Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин
Сегодня было девятое июля. Много времени утекло, много дел сделано. А сейчас я хотел полностью уничтожить эту моторизованную группу. Немцы рассылают их в наши тылы для дестабилизации, и ловить их непросто. У этой группы были два лёгких танка, самоходка «Арт-штурм», пушечный броневик, два бронетранспортёра и пять грузовиков. Уверен, в одном из них – батальонный миномёт и запас мин, немцы их всегда возят. Главное, выбить самое грозное оружие – оба лёгких танка и пушечный броневик. Что бы вы ни думали, самоходка на самом деле не так опасна, но она следующая.
Наконец, вся колонна тут, как раз и дозор на мотоцикле выехал из-за поворота, и я скомандовал:
– Выстрел!
Хлопнуло орудие пушки. Это вам не «тридцатьчетвёрка», тут тише, но рты всё равно открывали, привычку нарабатывали. «Двойка», которой снаряд, пробив боковую броню, попал в боеукладку, подпрыгнула и выдала мощный факел из верхних открытых люков. Рядом начала дымить вторая, а я уже бил по самоходке. Первым снарядом мне удалось пробить броню между катками, а второй поставил на самоходке крест: она загорелась. Рядом заполыхал броневик, который поразила моя вторая машина.
Пехотного прикрытия мы не имели, но мой стрелок-радист срезал мотоциклистов дозора ещё при первом выстреле и теперь бил по пехотинцам. Они покидали кузова, стараясь найти укрытия, но с этим было сложно: засада устроена грамотно.
– Осколочные, – приказал я.
Дальше работали осколочными снарядами. Я – по грузовикам и пехоте, экипаж второго – по бронетранспортёрам, которые пытались развернуться на узкой дороге и подставить под удар морду, там брони чуть больше. Я посылал снаряд за снарядом, сначала – в кузова грузовиков, потом – по обочинам, где залегли пехотинцы. Уйти на вершину или по дороге им не давали пулемёты обоих бронемашин, сбивая их с ног пулями.
Тут очнулись те, что были на грузовике ЗИС, отправили красноармейцев цепью осматривать разбитую колонну. Моя машина тоже, скинув маскировку, скатилась вниз, вторая осталась наверху, прикрывала. Тут был песок, и мы чуть не застряли, но, стронув лавину, оказались внизу и выехали на дорогу. Пушку повернули в сторону, куда укатили четыре мотоцикла, я о них помнил.
В эмке были два командира НКВД, майор и капитан, и ещё один политработник из особого отдела 42-й дивизии, я его знал. Покинув машину, я встал на дороге, у мотоцикла «Цундап».
– Мне нужен старший лейтенант Сергеев, – сказал майор.
– Сергеев – это я, – рассеяно ответил я, наблюдая, как сдаются эсэсовцы.
Значит, не всех побили, около десятка выжили, многие ранены. Это огорчало. Если бы не свидетели, всех бы кончили, но эти не поймут, я так думаю.
– Старший лейтенант Сергеев, вы арестованы.
– Майор, ты идиот? Арестовывать меня в моём подразделении? Ты серьёзно?
Подняв руку, я пошевелил ею. Дверца моего броневика тут же закрылась, он сдал назад и навёл пушку на незваных гостей. Значит, заряжающий уже перебрался на место командира. Второй броневик чуть подал вперёд, чтобы наклонить передок на склоне, а то мы находились в мёртвой для него зоне, и также направил на них бортовое вооружение.
Майор глянул на мою технику и как-то нервно сглотнул. Сняв фуражку, он вытер лоб ладонью и сказал:
– Неожиданно. Однако у меня приказ.
– Документы.
– Я проверял, порядок. Звонили из штаба фронта, подтвердили, – влез особист, но я так взглянул на него, что он невольно сделал шаг назад.
Документы действительно были в порядке, всё чётко, даже приказ на мой арест.
– И за что меня? За то, что немцев мало бью или за то, что мешаю бензин с керосином, потому что топлива постоянно не хватает?
– Наверху знают, за что. Моя задача лишь доставить.
– Полковника гонять в качестве обычного конвоира? Ой, что-то не верится.
– Лейтенант, соблюдайте субординацию.
– Вот что, майор, не отреагировать на приказ я не могу. Сейчас соберёмся и поедем к штабу сорок второй дивизии, а там как комдив решит. Вот сейчас немцев шлёпнем и поедем.
– Лейтенант, это военнопленные! – снова возмущённо взревел майор.
– Это военные электрики. Между прочим, они сотрудников НКВД и политработников в плен не берут, сразу расстреливают. Приказ у них такой.
Однако майор выполнить задуманное не дал. С пленными остались бойцы и машина, на которой они приехали. В кузов будут грузить трофеи, когда огонь затихнет, а то сейчас там патроны рвутся.
А мы двинули к штабу дивизии. По пути подобрали моего бойца, стрелка-радиста со второй бронемашины. Полтора часа добирались. В штабе к уничтоженной колонне сразу отправили две свободные машины и одного из командиров, подсчитать трофеи. Про четыре мотоцикла уже было известно, их ищут, передали информацию по ним в разные части и населённые пункты.
Комдив час висел на телефоне, но вердикт тот же: отправить меня под конвоем. Майор так и сиял самодовольством. Делать нечего, передал командование младшему лейтенанту, его выделили из командиров штаба, пусть осваивается, штаб охраняет. Ну а я в форме, той самой, в которой в поезде под бомбёжку попал, награды на груди, взял вещмешок и полез в машину комдива.
На машине мы добрались до ближайшей железнодорожной ветки, где стояли грузовые вагоны, но был один и для пассажиров. Вот на нём уже ночью мы и двинули в сторону Смоленска. С майором были лейтенант (капитан куда-то исчез) и два бойца НКВД, они и охраняли. А я спал.
Из Смоленска санитарным эшелоном мы отправились в Москву, потом – на Лубянку. И тут всё застопорилось. При моём оформлении все как-то вдруг напряглись, забегали, и уже другие сотрудники повезли меня в… Кремль. В приёмной долго ждать не пришлось, сопровождающий от охраны Кремля остался, а секретарь пригласил меня пройти в кабинет.
Сталин был не один, в кабинете присутствовал генерал Власик. Сталин глянул на меня из-под бровей – тревожный знак, – бросил вперёд газету и спросил с заметным акцентом:
– Кто дал вам право порочить честь Красной армии?
– Чтобы понять, о чём вы, мне нужно знать причину моего появления тут.
– Читайте.
Подойдя к столу, я взял газету. Эту заметку я ещё не читал. Газета была армейская, и в ней знакомый корреспондент описал всё, о чём мы
