Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович
На следующий день счастливчикам выдалась возможность полетать. Пока эскадра принимала топливо, истребители посменно кружили над кораблями. Макаров опять не высылал дальнюю разведку, ограничился ближним радиусом. Воздушным патрулям запретили радиопереговоры. Выход в эфир только при обнаружении не противника, а противником.
Скрытность дала свои плоды. Русские эскадры обошли английское соединение мористее. При этом русские даже не подозревали, что у них за кормой болтаются линейные крейсера и авианосцы контр-адмирала Эдвардса-Коллинза. Разведка как всегда прошляпила выход англичан в море. Немцы показали себя не лучше, они были уверены, что весь Флот Метрополии стоит в Скапа-Флоу.
Вернувшиеся с патрулирования истребители опускали в ангар. Механики заливали бензин, проверяли механизмы, записывали жалобы летчиков. Пилотов по заведенному порядку на камбузе ждали горячее какао и бутерброды.
Кирилл выбрался из кабины, спрыгнул с крыла на палубу.
— Формуляр заполнять? — первым делом поинтересовался техник.
— Не надо. Ставь все галочки.
— Прочь с полосы! — прогремел над палубой усиленный динамиками голос офицера из рубки.
На посадку заходила следующая тройка «Сапсанов». Ведущий выпустил шасси прямо за кабельтов до настила, буквально прижался к палубе и зацепился за второй трос. Визг тормозов и барабанов. Только самолет отцепили и покатили за барьер к лифту, как на посадку пошел ведомый. Второй ведомый дисциплинированно ушел на круг. Молодой летчик, из последнего пополнения. Садился четко, по инструкции, но как-то неуверенно. Рано выпустил шасси, чуть меньше чем надо сбросил скорость, при касании палубы дал крен, зацепился только за пятый трос.
Кирилл это уже не видел, он бросил парашют в ангаре и побежал на камбуз. Там его больше интересовало не какао, если честно, не любил эту гадость, а ведущий. Прапорщика Нирода он нашел за столиком у иллюминатора. Ведущий уминал за обе щеки бутерброды с ветчиной и сыром, прихлебывая какао из полулитровой дымящейся кружки.
— Присаживайся, угощайся, — прапорщик радушно махнул рукой и толкнул к летчику тарелку.
— Ваше благородие, разрешите….
— Садись, давай. Говори. Ешь и говори. Чую, нам сегодня еще один вылет дадут.
— Арсений, слушай, мы на учениях прекрасно летали тройками. Нам с училища вбивали, один атакует, двое прикрывают.
— Ну?
— Помнишь последний налет на Нарвик? Ты крутишь вправо, я не успеваю отвернуть и ухожу на вертикаль. Дима отстает на четыре кабельтова, а потом встает справа от тебя. Ты крутишь бочку, и он чуть тебе стабилизатор не сносит. На меня наваливается «Спитфайр». Пытаюсь уйти с разворотом и чуть в Димку не влетаю. А ты уже сзади нас, сам англичанину на хвост садишься. Матерь Божья! Как бараны в загоне топтались.
— Что предлагаешь? С вас обоих шкурку снимать? Или с нас троих разом? Свалить в береговой полк учиться строем ходить?
— Да бесполезно. Ты сам-то нас обоих в бою чувствуешь? На других посмотри. Или летаем медленно, по линеечке, как гуси на прицеле, или деремся дерзко, но ведомые после второго маневра по всему горизонту разбредаются.
— Бесполезно говоришь? — прапорщик прищурился. — Что тогда предлагаешь?
Разговоры за соседними столами стихли, летчики прислушивались к животрепещущему спору.
— Хочу парами летать. Одному проще за ведущим удержаться. Маневр жестче будет. Не надо бояться столкновений.
— Хорошо. А атаковать как? Вдвоем на троих?
— Тоже легче. Говорю же, маневром возьмем. Пока ведомые держатся за поводок как за титьку, по сторонам не смотрят, вдвоем их расчехвостим, как куропаток.
— Знаешь, Кирилл Алексеевич, я тоже об этом думал. Наставления писались для бипланов десять лет назад. Тогда скорости другие были. Сейчас «Сапсан» почти до шестисот на высоте тянет. Рули чуть тронешь, и на два кабельтова сразу уходишь, — Арсений Нирод, как и все морские летчики, непринужденно переходил от метрических к морским мерам и обратно.
