Стальной кулак - Алим Онербекович Тыналин
— Сорок две и четыре десятых, — педантично поправил Ипатьев. — При таких условиях алюмосиликатный катализатор должен показать максимальную активность.
Я подошел к столу, где они разложили результаты вчерашних опытов. Графики зависимости октанового числа от температуры крекинга говорили о многообещающих результатах.
Островский вдруг оторвался от своих колб:
— Любопытно… При добавлении хлорида алюминия скорость реакции возрастает в несколько раз. Надо модифицировать носитель.
Он замолчал, быстро зарисовывая в блокноте какой-то сложный геометрический узор. Это была его особенность. Сначала рисовать, потом объяснять.
Ипатьев тем временем склонился над микроскопом:
— Посмотрите на структуру катализатора, — он сделал знак мне подойти. — Видите эти микропоры? Именно здесь происходит основной процесс крекинга.
В окуляр микроскопа была видна причудливая кристаллическая структура, напоминающая застывший лабиринт.
— А что если… — Островский вдруг вскочил, подбежал к установке. — Владимир Николаевич, давайте повысим температуру до двухсот градусов. Я думаю, при этих условиях можно…
— Нет, — твердо прервал его Ипатьев. — Сначала нужно проверить стабильность катализатора при текущих параметрах. Наука требует методичности.
Я посмотрел на часы — семь утра. За окном едва начинало светать, а в лаборатории уже кипела работа. Настоящая наука, без показухи и бюрократии. Именно такую обстановку я и хотел создать для Ипатьева.
Установка тихо гудела, мерно отсчитывая давление. Старый манометр четко показывал каждую десятую атмосферы. Все как пятнадцать лет назад, когда Ипатьев создавал свои первые катализаторы высокого давления.
Первые результаты появились около девяти утра. Островский, сверившись с показаниями хроматографа, вдруг издал странный звук, что-то среднее между восклицанием и свистом.
— Владимир Николаевич, взгляните! Октановое число… оно превышает все обычные параметры!
Ипатьев оторвался от манометра, быстро подошел к прибору. Его обычно невозмутимое лицо на мгновение изменилось.
— Любопытно… — он склонился над записями. — При стандартном крекинге такого результата получить невозможно. Здесь что-то другое.
Островский уже чертил новую схему в блокноте:
— Смотрите, если представить движение молекул в виде спирали… — его карандаш быстро выводил сложный узор. — Катализатор не просто ускоряет реакцию, он меняет сам механизм крекинга!
— Температуру нужно повысить, — Ипатьев снова вернулся к установке. — Градусов до двухсот десяти. И давление… — он чуть повернул регулятор, — еще пять атмосфер.
Я следил за стрелкой манометра. Старый прибор «Шеффера и Буденберга» работал безупречно, отмечая малейшие колебания давления. Сорок пять… сорок шесть… сорок семь атмосфер…
— Катализатор стабилен, — пробормотал Островский, не отрываясь от микроскопа. — Структура сохраняется даже при повышенной температуре. А эти микропоры… они словно упорядочиваются!
Ипатьев достал из ящика стола старую записную книжку в кожаном переплете:
— В шестнадцатом году мы пытались получить похожий эффект для топлива морского ведомства. Но тогда не хватило времени… — он быстро перелистывал страницы, испещренные формулами.
— Владимир Николаевич, — Островский оторвался от микроскопа, — а если добавить хлорид цинка? В сочетании с алюмосиликатным носителем.
— Нет, — Ипатьев покачал головой. — Лучше модифицировать поверхность катализатора. Помните мои ранние опыты с платиной?
Установка продолжала мерно гудеть. За окном уже совсем рассвело, осеннее солнце пробивалось сквозь легкий туман. День обещал быть продуктивным.
Внезапно хроматограф выдал новые результаты. Островский, взглянув на ленту, замер:
— Невероятно… Октановое число поднялось до восьмидесяти! Такого качества бензина у нас еще не было.
Ипатьев быстро просмотрел данные:
— Более того, выход целевого продукта почти на тридцать процентов выше обычного. Этот катализатор… — он сделал паузу, — может полностью изменить технологию нефтепереработки.
Я понимал, что являюсь свидетелем переломного момента. Теперь Ипатьев уже не сможет оставить эту работу. Настоящий ученый никогда не бросит многообещающее исследование на полпути. А уж в том, что Ипатьев настоящий ученый, никто не сомневался.
Из лаборатории я вышел около полудня, когда Ипатьев с Островским уже погрузились в новую серию экспериментов. Промозглый ветер усилился, срывая последние листья с деревьев на бульваре. До совещания в ВСНХ оставалось три часа.
В машине я еще раз просмотрел папку с документами. Графики результатов испытаний катализаторов, расчеты экономической эффективности, схема размещения будущих промыслов в Поволжье… Каждая бумага могла стать решающей в предстоящей схватке.
— К конторе, Леонид Иванович? — спросил Степан, поглядывая в зеркало заднего вида.
— Нет, сначала заедем к Величковскому.
Старый профессор ждал меня в кабинете в Промышленной академии. На столе уже лежала стопка заключений от ведущих специалистов по нефтепереработке.
— Вот, — Величковский протянул мне тонкую папку, — особенно интересное мнение профессора Губкина. Он поддерживает идею поиска нефти в Поволжье.
Я пробежал глазами документ. Авторитет Губкина мог стать серьезным козырем в предстоящем разговоре.
В конторе на Маросейке я провел последний час перед совещанием. Мышкин доложил о настроениях в ВСНХ:
— Студенцов собрал целую коалицию против проекта. Будут давить через плановый отдел.
— А военные?
— Полуэктов обещал поддержку. Но на совещании он сам присутствовать не сможет, но от военных будет наш человек, он будет на нашей стороне.
Я взглянул на часы. Пора. Предстоял непростой разговор, который мог определить судьбу всего проекта.
В зал заседаний ВСНХ я вошел за двадцать минут до начала. Тяжелые портьеры на высоких окнах приглушали свет пасмурного осеннего дня. Массивные бронзовые люстры отражались в темной полированной поверхности длинного стола карельской березы.
Участники собрания постепенно занимали места согласно негласной табели о рангах. В центре — руководство ВСНХ и представители Госплана. По правую руку — начальники главков и трестов, по левую — технические специалисты и эксперты.
Председательствовал Николай Иванович Курчинский, заместитель председателя ВСНХ плотный мужчина с круглым подбородком. Рядом с ним сидел Павел Андреевич Богданов из Госплана, нервно постукивая карандашом по графину.
На повестке дня значилось три вопроса:
1. О выполнении плана нефтедобычи в третьем квартале 1930 года.
2. О состоянии геологоразведочных работ в Эмбенском районе.
3. О перспективах развития нефтяной промышленности (мой доклад был в этом пункте).
В начале совещания с отчетом выступил начальник «Грознефти» Косиоров. Грузный мужчина с залысинами монотонно зачитывал цифры о невыполнении плана, ссылаясь на нехватку оборудования и проблемы с транспортом.
— А что с качеством нефтепродуктов? — прервал его Богданов. — У нас поступили рекламации от военных.
— Работаем над улучшением, — Косиоров промокнул платком вспотевший лоб. — Но без модернизации заводов мы не сможем повысить качество, — Косиоров развел руками. — Нужны капиталовложения.
— А почему не
