Вячеслав Шпаковский - Если бы Гитлер взял Москву
Второе письмо было еще хуже. В нем сообщалось, что его второй сын Костя, будучи отправлен в один из мордовских лагерей, как осужденный по статье за совершенное им опоздание на военный завод, попытался бежать из мест заключения и был убит стрелком охраны при совершении попытки к бегству. К письму прилагалось свидетельство о смерти и справка о совершении похорон на территории лагеря. Петр Константинович понял, что он лишился обоих своих сыновей, но внешне никак не проявил своего горя и вслед за этими двумя распечатал и прочитал третье письмо. В нем оказался пропуск в городское управление НКВД и приглашение явиться туда на следующий день в восемь утра. Приглашение было отпечатано на машинке, однако внизу была сделана приписка от руки: «О том, что мы вас к себе вызываем, никто не должен ничего знать. Постарайтесь также, чтобы вас не увидел никто из знакомых».
«Ну вот, — мелькнула в голове мысль, — приду к ним, а они меня арестуют и тоже отправят в лагерь. Хотя, с другой стороны, если бы хотели арестовать, то сделали бы это и без таких вот условностей. Видимо, это все-таки по какому-то делу. Ох, господи ты боже мой! Дусе сказать нельзя, Рите нельзя, поплакать — и то нельзя, а все из-за этой проклятой войны, будь она трижды, четырежды неладна, будь и они все прокляты с этой войной!»
Глаза его наполнились слезами, но громко плакать он не мог и, посидев вот так немного в одиночестве, пошел и лег спать.
Ворочаясь с боку на бок, он размышлял о своей несчастной судьбе, в одночасье лишившей его сразу двух сыновей. Особенно ему было жалко Костю, буквально ни за что погибшего по собственной глупости. Однако он даже представить себе не мог, что таких людей, как он, сейчас в стране очень много. Просто невообразимо много, другое дело, что об этом никто тогда не писал в газетах и не говорил по радио. Между тем поток заключенных в места лишения свободы был поистине огромным. Во второй половине 1941 года судами и военными трибуналами было осуждено 1 339 702 человека, из них 67,4 % к различным срокам лишения свободы, а в первой половине 1942 года таких было уже 139 610 человек.
* * *Утром, так ничего и не сказав домашним, Петр Константинович отправился в НКВД. По дороге его встретил сосед Иван Никитин, известный всей улице пьяница и вор, только тем и занимавшийся, что сидевший по тюрьмам за мелкие кражи.
— А наше вам с кисточкой! — глумливо улыбаясь, приветствовал тот его и запанибратски хлопнул по плечу. — Ну как, будете и теперь от истинного пролетария нос воротить, образованность свою казать. Вот придут немцы, тут же на тебя, коммуниста, люди покажут, а там и до виселицы недалеко. Прямо вот на этой березе вместе со своей дочерью и висеть будешь…
Меньше всего это следовало говорить ему, Петру Константиновичу. В молодости он трудился помощником кузнеца в паровозоремонтных мастерских, привык махать молотом, а после, уже окончив учительский институт, стал увлекаться классической борьбой, поднимал всякие тяжести и мог несколько раз перекреститься пудовой чугунной гирей.
Он тут же поднес к носу Никитина свой кулак, который был лишь немногим меньше самой этой гири, и очень спокойно, но веско сказал:
— Гляди вот! Прежде чем они до меня доберутся, я тебе всю морду так раскровеню, что тебя мама родная и та не узнает.
— Да я так, в шутку, — забормотал Иван, с ужасом глядя на приближающийся к его носу кулак величиной с приличную дыню, — шутю немного от малого ума. Ты уж прости меня по-соседски…
— Пока простил, — буркнул Петр Константинович, — а дальше видно будет… — и зашагал по улице, хлопая досками деревянных тротуаров, уложенных на землю вместо асфальта.
