Сергей Арбенин - Дети погибели
С другой стороны, уже несколько лет состоя в близких отношениях с семьёй цесаревича, Победоносцев не мог не знать все тайны Аничкова дворца.
Фёдор Михайлович, глубоко задумавшись, шагал по мостовой, не замечая, что ему уступают дорогу. Это было странно: обычно дорогу встречным прохожим уступал он сам. Так и шёл нервной, подрагивающей походкой, заранее уклоняясь в сторону при виде встречного прохожего.
Скверная каторжная привычка. Но – въелась в плоть и кровь…
Так значит, вот где нужно поискать ответ: у Константина Петровича Победоносцева!
Боже мой, что творится! Какие двуличные, готовые на любой безнравственный поступок, люди! Какие воистину фантастические времена!..
* * *Дрентельн стремительно вошёл в кабинет Комарова. Тот вскочил, одёрнул мундир:
– Ваше высокопревосходительство?..
– Не надо «превосходительств», – отмахнулся Дрентельн. – Я всего лишь проезжал мимо, решил заглянуть. Садитесь. Да и я вместе с вами…
Дрентельн тяжеловато опустился в кресло у стола. Комаров тоже сел.
– Вообще говоря, у меня два вопроса, – сказал Дрентельн. – Первый – наиболее деликатный. О вдове генерала Макова…
Он поднял на Комарова глаза, побарабанил пухлыми пальцами по столешнице, слегка сдвинув бумаги.
– Константин Петрович намекнул мне, а я передал вам, что госпожа Макова может сыграть роль «случайного элемента»…
– Я помню, – отозвался Комаров. – И действовал в духе ваших указаний. Не далее как неделю назад один из лучших наших агентов пытался подкараулить Макову на кладбище Новодевичьего монастыря.
Дрентельн снова побарабанил пальцами.
– Ну, и?..
Комаров слегка замялся.
– Видите ли, Александр Романович… Инсценировать самоубийство Макова, даже на глазах у десятков свидетелей, оказалось довольно просто. А вот с госпожой Маковой… Кладбище при монастыре совсем небольшое. Особо не развернёшься. Поднимется крик, – монахини сбегутся. К тому же Макова была на кладбище не одна.
– Вот как? С кем же?
Комаров кашлянул.
– Как это ни удивительно – с известным литератором господином Достоевским.
– A-a! – неопределённо сказал Дрентельн. – Ну-ну?
– Агент, увидев их вместе, отказался от предприятия…
Дрентельн вздохнул.
– Естественно. Не хватало нам ещё господина Достоевского живьём в пустую могилу закопать… – при этих словах Комаров слегка вздрогнул. – Шуму будет! К тому же господин Достоевский, насколько мне известно, состоит в дружбе с Константином Петровичем и с его подачи даже стал вхож в Аничков дворец… Кстати, кто он, этот ваш агент? Уж не Петруша ли Старушкин?
И Дрентельн проницательно посмотрел на Комарова.
– Он, – слегка смутившись, подтвердил Комаров.
– Однако, скажу я вам, это не лучший выбор. Ваш Петруша, насколько я знаю, просто зверь.
Комаров молчал.
– Нет, не лучший, не лучший выбор, – повторил Дрентельн.
После паузы Комаров спросил:
– Какие же будут указания?
Дрентельн побарабанил пальцами, покрутил мраморное пресс-папье.
– Думаю, что Константин Петрович преувеличивает опасность. Маков практически не общался с женой, – об этом знает весь свет. Так что в этом деле нас интересует не столько сама вдова, сколько секреты, которые хранятся в личном домашнем архиве Льва Саввича.
Дрентельн замолчал, задумавшись.
– Мне кажется, следует поступить иначе: заставить Макову переехать из квартиры. Ну, хоть в Ораниенбаум. Пусть снимет или купит там домик…
– Увы, но у неё нет средств. Вся в долгах, – криво улыбнулся Комаров. – Мы уже действовали с этой стороны, посылали своих людей, из известных магазинов, в которых Макова могла задолжать. Она, естественно, не помнит в точности, кому и сколько должна. Хотя счета ей приходили регулярно, но оплачивал их Лев Саввич. И, по словам горничной Ядвиги, которую Макова рассчитала на другой день после похорон, хозяйка даже вела записи своих долгов. Однако какие из них оплачены, а какие ещё нет, ей доподлинно неизвестно.
– Так. И что же?
– Пока ничего… Дело в том, что Петруша её сильно напугал на кладбище, и она расшиблась, упав. Господин Достоевский увёз её домой на извозчике, затем приглашал доктора Кошлакова… И всю последнюю неделю Макова никого, кроме Достоевского и Кошлакова, не принимала, и сама никуда не выходила.
