Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин
Пяти минут мне хватило для ознакомления. Я положил газету на край стола, рядом с собой, в надежде прихватить её на память, там была фотография со мной и моими бойцами у машины в лесу.
Взглянув на хозяина кабинета, я сказал:
– Претензий к корреспонденту у меня нет. Всё, о чём мы говорили, верно написал, даже без ошибок, ни слова не соврал.
– И то, что у Советского Союза армии нет?
– Она была в двадцатых. В тридцатых её с трудом, но тоже можно было так назвать. Сейчас армии нет. Есть сброд, одетый в военную форму, но во что его ни обряжай, сбродом он и останется. Они умеют красиво маршировать и говорить лозунгами – это всё, чему их обучали. Вон позорно продутая Финская под командованием безграмотных генералов чего стоит. Хотя генералов я зря ругаю, у них опыта нет, а вот у маршала…
– Хватит! – Сталин хлопнул по столешнице, встал со стула и начал прохаживаться по кабинету. – Вы говорили, что если бы вы были генералом, то всех немцев побили бы. Это так?
– Конечно.
– Вот что. Дам я вам генерала. И поглядим, как вы их побьёте.
– Да я не против. Но это серьёзная задача, поэтому у меня тоже есть условие.
– Вот как, условия ставите?
– Они необременительны.
– Говорите.
– После победы, нашей с вами победы, когда Германия капитулирует, я прошу отправить меня в отставку в тот же день.
Несколько секунд Сталин пристально смотрел на меня, после чего сказал:
– Меня устраивает ваше условие. Теперь послушайте меня. Я хотел дать вам дивизию, которую сейчас формируют из ополчения, но передумал. Получите полк.
– Товарищ Сталин, вы думали, я на передовой воевать буду? Нет, конечно. Мои бойцы и командиры, около миллиона, сейчас сидят у немцев в лагерях для военнопленных, вот я и буду их освобождать, формировать подразделения за счёт пунктов сбора трофейного советского вооружения и громить немецкие тылы, уничтожая гарнизоны, склады и прерывая поставки на фронт. Я там армию сформирую. Разрешите сформировать армию?
– Договорились. Бумаги и приказы вам выдадут. Приказ о присвоении вам звания генерал-майора автобронетанковых войск получите чуть позже. Даю вам двое суток на подготовку.
После этого мне указали на дверь, и я покинул кабинет. Сопровождающий повёл меня к выходу.
Любопытно ситуация повернулась. Вот уже чего я точно не ожидал. Похоже, Сталин такое странное решение принял прямо там, в кабинете, во время разговора со мной.
Меня отвезли в ведомственную гостиницу автобронетанкового управления. При заселении я попросил дежурного по гостинице найти адрес нужного мне корреспондента, если он тут проживает, конечно. Пообщаться хочу.
Он и нашёл, но другого. Я шёл из душевой и у двери своего номера увидел политработника, который как раз поднял руку и постучал в дверь. Значит, не сосед. Номер у меня на четыре койки, но три были свободными.
– Вы ко мне? – спросил я, подходя.
Политработник был в звании батальонного комиссара. Он полуобернулся, и в его глазах я увидел узнавание. Наверное, видел меня в газетах.
– Товарищ Сергеев. Вы-то мне и нужны.
– Я много кому нужен. Заходите.
Толкнув дверь, которая была не заперта, я прошёл в номер. После душа я был в халате, не местном, из моих личных запасов. Койку я уже занял, но отметил её только вещмешком, который бросил на одеяло.
– Товарищ Сергеев, я из отдела просвещения и радиовещания, Огафов Леонид Петрович. Товарищ Вилкомир, помимо того что является штатным военным корреспондентом, также работает и на нас. Он ищет музыкальные таланты, и уже несколько таких одарённых людей исполнили у нас свои песни. Гражданам понравилось, были повторы. О вас товарищ Вилкомир писал в самом восторженном тоне. Вы военный, фронтовик, и нашим гражданам будет интересно послушать, что поют на передовой.
– Мне-то это зачем? – спросил я, повесив полотенце и сев на койку.
– Ну, вы же военный. Не хотите прославиться?
– Да не особо.
– Хм… Может, сами что предложите?
Вопрос заставил меня задуматься. И сразу появилась одна идея, которую я и озвучил:
– Знаете, есть у меня желание. Товарищ Вилкомир написал обо мне статью, товарищ Сталин мне лично её показывал, но на руках у меня её нет. Достанете копии? Газета «Красная Звезда». Одна газета – одна песня. Десять газет хочу. Больше десяти песен всё равно исполнить не смогу: горло пока плохо тренировано, связки слабые, хрипеть начну, а фальшивить не хочу.
– Договорились.
– Да, договорились… Подождите. Ладно, я согласен исполнить свои песни, сегодня, потому как скоро отбываю на фронт. Но как идти? У меня кроме халата ничего нет: форму и нательное бельё я только что, перед тем как идти в душ, отдал в стирку.
– Время пока есть, схожу потороплю.
– Ладно, форма будет, но ведь должно быть прослушивание?
– Конечно, отдел цензуры вас прослушает и после решит, что можно исполнять, а что нет.
– А как я исполнять буду, если связки перетружу перед вашим отделом цензуры? Давайте так: пять песен перед цензурой и их же… А кому я там петь буду?
– По радио. Прямой эфир.
– Ну, пускай по радио будет. Так договорились? Но газет со статьёй всё равно нужно десять.
– Хорошо. Я сейчас всё решу и пришлю за вами машину. Шофёр Аркадий. Вас известят, чтобы вы спускались.
– Добро. Ах да, а что по инструменту?
– У нас большой выбор. У вас ведь аккордеон?
– Да.
– Есть несколько видов.
– Германские?
– Есть.
– Отлично.
Батальонный комиссар ушёл. Перед зеркалом на стене я пригладил ладонью волосы (а что, там ёжик короткий), лёг на кровать и сам не заметил, как задремал.
Глава 16. Радио, рыбалка и полёт
Разбудил меня стук дверь: принесли форму, чистую, выглаженную. Пока я крепил к ней награды, которые сам же и снял, перед тем как отдать форму в стирку, раздался новый стук. Я открыл, и горничная сообщила, что внизу меня ждёт машина. Я быстро собрался и покинул гостиницу.
Шофёр был Аркадий, я уточнил. На его старом рыдване – это был фаэтон со спущенной брезентовой крышей – мы покатили куда-то. А когда прибыли на место, меня тут же отправили на прослушивание.
Огафов тоже был тут. Он удивился, увидев меня при наградах, и, чуть смущаясь, сообщил:
– Семь газет нашли. Вам хватит?
– Ладно, давайте семь.
Проверил – то что нужно. Убрал незаметно в хранилище, память какая-никакая.