В управлении НКВД, куда он попал, показав пропуск, несмотря на довольно ранний час, было очень людно. Хлопали двери, по коридорам, заставленным ящиками, туда и сюда сновали какие-то люди, причем многие, как и он, одетые в гражданскую одежду, чуть ли не в каждом кабинете стрекотали пишущие машинки. Вот и в кабинете, куда его проводил дежурный, тоже сидела за столом машинистка, а перед ней расхаживал по комнате одетый в штатское человек и громко диктовал:
— В ряде рабочих поселков и сел Пензенской области отмечается резко возросшая за последнее время активность служителей культа. Монахи и священники подходят к отправляющимся на фронт, предлагают им купить иконки, крестики, различные молитвы либо же просто оделяют всем этим будущих бойцов, что не совместимо с высоким званием бойца РККА. Обычно подобные вылазки идейно чуждого противника пресекаются на местах сознательными призывниками, силами которых эти святоши задерживаются и доставляются в НКВД. Однако нельзя отрицать, что несознательные элементы среди призывников оказываются весьма падки на всю эту религиозную пропаганду. В этой связи всем партийным организациям города и области предлагается усилить антирелигиозную работу с уходящими на фронт…
— Вы Таратынов? — спросил он Петра Константиновича и сразу же предложил ему садиться. — Вот вскрылись факты усиления религиозной пропаганды, приходится принимать меры! Догадываетесь, зачем мы вас сюда пригласили?
— Да нет…
— Пригласили мы вас сюда потому, — строго сказал хозяин кабинета и тут же попросил машинистку отнести распечатанные ею бумаги, — что мы вам доверяем. В особенности это касается того, как вы вели себя в деле с вашим сыном, которого вы вместо того, чтобы пытаться где-нибудь спрятать, сами вывели представителям наших органов, после того как он первый раз сбежал из тюрьмы. Понятно, вы делали важное дело, немного недосмотрели, к тому же, видимо, верно говорят, что природа на детях, случается, отдыхает. Другой бы так себя не повел, а вы… Одним словом, мы настолько вам доверяем, что хотели бы предложить вам возглавить одну из наших подпольных организаций в этом городе, после того как сюда придут немцы. Если вы сейчас согласитесь, то разговор будет продолжен. Если нет, то… вы сможете отсюда уйти, а мы будем знать пределы вашего мужества и вашей любви к своей Родине.
— А разве нас не будут эвакуировать?
— Петр Константинович, ну какая тут может быть эвакуация, немцы уже на подходе к городу, машин нет, все составы забиты ранеными и оборудованием эвакуируемых заводов. На ваше гороно мест просто нет, у нас сотрудники горкома и обкома партии в городе остаются! Конечно, вы можете попытаться пешим порядком идти на восток, но только вот немцы как раз такие колонны беженцев и бомбят и вы можете запросто там погибнуть. А так у вас будет шанс принести пользу своей стране… В армию-то ведь вас из-за грыжи не взяли?
— Угу.
— И… как?
— Конечно, я согласен, — угрюмо буркнул Петр Константинович. — Все одно подыхать! Но только как же я тут останусь? На улице, где я живу, все знают, что я коммунист, в городе меня многие знают. Да меня немцы со всей семьей повесят на первой попавшейся березе, а донесут на меня все те же соседи, сегодня уж один с утра грозился…
— За это вы как раз не беспокойтесь, — заверил его чекист, — мы вас из партии еще успеем исключить за укрывательство сына-преступника, наказанного судом по всей строгости законов военного времени, а кроме того, подготовим и приказ о вашем аресте. Прямо вот на этой машинке его отпечатаем и в ней же и оставим — мол, так спешили убежать, что даже не все свои бумаги успели уничтожить. Делайте все, что угодно, чтобы войти к ним в доверие. Прикажут в наших красноармейцев стрелять — стреляйте, выдать понадобится кого — выдавайте рядовых, старайтесь спасать только комсостав.
Сегодня же получите все явки, пароли, крупную сумму денег. В верхней части города тоже будет действовать наша организация. Как попривыкнете — наладите с ней связь. Вы знаете ведь, что у нас под Пензой существует целая сеть подземных ходов?
— Слышал, как же, — ответил Петр Константинович, — только вроде бы там все уж давно обвалилось. Потом там в начале 20-х годов бандиты ютились, поэтому все входы в них замуровали.
— Замуровали, да не все! — усмехнулся человек в штатском. — Там, оказывается, есть даже подземный ход с улицы Красной прямо под рекой и на остров Пески, а потом еще дальше — опять под рекой и с выходом в Ахунский лес. Сейчас мы все это подземелье приводим в порядок, но если кто-то вас про него спросит, то говорите, как и сейчас сказали, что там все давно обвалилось. Есть несколько точек, где нами заложены управляемые фугасы. В нужное время потребуется их взорвать. Потом нужно будет следить за станцией и передавать нам сведения, что там делается, сколько и каких эшелонов пришло, куда и что с ними доставлено. Впрочем, наши связные вам потом все сообщат. Учтите, что в окрестностях города будет действовать несколько партизанских отрядов, так что если вы… смалодушничаете, то пеняйте на себя!
— Об этом вы могли бы и не говорить! — хмуро заметил Петр Константинович.