– Кошлакова? – переспросил Дрентельн. – Знаменательная случайность. Если это, конечно, случайность. Не находите?
Комаров снова прочистил горло.
– Кошлаков – личный врач семьи Достоевских. Так что тут ничего удивительного я не нахожу.
– Ну-ну, – процедил Дрентельн.
И снова задумался.
– Вот что, – наконец сказал он. – Нужно во что бы то ни стало выкурить Макову из её норы. Пусть распродаст всё, что можно. Сейф господина Макова надо опечатать: попросите Палена, Фриша, Фукса, или кого вам будет угодно, составить официальную комиссию. Маковой нечего будет возразить, если ей скажут, что речь идёт о сверхсекретных государственных бумагах. Она, я думаю, поймёт, что в такие дела ей лучше не соваться… – Дрентельн усмехнулся. – Особенно после случая на кладбище… И – продолжать давить на неё с помощью кредиторов и домохозяйки… Как бишь её?
– Генеральша Зуева, – подсказал Комаров.
– Вот-вот. Надо намекнуть этой генеральше Зуевой, через независимых лиц, что Макова разорена и оплачивать квартиру не в состоянии.
– Уже сделано, – подхватил Комаров. – Повторим ещё раз.
– Ну, вот и повторяйте. Покуда Макова не съедет, а личные бумаги Льва Саввича целиком не перейдут в наши руки.
Комаров что-то быстро записал, взглянул на Дрентельна.
– А может быть, поступить ещё проще? – сказал он. – Пусть комиссия прибудет с ордером на обыск и жандармами. Тут уж Маковой трудно будет отвертеться. Можно и сейф вскрыть: у нас есть такие умельцы.
Дрентельн подумал:
– Верно. Значит, действуйте. Я, со своей стороны, переговорю с Фришем и Тизенгаузеном.
Он уже хотел подняться, но Комаров спросил:
– А второй вопрос, Александр Романович?
– Ах да! Второй вопрос… Вы уже допросили городового Кадило?
– Того самого, которого Маков неоднократно вызывал в министерство? – уточнил Комаров.
– Точнее сказать, – с некоторой злобой проговорил Дрентельн, – того самого идиота, который упустил террориста Мирского.
– Честно говоря… – начал Комаров, но Дрентельн перебил его.
– Понятно. Недосуг… А зря: ведь Маков не только несколько раз беседовал с этим Кадило с глазу на глаз, но даже подвёз его однажды до дома на Васильевском. Причём было это сразу же после убийства господина Филиппова.
Комаров понял, какую оплошность он допустил.
– Да, действительно, всё это наводит на размышления, – заметил он. – Прошу меня извинить, Александр Романович. Мне раньше не приходило в голову связать эту действительно странную поездку на Васильевский со смертью Филиппова.
– Ну, ещё бы… – недовольно буркнул Дрентельн. – Вы всё со своими Старушкиными носитесь. Вот уж нашли себе компанию!
Комаров слегка побледнел.
– Простите? – тон его стал почти ледяным.
Дрентельн поднялся. И ядовито сказал:
– Я вам не пономарь, прощения у меня просить не надо. Займитесь этим городовым Кадило, и немедленно. Пока его секретная полиция не взяла в оборот… – Он подумал секунду и поправился: – Если ещё не взяла…
Повернулся и вышел так же стремительно, как и вошёл.
* * *Городового Кадило Комаров вызвал сразу же после того, как Дрентельн уехал.
Перед Александром Владимировичем предстал высокий, склонный к полноте румяный парень с глазами навыкат. Можно было бы легко принять его за деревенского увальня, лишь недавно приехавшего в Питер из деревни. Но послужной список Кадило говорил об обратном: в полиции служит не первый год, в околотке на хорошем счету.
Остановившись посреди кабинета, заученно выпятив грудь, и ещё больше выпучив глаза, Кадило доложился.
Комаров глядел на него серьёзно и молча.
– Прибыл – и хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Можешь сесть.
Кадило сорвал с головы фуражку, присел.
– Ну, рассказывай, – сказал Комаров.
– О чём прикажете? – подался вперёд Кадило.
Комаров стал ещё серьёзнее.
– Ну, не о чухонке же своей! Рассказывай, зачем тебя министр несколько раз вызывал. Бывший министр, генерал Маков, царство ему небесное…
Кадило с готовностью перекрестился.
– Зачем вызывали-с? Так всё по тому же делу: как я террориста упустил, который на генерала Дрентельна покуситься изволил… То есть, посмел…
Комаров пристально поглядел в чистые голубые глаза городового.
– И о чём же Маков тебя спрашивал?
Кадило поднял глаза к потолку, словно вспоминая.
– О жеребце, помнится, на котором покушенец прискакал. Ещё о том, сколько я в полиции служу, и почему не сумел покушенца от барина на прогулке отличить.
