сложно. Прилетит пуля — и нет вашего высокоблагородия. Толку из того, что к тебе так обращались? Тем более Довнар-Подляскому это не нужно. Он шляхтич древнего рода, предки на польском троне сидели.
— Неужели?
— Я тоже шляхтич, Иван Александрович, правда, не столь знатный, историю Великого княжества Литовского знаю. Довнар-Подляские в ней знатно отметились. Со временем род захирел и скатился в бедность, Валериан Витольдович — последний его представитель.
— Интересно, у него есть невеста?
— Жены точно нет, кольца не носит. У католиков это обязательно. А невеста… Мог и не обзавестись, молод еще. Годами как вы. У вас нет невесты, Иван Александрович?
— Вы же знаете!
— А вдруг завели на станции?
— Охота вам смеяться! Кого там можно завести?
— Кондомы же для кого-то приобретаете.
— Опять ваши шутки!
— Это зависть, Иван Александрович. Где мои двадцать пять лет?
— Да будет вам! Еще молодой мужчина. Операцию сегодня лихо провели. Я вот не решился.
— Успеете. Этого добра на всех хватит.
— Повезло нам с начальником, как считаете?
— Посмотрим.
— Сами же хвалили.
— Как врача и честного человека. Этого у него не отнять. А вот какой из него начальник, покажет время.
— Осторожничаете?
— Не спешу с выводами. Жизнь, знаете ли, научила.
— А мне он нравится!
— Давайте спать, Иван Александрович! Поздно…
* * *
На следующий день я велел заложить бричку, имелась у госпиталя такая, и поехал знакомиться с полковыми батюшками. По существующему в русской армии порядку они заведовали перевязочными пунктами полков и отвечали за своевременное оказание медицинской помощи раненым, а также их эвакуацию в