— К комэску вместе пойдем? — Никифоров решил «дожимать» прапорщика до конца. Если действовать, то сразу, пока не забылось, не отложилось, пока другие дела не нашлись.
— Пойдем. Только был я у него. Знаешь, Владимир Сергеевич согласен. Сам со своими ведомыми мучается. И не он один. Вон, обернись!
— Так в чем дело? — вопрос повис в воздухе. Вокруг столика собралась половина эскадрильи.
— Рапорт надо писать с умом. Ты понимаешь, я понимаю, штабс-капитан Оффенберг понимает, а уже Черепову и в бригаду надо полную выкладку дать. Наше понимание к рапорту не пришьешь. Давай думать. Ты же в реальном учился? Складно писать умеешь?
— Ну, да.
— Я тоже, только до сих пор буквы за слоги цепляются, о запятые спотыкаются. Даже раппорты как школьник с трудом вымучиваю. Отец учил, да не выучил.
— Может, всю эскадрилью соберем?
— Была не была! Пошли к машинам, — Нирод поднялся из-за стола.
За Кириллом и Арсением потянулись другие. Два обкусанных бутерброда так и остались на тарелке.
Уже через четверть часа эскадрилья собралась в ангаре. По старшинству обсуждение взял на себя поручик Сафонов. Борис Феоктистович еще раз жестко прошелся с разбором последних боев и предложил высказываться. Спорили долго, основательно. На развороте тетради рисовали эволюции, построения. Идею отказа от троек поддержали не все. Их энергично убеждали. Главный камень преткновения — ослабление звена. Как ни как, а шесть полудюймовых «берез» и шесть трехлинейных «туляков» больше, чем четыре и четыре.
— Тогда давайте летать четверками, еще больше пулеметов, — рубанул Нирод.
— Давай! Только по две пары вместе, — ухватился Кирилл.
— Попробовать надо. Оффенберг вылет выбьет?
— А что пробовать? Мы уже в Романове так летали. Над берегом отрабатывали.
— Немцы давно парами работают, не хуже нашего получается.
— Кирилл, пиши, — Сафонов пихнул летчика в бок.
Проект рапорта переписывали три раза. Только затем опять всей эскадрильей пошли к командиру. К чести Оффенберга, суть он ухватил сразу, сам мучился с ведомыми. В каюте Владимира Сергеевича опять все переписали начисто, аккуратно нарисовали схемы, планы перестроений. Борис Сафонов добавил проект новой штатки эскадрильи на три четверки и отдельно заместителя комэска. Оптимизация оптимизацией, а вылетает один командир звена, сразу надо думать куда офицера пристраивать, что его не увели. Подписались всей эскадрильей. Вместе гурьбой направились к начальнику авиаотряда.
— Молодцы, — изрек Черепов, выслушав коллективный доклад и пробежавшись по рапорту.
Почесав в затылке, подполковник пообещал подумать. Нет, не что делать с прожектом, а как донести его до начальства. От себя предложил уже в грядущих боях не бояться ломать тройки.
— Нас почти к Исландии вынесло, — пояснил Константин Александрович, — без крепкой драки точно не обойдется.
— Тогда давайте сразу на пары разбиваться. Еще ведущие нужны.
— Нет времени двойки слаживать. Эх, бить не строить, боюсь наломаем дров. У меня кроме вас еще две эскадрильи. Смешаем построения без тренировки, таких дров наломаем, и сами погибнем, и авианосец без нас утопят.
Как вернемся в порт, всех отправлю на береговые аэродромы и выпишу бензин. По два-три вылета на каждого, там посмотрим, что лучше работает тройка, или пара. А пока без необходимости строй не ломаем. Усекли?
При этих словах командира авиаотряда Кирилл грустно усмехнулся — неистребима наша бюрократия. Казалось бы, война идет, а на каждый учебный вылет надо гору бумаги исписать, приказы подготовить, бензин и летное время выделить.
— Господин полковник, а когда на все машины поставят рации? — поручик Сафонов пользуясь случаем задал давно наболевший вопрос.
— Я каждый день спрашиваю, — тихо ответствовал Черепов. — Обещают, все новые машины скоро пойдут с рациями.
— А старые? У нас же половина истребителей «молчуны», только с приемниками. Как воевать без связи?
